— Как ты это делаешь? — восхитилась я. — Я ведь тоже видела, как выглядит комната, но теперь могу припомнить только камин, диван и окна. Пожалуй, ещё стол.

Сэм раздулся от гордости, но виду не подал.

— Да чего там, — сказал он. — Подумаешь, великое дело.

Мы решили, что шпионить за графом отправится именно он, как самый незаметный.

— Вот тут, у двери, есть место, — сказал Персиваль, разглядывая план, и указал пальцем на вход в спальню. — Или за дверью. По обстоятельствам решишь.

Сэм кивнул. На всякий случай я дала ему карманное зеркальце — не помешает, мало ли откуда придётся смотреть. Оставалось только продумать маскировку. Напольная ваза из Ригерина показалась нам хорошим вариантом, тем более что и здесь, в нашей комнате, стояла одна такая.

— Будь я графом, я бы толком не помнил, сколько у меня этих ваз, — сказал Персиваль. — Одной больше, одной меньше…

Иллюзию предпочтительнее было создавать на светлой основе, так что мы взяли простыню с кровати (при этом обнаружив на ней мышиный помёт). Я стала смотреть на кровать с куда меньшим восторгом. Сэм мужественно накрылся простынёй и провертел карандашом дырки для глаз, а потом, приложив небольшое усилие, с треском сделал ещё дыру — для руки, если придётся смотреть в зеркальце.

— Ripeti avedo! — воскликнула я, глядя на вазу в углу, которую мы взяли за образец.

Я боялась, ничего не выйдет, и мои опасения отчасти подтвердились: хотя форму удалось передать довольно точно, сложный узор не дался мне. Вышли просто размытые пятна и полосы — белые, синие и терракотовые.

— Чё там? — спросила иллюзорная ваза, и из стенки протянулась рука с зеркальцем.

— Жалкая подделка, — сказал Персиваль, засекая время. — Спереди какая-то мазня, а спина у тебя вся белая.

Я гневно поглядела на него, но ничего не сказала. Что тут скажешь? Ох, почему я так мало практиковалась! Мои иллюзии ещё и держатся так недолго! Я дала себе слово заняться учёбой как следует. Увы, такие обещания не работали авансом, и через шесть с половиной минут ваза опять превратилась в Сэма в простыне.

Шесть с половиной минут! Этого совершенно не хватит.

— Ничего, — подбодрил меня Сэм. — Ежели что, влезу под кровать. Или, вон, за штору встану. Да успеем мы!

Недалеко от кабинета находился чулан, где хранилась пара мётел, ведро и тряпки для пыли. Сэм должен был занять позицию там, но туда ещё требовалось дойти, по коридору и за угол, и это тоже отнимало время от наших драгоценных шести с половиной минут…

Сэм почесал в затылке, отыскал в своей сумке цветные карандаши и нарисовал в блокноте вазу, почти как ригеринскую, только узор куда проще, в самых общих чертах.

— Вот, — сказал он, вырывая лист из блокнота, и протянул мне. — Такую и легче вообразить, и вообще, сможете замагичить меня прям в чулане.

— Сэм, ты молодец! — воскликнула я.

— Да чё уж там, — скромно сказал он.

Нужно было выдвигаться, и я так разволновалась, что меня затрясло. Наверняка что-нибудь перепутаю, всё испорчу, и мы попадёмся! А тогда… Кто знает, что с нами сделают тогда? Граф точно захочет выпытать правду, и эта правда ему не понравится.

— Смелее, мисс, — сказал Сэмюэль, заталкивая простыню себе под пиджак. — Прорвёмся!

Я глубоко вдохнула, выдохнула, стиснула два листа с рисунками в дрожащей руке. Персиваль выглянул, осмотрел коридор, кивнул нам, и мы пошли.

В тесном чулане я помогла Сэму набросить и расправить простыню, а затем, изо всех сил собравшись и горячо пожелав, чтобы иллюзия продержалась хоть на две минуты дольше обычного, сосредоточилась на рисунке и прошептала, вытянув руку:

— Ripeti avedo!

Он повернулся, чтобы я наложила иллюзию и с другой стороны. Затем я прикрыла дверь чулана, тихонько, на носках добежала до ближайшего окна и поглядела на второй рисунок, едва не выронив его от волнения. Спустя ещё миг на светлой плитке под окном красовались два следа — пожалуй, чересчур больших. Рисунки я спрятала в карман.

Персиваль оставался за углом. Он должен был сидеть неслышно, однако теперь я заметила его длинный любопытный нос. Я сделала страшное лицо и махнула рукой.

Следовало уже звать графа, но я вдруг решила, что выйдет правдоподобнее, если задвижка будет открыта. Я дёрнула её. Она не поддалась. Я дёрнула сильнее, и она заскрежетала на весь дом и вылетела из паза, и окно тут же распахнулось от порыва ветра и так грохнуло, что я подумала, стекло разобьётся.

Граф, встревоженный, почти сразу выглянул из кабинета.

— Что происходит, Бернардита? — воскликнул он, сердясь.

— Я так испугалась! — ответила я, ничуть не притворяясь. — Я только… я просто… Смотри, здесь такие забавные следы, как будто кто-то вошёл в дом через окно! Как глупо, кто бы стал такое делать, верно? Я хотела разглядеть получше, но тут окно само открылось…

— Где следы? — спросил граф, меняясь в лице.

Он подошёл едва ли не бегом и присел, разглядывая отпечатки. Я кашлянула, подав условный знак. За спиной графа из чулана вышла напольная ваза на двух небольших ножках, торопливо пересекла коридор и исчезла в кабинете.

— Уже сухие, — пробормотал граф, касаясь отпечатков пальцами, а потом вскочил и бросился в кабинет. Я последовала за ним, надеясь, что он возражать не станет, но он закрыл дверь у меня перед носом, ещё и ключ повернул в замке. Вся надежда оставалась только на Сэма.

Я поспешно взяла тряпку в чулане и, вернувшись к отпечаткам, наложила поверх них иллюзию обычной плитки. Нельзя было допускать, чтобы они пропали у кого-нибудь на глазах.

Персиваль выглянул из-за угла. Делая страшное лицо, он показал мне часы, а потом четыре пальца. У Сэма оставалось мало времени. Я состроила рожу в ответ. Поспешим, и граф не успеет выдать местоположение тайника, а в другой раз сделать что-то подобное уже не выйдет!

Я ждала у кабинета, кусая губы. Внутри было тихо. Что ж, по крайней мере, граф ещё не наткнулся на Сэма…

Персиваль вытянул руку и помахал ею. Пять.

Я прижалась ухом к двери кабинета. Кажется, граф кому-то звонил по коммутатору. Я разобрала слова: «Приезжай скорее, где тебя носит».

— Шесть! — зашипел Персиваль, выглядывая, и замахал обеими руками сразу. — Шесть!

Я кинулась к чулану, пнула ведро и закричала, как никогда в жизни. Потом бросилась к Персивалю, и мы завопили хором. Никогда бы не подумала, что он умеет визжать так пронзительно.

Снизу, от лестницы послышались тревожные голоса. Мы заметили, что дверь кабинета открывается, а тогда бросились к себе в комнату. Довольно скоро у нас были все: граф Камлингтон, миссис Колин и Виктор, донельзя встревоженные.

— Что ещё? — воскликнул граф, осматривая комнату выпученными глазами. За его спиной миссис Колин негромко спросила: «Ах, что стряслось?», обращаясь к Виктору, но тот пожал плечами и покачал головой.

— Мышь! — вскричала я. — Ужасная, жирная мышь, а может быть, даже крыса! Я стёрла те следы и хотела вернуть тряпку в чулан, а мышь как прыгнет с полки! Она помчалась за мной, клянусь, прямо сюда…

— Ты стёрла следы? — гневно спросил граф. — О Первотворец! Зачем? Ведь это была улика!

— Стёрла, — подтвердила я, в доказательство предъявляя взятую в чулане тряпку. — Я подумала, грязь на полу — это плохо. Я хотела помочь. Ведь ты ничего не сказал, папа, как же я могла догадаться, что это улика?

Я надула губы и приняла обиженный вид.

— И что с мышью? Она побежала куда-то сюда. А если ночью она обгрызёт мне ресницы?

— Ох, — вздохнул граф, приложив руку ко лбу, и закрыл глаза. Постояв так мгновение или два, он сказал: — Виктор принесёт тебе мышеловку. И где, ради Первотворца, твоя вторая подруга?

— Я туточки, — ответил Сэм у него за спиной. — В уборную выходила, а чё стряслось?

Граф вздрогнул от испуга и отошёл на шаг, чтобы Сэм мог пройти.

— Не покидайте комнату, — велел он затем. — Не блуждайте по дому! Пожалуйста, отыщите какое-нибудь спокойное, тихое занятие…

— Можно бумагу? — невинно спросил Сэм.