Облизываю губы, моё дыхание учащается.

— На твоём члене.

От этих слов я таю, а между бёдрами разливается жар. Кензо ухмыляется, на его лице появляется высокомерное и торжествующее выражение. Но он не отстраняется. Его рука не отпускает мой подбородок, крепко удерживая его.

— Хорошая девочка.

Чёрт возьми, как же хорошо.

Я и раньше была влажной.

Теперь промокла насквозь.

— Держу пари, эта маленькая киска сейчас влажная и чертовски мокрая для меня, не так ли?

Я уже дрожу; когда чувствую, как его другая рука скользит по бедру, по моей коже бегут мурашки. Его пальцы ловко проскальзывают под подол мешковатой толстовки, дразня голую кожу, пока он медленно скользит по животу.

Он наклоняется к моему уху. У меня невольно перехватывает дыхание, когда я чувствую, как его рука скользит за пояс спортивных штанов.

— Давай… Выясним.

Его теплая ладонь прижимается к моей коже, а большая рука опускается в спортивные штаны. Все тело дрожит, и я сдерживаю стон, когда его прикосновения опускаются все ниже и ниже. Медленно его толстый палец скользит по моему набухшему клитору и проникает между губ.

Мир размывается по краям, и я стону, цепляясь за столешницу позади себя. Бёдра начинают двигаться сами по себе, толкаясь вперёд, пока его палец дразняще скользит вверх и вниз по моим губам.

— Какая чертовски грязная киска.

Я стону, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, когда он внезапно погружает в меня палец. Это не три пальца, как прошлой ночью. И они далеко не такого размера, как его член.

Но это всё равно чертовски приятно.

Кензо погружает палец внутрь, поглаживая точку G, и я начинаю извиваться между ним и столешницей. Моё дыхание становится прерывистым и тяжёлым, я сжимаюсь, и мои глаза закатываются.

— Ты хочешь, чтобы я снова тебя трахнул, принцесса? — Кензо дышит мне в ухо.

Он прикусывает мочку, прежде чем его губы опускаются на шею. Там у меня всё ещё чертовски болит, но мне всё равно. Я жажду боли, когда он прикусывает, оставляя синяки поверх синяков, пока его пальцы входят и выходят из меня.

— Этого хочешь, не так ли? Ты хочешь, чтобы я раздвинул твои ноги и глубоко вошёл своим толстым членом в твою красивую розовую киску, пока ты не кончишь на меня, как жадная шлюха. Ты хочешь, чтобы я снова кончил в тебя.

Я изо всех сил цепляюсь за столешницу, и весь мой мир начинает рушиться. Чувствую, как стенки крепко сжимают его палец, а лоно сжимается, когда на меня накатывает волна.

— Хочешь, чтобы я заставил эту распутную маленькую пизду кончить, моя хорошая девочка?

Моё лицо морщится, а рот открывается, когда я готовлюсь сорваться с края.

Внезапно палец Кензо выскальзывает из меня. Он выдергивает руку из спортивных штанов, и я в замешательстве и протесте распахиваю глаза.

Что…!

Кензо холодно улыбается мне, в его глазах злорадство и самодовольство, когда он снова наклоняется к моему уху.

— Жестко. Я пасс.

Я задыхаюсь и кашляю.

— Наслаждайся синими яйцами, принцесса.

Не говоря больше ни слова, он разворачивается и выходит из кухни, оставляя меня трястись и цепляться за столешницу, а по моим бедрам стекает унизительная и теперь неприятная влага.

Придурок.

16

АННИКА

Сколько бы раз я ни приходила сюда, всегда поражаюсь абсолютной роскоши особняка Кира, когда переступаю порог. Или даже когда проезжаю мимо величественных парадных ворот, мимо охранников, которые с интересом наблюдают за тем, как я поднимаюсь по изогнутой подъездной дорожке из белого камня к массивной входной двери под портиком.

Это место поистине великолепно.

У Кира есть квартира на Манхэттене, но уже много лет он живёт в этом доме в Бронксе. Это старый особняк, который когда-то принадлежал Вандербильтам — да, тем самым Вандербильтам! — в эпоху Золотого века. Внутри всё блестит золотом, белым и розовым мрамором, а высокие сводчатые потолки украшены бесценными произведениями искусства импрессионистов и модерна.

Территория вокруг дома также великолепна: розы, фонтаны и идеально ухоженные живые изгороди. Есть даже подземный гараж, достаточно просторный для обширной коллекции классических автомобилей Кира — и Дамиана.

Помню, как сначала была почти ошеломлена этим богатством. Хотя мы с Тейлор и выросли в достатке — в Сербии, в особняке побольше этого, с обширной сказочной территорией — в поместье Кира есть что-то особенное, что придаёт ему изюминку.

Возможно, дело в том, что это лишь один из семи домов, которыми он владеет, и все они одинаково захватывают дух.

Долгое время, когда я была сама по себе, такие деньги не делали меня могущественной — они просто делали меня заметной. Я также приравнивала богатство к плохому характеру. Люди, с которыми сталкивалась, обладавшие такими деньгами, почти всегда были невыносимыми, высокомерными и грубыми.

Однако Кир изменил мои представления, когда из человека, с которым я просто вела бизнес, он превратился в члена моей семьи. Потому что он действительно особенный. Пришел из ниоткуда, терпел лишения, сражался и едва не погиб на улицах, а затем создал империю с нуля. Сейчас он миллиардер, глава одной из самых могущественных семей Братвы на планете, и даже занимает место за «Железным столом».

В нем нет высокомерия или неприятных черт характера. Только стальная решимость и непоколебимая сила.

И ладно, немного насилия. Вот тебе и Братва.

Я нахожу его в кабинете, расхаживающим по комнате с хмурым выражением лица и телефоном, прижатым к уху. Он замечает меня, но не улыбается, лишь бросает взгляд и поднимает палец вверх, прежде чем развернуться и рявкнуть в телефон по-русски.

Раньше мне казалось странным, что Кир никогда не был женат и даже не встречался с кем-либо. Какое-то время мы с Фрейей лелеяли любимую теорию о том, что он был геем, но держал это в секрете, потому что решил, что наличие парня не подходит ему как главе крупной семьи Братвы. Это глупая идея, но кто знает.

Однако со временем мы отказались от этой теории. Дело не в том, что Кир предпочитает компанию мужчин. Он только что женился на своей империи.

Мужчине чуть за сорок, у него телосложение профессионального спортсмена, выглядит в двое моложе своих лет, с возмутительно приятной внешность, густой шевелюрой и пронзительными голубыми глазами.

И, по-настоящему, парню нужна женская компания в его жизни, помимо Фреи и меня. Нравится, такого рода женская компания.

Я жду, пока он закончит дразнить кого-то ещё по-русски. Закончив разговор, он вытягивает шею и хрустит костяшками пальцев, прежде чем снова повернуться ко мне.

— Ты, — ворчит он, в стиле «Твоя очередь получать взбучку».

Я хмурюсь.

— Что? Я хотела поговорить с тобой об этой безумной идее, что я переезжаю в гребаную Японию.

— Сядь.

Что за ерунда? Кир никогда так ко мне не обращается и не командует мной.

— Прошу прощения?

Его голубые глаза как у Пола Ньюмана опасно поблескивают.

— Я сказал, сядь, Анника.

Мои брови хмурятся ещё глубже. Есть что-то в этом тоне — по крайней мере, в том, что этот тон используется по отношению ко мне, — что нервирует.

Я подхожу и сажусь на один из диванов возле большого камина из чёрного мрамора, встроенного в книжные полки в его кабинете.

Кир остаётся стоять, прислоняясь к каминной полке и скрещивая руки на широкой груди.

— Что происходит?

— Ты связалась с Ульканом Гакафери?

О, черт бы меня побрал!

Я прочищаю горло.

— Что? Нет…

— Черт возьми, Анника, — шипит Кир. — Не лги мне в лицо.

Я морщусь, мои плечи опускаются.

— Кто тебе сказал?

— Ты, только что, — выплевывает он.

Твою мать.

— Но у меня было предчувствие еще до того, как ты его подтвердила.

Я стискиваю зубы и отворачиваюсь.

— Предчувствие, или Айзек покопался в моих личных делах?

Кир фыркает.

— В ту секунду, когда вы с Фрейей решили работать с этим психопатом, вы, черт возьми, сделали это и моим делом. — Он бросает на меня уничтожающий взгляд и тычет пальцем в мою сторону. — Ты занималась ним той ночью у Соты, не так ли?