– Да не то чтобы… – сказал Роберт и замялся, вспомнив предупреждение командира полка насчет болтовни.

– Вы не бойтесь, – старичок понизил голос и подмигнул: – Я никому-никому не скажу, о чем мы говорили.

Роберт окинул взглядом полупустой салон, услышал лязг закрывающейся дверцы и неровное гудение заработавшего мотора.

– Да не о чем особо рассказывать, – сказал он, пожав плечами. – Мы в форсеров стреляем, они в нас. Вот и все.

– А правда, что они едят сырое человеческое мясо?

– Не видел такого. – Роберт подумал, что старичка могли в связи с военным положением выпустить из психушки.

Но тот не выл, пену изо рта не пускал и вообще вел себя на диво спокойно.

– А в новостях недавно передавали, что всех жителей Сокара они уже съели, – сказал он.

– Так мы эту планету в самом начале войны потеряли, – удивился Роберт. – Откуда можно знать, что там творится?

Автобус, лязгая и покачиваясь, отъехал от автостанции и вырулил на улицу.

– Разведка там, шпионы всякие… – изрек старичок, пожевав губами.

– Не очень мне в это верится. – Роберт покачал головой и выглянул в окно, где наткнулся взглядом на еще один плакат – охваченный пламенными языками зеленовато-голубой шар планеты и улыбающегося толстомордого солдата без шлема, но в бронекостюме и со шлангом в руках.

Явившаяся на его месте надпись гласила: «Затушим пожар Галактической войны!»

Роберт поспешно отвернулся и спросил:

– А чего вообще о ходе военных действий слышно? У нас, на передовой, как-то некогда за новостями следить.

– Говорят вроде много, да как-то бестолково, – вздохнул старичок. – Каждый день сводки передают, да только в них трескотня одна. С Сибири врагов вышибли, чуть ли не миллионы форсеров там положили. А в других местах вроде бы все без перемен…

– «На западном фронте без перемен», – пробормотал Роберт, вспоминая название читанной еще в детстве книжки.

– Что-что?

– Это я так, про себя. Меня, кстати, Робертом зовут. Отпустили вот, родных навестить. А вы куда едете?

– Тоже к родным. – Старик помрачнел. – Цинь Ся имя мне. Дочь два дня назад похоронку на мужа получила. Вот, еду к ней…

– Похоронку? – не понял Роберт.

– Ну, извещение о том, что он пал смертью храбрых где-то на Антионе, – сказал Цинь Ся. – Ей, как вдове героя, павшего за человечество, пенсия положена, да разве деньгами человека заменишь? Да и дорожает все с каждым днем, не приведи Единый. В магазин ходить боязно. Скоро, говорят, и вовсе свободную продажу отменят, будут продукты распределять…

Старик рассказывал, Роберт кивал, время от времени поглядывая в окно.

Автобус давно покинул Канге и мчался на северо-восток, через бескрайние поля Маньчжурии.

Солнце, раскаленное, как плазмоид, медленно опускалось к горизонту. Казалось, что Золотой Рог заполнен не водой, а расплавленным металлом. От серых волн шел едва заметный запах водорослей.

Усыпанный белым песком пляж, несмотря на царящую над Владивостоком жару, был пуст.

– Сомий хвост, – пробормотал Роберт, вспоминая, что раньше, когда он еще жил здесь, купальщиков можно было увидеть даже в зимнюю полночь, а уж летом на пляже было тесно…

Во Владивосток Роберт приехал тридцать минут назад, распрощался с Цинь Ся и первым делом отправился на берег моря, чтобы вдохнуть его запах, а если получится, то и окунуться.

Но на пустом, точно мертвом пляже купаться не хотелось.

Роберт отвернулся от воды и прикусил губу, раздумывая, кому из приятелей можно позвонить и попроситься на постой: так… Мишка Кликин не подходит, он женат; Леня Гурский переехал куда-то в Индию… остается Сашка Батченко, последний раз, когда созванивались, незадолго до войны, он был холост и работал ведущим инженером в одном из НИИ, так что вряд ли его забрали в армию…

Трубку долго не брали, и Роберт хотел дать отбой, когда раздался щелчок и низкий Сашкин голос сказал:

– Да, я слушаю.

– Привет, это я, Кузнецов, – несколько напряженно сказал Роберт. – Мой номер что, не определился?

– Да нет… это… – засмущался Сашка и выпалил: – Просто болтали, что ты погиб в самом начале войны, еще на Халикте. Вот я твой номер и удалил. А ты где сейчас?

Роберт ощутил, как хорошее настроение, возникшее после того, как он вышел из автобуса, рассеивается без следа.

– Во Владивостоке. Ты не приютишь меня на несколько дней?

– Это… можно, – Сашка замялся, в голосе его появилась неуверенность: – Только тебе придется отмечаться в полиции.

– Зачем?

– Такие правила. Все приезжие должны это делать. Шпионов боятся, наверное.

– Хорошо, я отмечусь. – Желание ехать к Батченко пропало, но отказываться было поздно. – Ты дома?

– Буду через полчаса. Приезжай. – И Сашка повесил трубку.

Роберт пожал плечами и зашагал к автобусной остановке, думая, что диктатор и Совет Координаторов скорее всего сошли с ума, если попытались установить тотальный надзор за перемещением людей на Земле и в колониях.

Городской транспорт ходил, пусть и не так размеренно, как раньше.

Когда Роберт вышел из метро на северной окраине Владивостока, то солнце уже зашло. Подумал, что идти в гости с пустыми руками неудобно, и свернул к магазину, на котором светилась надпись «Продукты».

Продавщица, полная и круглолицая, глянула на молодого человека в форме с благоговением, а Роберт – с ужасом на зияющие пустотами прилавки.

– Э… – сказал он. – Это все, что у вас есть?

– Да. – Продавщица развела руками и уверенно заявила: – Не время есть разносолы, когда беспощадный враг грозит уничтожить человечество!

«Себе ты в еде не отказываешь», – мрачно подумал Роберт, а вслух сказал:

– Так, бутылку водки. Вот этой вот, с серебряной этикеткой… Икры нет? Тогда колбасы, палтуса пару килограммов…

Из магазина вышел с хилым пакетиком, из которого гордо торчало горлышко бутылки.

Дорогу вспомнил не сразу, поплутал перед тем, как найти жилой комплекс, где обитал Сашка. Удивился, обнаружив, что лифт не работает, и по лестнице поднялся на третий этаж.

Батченко открыл после первого звонка, лицо его, еще более худое, чем раньше, и какое-то изнуренное, расплылось в улыбке.

– Заходи, – сказал он, отступая на шаг. – О, а это что такое?

– Выпить-закусить, – сказал Роберт, протягивая пакет. – Ты чего такой смурной? Устал, что ли?

– Да, сам знаешь, что все мы сейчас солдаты, даже те, кто в тылу. – Сашка улыбнулся, но как-то криво, неискренне. – Ты боеприпасы тратишь, а мы, на Земле, тебя ими снабжаем. Проходи, давай. Вон туда, в комнату… Я пока рыбу пожарю.

Роберт скинул с плеч рюкзак, прошел в комнату.

Царящий в ней беспорядок показывал, что Батченко по-прежнему живет один. Со стены доносилось громкое бормотание телевизора, а в углу, в клетке, чирикали три волнистых попугайчика.

Роберт уселся в кресло, обтянутое полосатой кожей, с наслаждением вытянул ноги.

– С обращением к народу выступил любимый всеми диктатор Вэй Ляо! – объявили из телевизора.

Роберт хмыкнул, вспоминая, что раньше правителя объединенного человечества не именовали столь пышно.

– Братья и сестры, – возгласил появившийся на экране диктатор, – в этот трудный час, когда беспощадный враг напрягает последние силы, чтобы уничтожить нас, мы должны сплотиться…

С кухни донеслось гудение кулинарного комбайна, и в комнату заглянул Сашка.

– А, смотришь? – проговорил он. – Ну-ну…

– И часто он такой бред несет? – Роберт показал на Вэй Ляо, продолжающего изрекать высокопарную бессмыслицу.

– Каждый день, да и не он один. Только это и в самом деле нужно…

По глазам друга Роберт видел, что Сашка не врет, искренне верит в то, что льющаяся с экрана телевизора муть необходима.

– Ты лучше расскажи, как сам. – Хозяин квартиры вкатил в комнату столик на колесах, на котором красовалась открытая бутылка, рюмки, порезанный хлеб, колбаса и блюдо с виноградом.

– Жив, и это главное, – сказал Роберт.