Он хмурится и начинает говорить. Я опережаю его.

— Я не шалава, — холодно рычу я. Отступаю от него, рефлекторно скрещивая руки на груди и отводя взгляд. — Я не шалава.

Он ничего не говорит. Медленно перевожу на него взгляд и вижу на его лице бесстрастное выражение, когда он наклоняет голову и смотрит на меня.

— Я не…

— Ты буквально только что это сделал, — шиплю я.

Он задумчиво изучает меня.

— Мы ещё не закончили, — наконец рычит он.

— Поверь мне, закончили.

Разворачиваюсь, прохожу через конференц-зал и выхожу за дверь. В холодном гневе возвращаюсь в главный салон и плюхаюсь на сиденье рядом с Ханой. Она хмурится, вытаскивает наушники и отворачивается от того, что смотрела, чтобы с беспокойством посмотреть на меня.

— Ты в порядке?

— Да, — бормочу я. — Я…

Тут мои глаза выпучиваются, и мне приходится зажать рот рукой, чтобы не ахнуть вслух.

В спешке убежать от нахлынувших воспоминаний я умудрился вернуться сюда, а гребаные игрушки Кензо все еще были во мне.

…И они просто начали грохотать и двигаться.

Они оба.

Я ерзаю на своем сиденье, вцепившись в подлокотник одной рукой и отворачивая голову, чтобы укусить себя за тыльную сторону другой ладони.

— Господи, Анника, — выпаливает Хана. — Ты…

— Я… в порядке, — задыхаюсь я. — Просто должна…

Как раз в тот момент, когда собираюсь встать со стула и побежать в ванную, чтобы вытащить из себя эти чертовы штуки, твердая, сильная рука тяжело опускается мне на плечо.

— Полегче, жена, — ровно рычит он.

Я смотрю на него со смесью чувств «да пошёл ты» и «ты с ума сошёл», а он ухмыляется мне в лицо, наклоняется и пристегивает меня ремнём безопасности. Он прижимает его к моему животу, а я ёрзаю и сдерживаю стон.

— Капитан только что сказал мне, что мы вот-вот столкнемся с некоторой турбулентностью.

Он одаривает меня легкой улыбкой, которую вижу только я.

Лежащий мешок с…

Я резко выдыхаю, когда самолет трясет. Ухмылка Кензо становится откровенно самодовольной, когда он садится в кресло напротив меня.

Он пристегивается, когда равнина снова кренится. Затем достает телефон из кармана и холодно улыбается мне, поднимая его и многозначительно приподнимая бровь.

Ах ты, УБЛЮДОК.…

Он нажимает на экран, открывая приложение или что там еще, что управляет гребаными игрушками внутри меня. Жужжание и пульсация становятся все сильнее, когда я цепляюсь за сиденье с выражением ужаса на лице, хотя удовольствие усиливается.

Мои глаза встречаются с его, а его губы опасно изгибаются.

— Пристегнись, жена, — ухмыляется он. — При полете возможна тряска…

18

КЕНЗО

С самого начала было ясно, что мы с Анникой… разные. Противоположности.

Во всём не сходимся.

Она — хаос, а я — контроль. Она — огонь, я — лёд. Она — текучесть, я — порядок.

Но чем дольше мы вместе, тем больше вижу конкретных примеров того, что мы — противоположности.

Например, я ненавижу долгие перелёты. Даже в таком роскошном самолёте, как у Соты, чувствую себя в ловушке, как будто моя жизнь остановилась, пока остальной мир продолжает жить. Аннике, однако, кажется, что они ей нравятся, по крайней мере, этот.

Она смотрела фильмы, осматривала помещения, пила сакэ и ела суши с Сотой в обеденной зоне, а затем провела деловую встречу.

Мой любимый пример наших различий — это то, что мы считаем забавным. Например, я был рад наблюдать, как Анника извивается, прикусывает губу, вцепляется в сиденье и закрывает рот и глаза, когда я заставлял её кончить около четырёх раз с помощью игрушек на дистанционном управлении, пока она была прикована к сиденью из-за турбулентности.

Аннику, похоже, это не слишком позабавило.

Представляю, насколько меньше она бы веселилась, если бы знала, что «турбулентность» на самом деле была просто шуткой пилотов по моей просьбе, и это ещё интереснее.

В конце концов, когда мы выровнялись, Анника практически отлетела в ванную. Через десять минут она вышла оттуда разъяренная, взволнованная и очень измученная, а потом сунула мне в руки игрушки, завернутые в бумажные полотенца, и сказала, чтобы я “подавился ими, черт возьми”.

Да, она видела их не в последний раз.

Мы молча едем в машине из аэропорта через старый Киото к особняку, который я недавно купил.

До недавнего времени он принадлежал человеку, который, как я думал, убил отца.

Этот город был моим домом с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать и я приехал в Японию, чтобы открыть для себя сторону якудзы. Все знали, что я — гайдзин, которого Сота приютил, как бездомного. Но они не были в курсе, кто я на самом деле. Имею в виду, что я был наследником трона Мори.

Так я смог внедриться в Ито-кай: конкурирующую семью якудза, возглавляемую Ороти Ито и его придурковатым племянником Такато. Оба «мужчины» — я использую это слово в широком смысле — совершенно бесчестны.

Когда отец попытался покинуть мир якудза, именно Ороти напал на него и попытался захватить империю отца ещё до того, как он уехал. Это закончилось автомобильной аварией, в которой погибла жена Хидэо — мать Фуми. Я думал, что в аварии погиб и Хидео.

Только Сота знал, что я сын Хидео Мори. Между тем Орочи был глупым и тщеславным человеком. Поэтому, когда я сказал ему, что “устал от руководства Соты” и “ищу более сильного оябуна”, этот дурак купил крючок, леску и грузило и пригласил меня в свой ближний круг.

Я провёл год «под прикрытием» в Ито-кай, прежде чем в одну ночь, перерезал им глотки. Хотя именно Фуми нанесла последний удар, положивший конец их империи.

С тех пор я вышел из тени. По-прежнему беззаветно предан Соте и всегда буду таким. Но после той ночи мир якудза узнал, что Мори-кай возвращается к своей былой славе.

Я забрал все, что хотел, из руин организации Орочи: его склады, связи, его политиков, бизнес.

Также забрал его гребаный дом.

Я поворачиваюсь и с самодовольным удовлетворением наблюдаю, как Анника понимает, что наш пункт назначения — потрясающий дом, расположенный высоко на скалах с видом на озеро Бива на окраине Киото.

— Так вот где ты живешь? — шепчет она, приподнимая брови.

Особняк представляет собой смесь современной и старомодной Японии — высокие балконы, остроконечные крыши в стиле киридзума, пышные сады. Но в нем также есть стены с современными стеклянными окнами и вся современная роскошь.

Это ещё и грёбаная крепость.

Высокие стены с электрифицированным ограждением наверху окружают территорию, которую патрулируют одни из самых элитных, хорошо обученных охранников. Парадные ворота могут выдержать натиск целой армии, а камеры охватывают почти каждый квадратный сантиметр территории. И всё же вы никогда не догадаетесь, что большинство этих мер безопасности и укреплений на месте, если не будете искать их. Здесь человек никогда не чувствует себя так, будто живёт в тюрьме.

Я чертовски люблю это место. Как и мои братья и сестры, именно поэтому они тоже здесь живут.

Видит бог, он достаточно большой.

Я позволяю чувству самодовольства при виде потрясенного лица Анники закипеть во мне, когда пожимаю плечами.

— Тебе нравится?

Она наклоняет голову, не глядя на меня.

— Все… нормально, я думаю.

Я закатываю глаза.

Охранники пропускают нас через главные ворота на территорию. Дорога, ведущая от прибрежной трассы, изгибается, петляя по садам, мимо прудов с карпами кои и под огромными японскими красными кленами, пока мы не подъезжаем к самому дому.

Я выхожу из машины и улыбаюсь.

Чёрт, как же хорошо быть дома.

Хана устала после поездки и, обняв Аннику небрежно кивнув мне, направляется в то крыло дома, которое она вроде как считает своим. Мэл направляется в одну из хозяйственных построек на территории, которую он взял под опеку, а Такеши ворчит что-то о том, что «надо посмотреть, не скучали ли по нему дамы», прежде чем неторопливо отправиться в огромный гараж, где хранится коллекция автомобилей, которую я «унаследовал» от Ороти, а также несколько мотоциклов.