Внутри была игровая комната. Несколько детей сидели на ковре, увлечённо собирая конструктор. Кто-то рисовал за столом, кто-то катил машинку по полу. Обычная детская суета. И вдруг…

И тут увидела его.

Он сидел у окна, сосредоточенно разбирая какую-то головоломку. Чёрные волосы, чуть вздёрнутый нос, выражение лица — моё дыхание сбилось, в горле встал ком.

— Это он? — шёпотом спросил Джон, глядя на меня.

Я не смогла ответить. Только кивнула, с трудом сдерживая подступающие слёзы. Он был маленькой копией Дмитрия.

Позже, когда мы вернулись домой, я долго сидела на кухне, крепко сжимая в руках его фотографию. Мальчика звали Артём. Ему было десять лет.

Он был сыном Дмитрия.

И моим пасынком.

Только вот что мне теперь делать? Рассказать ему правду? Принять в свою семью? Или просто исчезнуть, чтобы не тревожить его жизнь?

Закрыла глаза, ощущая, как на душе становится всё тяжелее. Надо делать выбор.

Я сидела на кухне, поглощённая взглядом Артёма на фотографии, которую держала в руках. Его глаза… Они были такие живые, полные детской наивности и любопытства, что можно было подумать, будто он только вчера открыл для себя этот мир. Но в этих глазах, кроме всего прочего, была ещё тень одиночества — пустота, которую никто и ничто не могло заполнить. Он же был ребёнком, у которого не было ни отца, ни семьи, ни хотя бы малейшего представления о том, кто он на самом деле. И вот, эта ужасная правда была теперь на моих плечах, в моих руках, и я не могла от неё просто так избавиться.

Ещё раз взглянула на фото и тихо вздохнула. Так не должно было быть. Артём не заслужил такой судьбы.

— Мама, ты опять поздно работаешь? — услышала я голос Кати, и сердце чуть не подпрыгнуло в груди. Я резко спрятала фотографию в ящик стола, будто она могла сжечь меня взглядом.

Повернулась к ней, стараясь выглядеть спокойной, но в глазах наверняка отражалась моя тревога.

— Прости, зайка, — улыбнулась, но эта улыбка не дошла до глаз. — Просто задумалась.

Катя, как всегда, была внимательна. Она уже взрослая, несмотря на свой возраст, и могла чувствовать, когда что-то не так.

— Ты уверена, что всё в порядке? — спросила она с лёгким сомнением в голосе, пристально глядя мне в глаза.

Я пыталась угадать, что она там думает, но сама понимала: мне не обмануть. Глубоко вздохнула, хотя сердце било о ребра с удвоенной силой.

— Да, конечно, — выдавила из себя улыбку, но мне казалось, что эта фальшивка в словах была слишком громкой, как будто её можно было услышать на несколько километров. — Просто немного устала.

Она не сразу ушла, продолжала стоять, будто бы что-то ещё хотела сказать. Но в конце концов, с явным сомнением в глазах, она отошла. И я осталась одна с этой пустотой внутри.

Я знала, что не могу больше скрывать от себя правду. Это не просто усталость, это — выбор, который должна была сделать. И не могла ждать, слишком много всего уже накопилось внутри. Чем быстрее, тем лучше. И это решение уже не могло остаться без последствий.

На следующий день, после мучительных раздумий, встретилась с Джоном. Мы сидели в его офисе, и чувствовала, как тяжело мне будет принять окончательное решение.

— Что ты собираешься делать? — спросил он, его голос был ровным, но я знала, что за этой настороженностью скрывается понимание. Он ждал моего ответа, но понимал, что это не будет простым выбором.

— Я не знаю, — призналась, чувствуя, как внутри меня растёт тревога, как каждый нерв будто тянет меня в разные стороны. — Он ребёнок Дмитрия… но он ни в чём не виноват. Я не могу просто оставить его там. Он мой пасынок, и не могу просто повернуться и уйти.

Джон молчал, долго смотрел на меня, и его взгляд был таким жёстким, что мне стало как-то не по себе.

— Это твой выбор, — наконец, сказал он, — но помни, если ты решишь взять его под свою опеку, это может привлечь внимание тех, кто ещё остался на свободе. Они могут использовать его против тебя.

Кивнула, словно вежливо принимая его слова, но на самом деле в голове всё крутилось, и я прекрасно понимала, что он прав. Я уже начала просчитывать возможные последствия, как разложенные карты, но внутри всё равно зрело это ощущение, как тяжёлый камень в груди. И я была готова рисковать. Артём не был виноват. Он был всего лишь ребёнком, который не знал правды о своём происхождении и о том, как его жизнь теперь зависит от меня.

Я не могла его оставить. Артём заслуживал нормальную жизнь.

Через несколько дней снова поехала в детский дом. Была какая-то странная тишина в воздухе, словно всё вокруг замерло. Может, это было из-за того, что я знала: каждый мой шаг теперь имеет значение. Когда я вошла, директриса встретила меня с таким теплом, что я почувствовала, как моё напряжение немного отступает. Она улыбнулась и провела меня в комнату для встреч.

Артём сидел за столом, сосредоточенно рисуя что-то карандашами. Его маленькие руки двигались быстро и уверенно, будто он что-то важно записывал на листе. Когда я вошла, он поднял голову и внимательно посмотрел на меня своими огромными глазами, полными странной печали. Я не могла понять, как это было возможно, но мне казалось, что он что-то знает, что-то, что ему не позволяли понять другие.

— Привет, Артём, — сказала я мягко, садясь рядом с ним. Сердце билось быстрее, чем обычно. — Меня зовут Екатерина.

Он молча кивнул, не отрывая взгляда, продолжая рисовать. Было что-то в его молчании, что заставляло меня чувствовать себя одновременно в безопасности и в тревоге.

Я скользнула взглядом по его рисунку. На листе была изображена семья — мама, папа и маленький мальчик, который держал их за руки. Всё было так простое и в то же время так ярко, так идеально.

— Ты хочешь рассказать мне, что нарисовал? — спросила я, пытаясь найти лёгкость в голосе, хотя внутри всё сжималось.

Он отложил карандаш, медленно посмотрел на меня и тихо сказал:

— Это моя семья. Такая, какой я её представляю.

Моё сердце сжалось, и слёзы сдавили горло. Мальчик был таким маленьким, а его мир уже был настолько сложным и тяжёлым. Я понимала, что его представление о семье — это всего лишь мечта. Мечта о том, что однажды он будет держать чьи-то руки, не чувствуя одиночества и страха.

Долго молчала, собираясь с силами. В такие моменты ты понимаешь, что слова не спасают. Ты просто сидишь рядом и надеешься, что хотя бы своим присутствием можешь дать хоть каплю тепла, которая ему так нужна.

После встречи поговорила с директрисой. Её взгляд был внимательным, чуть настороженным, и это не могло меня не насторожить. Я знала, что она видит, как сильно я хочу взять его.

— Я хочу оформить опеку над Артёмом, — сказала я твёрдо, пытаясь скрыть дрожь в голосе, хоть я и понимала, что этот шаг не может быть лёгким.

Она улыбнулась, но в её глазах была осторожность. Я могла понять её сомнения. Всё-таки это серьёзная ответственность.

— Это серьёзный шаг, — произнесла она, смотря мне прямо в глаза. — Вы уверены, что готовы к этому?

Я немного задержала дыхание, а потом, почти не задумываясь, ответила:

— Да, я уверена. Он заслуживает шанса на нормальную жизнь. И я сделаю всё, чтобы защитить его.

Процесс оформления опеки затянулся на несколько недель. Мне казалось, что время тянется в два раза медленнее, чем обычно. Но каждое моё посещение детдома приближало нас с Артёмом друг к другу. Мы гуляли, играли, разговаривали о том, что ему интересно. Я помню, как он рассказал мне о своём любимом фильме, о том, как он мечтает стать художником. Я видела, как его взгляд, раньше тусклый, наполняется светом. Он всё чаще начал говорить мне о своих маленьких мечтах, и это было как глоток свежего воздуха.

Но, несмотря на всё это, всё ещё не решалась рассказать ему правду о его отце. Страх, что это разрушит его мир, не отпускал меня. Боялась, что если он узнает, то будет слишком больно. Но, зная, как всё устроено в жизни, понимала, что рано или поздно мне придётся поговорить с ним о том, что случилось.