На следующий день получила сообщение. Оно пришло на телефон и когда увидела это сообщение, сердце перевернулось, и страх снова застыл в груди.

Текст был коротким, но каждое слово отзывалось эхом в голове:

«Если хочешь увидеть детей живыми, прекрати сотрудничество с правоохранительными органами. У тебя 24 часа.»

Мои руки задрожали, и без сил опустила телефон на стол, не в силах оторваться от этих слов. Я показала его Джону, и он изучал сообщение с таким выражением, как будто оно было ключом к разгадке всей этой ужасной игры.

— Это подтверждает наши опасения, — произнёс он, его голос был ровным, но я видела, как уголки губ слегка сжались. — Они знают, что вы ключевой свидетель. И готовы на всё, чтобы остановить вас.

Он говорил так, будто не было другого выхода, и я прекрасно знала, что это так. Но всё равно не могла избавиться от чувства, что у меня забрали всё. Я пыталась не дать страху поглотить меня, но это было почти невозможно.

— Что мне делать? — спросила я, чувствуя, как сердце сжимается от ужаса, который врывался в меня с каждым новым мгновением.

— Мы усилим защиту, — сказал он с полной уверенности, но я заметила, как его взгляд затуманился, как если бы в его собственной голове был вопрос, на который он ещё не нашёл ответа. — Но вы должны быть готовы к тому, что они могут попробовать связаться с вами снова.

Прошли часы, но мне казалось, что они тянутся вечность. Я сидела в комнате, не в силах оторвать взгляд от окна. Мой взгляд блуждал по пустым улицам, но мысли были у детей. Где они? Что с ними? Как они там? Я не знала, что с ними происходит, и меня это поглощало.

Вечером раздался звонок. Я взяла трубку, и в следующий момент мой мир стал темным, как пропасть. На экране высветился незнакомый номер, и я почувствовала, как холод от этого номера проникает прямо в мою душу.

— Екатерина Андреевна? — произнёс мужской голос на другом конце провода. Он был жёстким, безжалостным. — У нас ваши дети. Если хотите увидеть их снова, сделайте то, что мы скажем.

— Где они? — сдавленно спросила я, пытаясь собрать силы, чтобы не сорваться, но голос дрожал от страха.

— Это не важно, — ответил голос. И в этих словах было что-то такое, что заставило меня затихнуть. — Важно то, что вы сделаете. Завтра утром вы получите инструкции. Не пытайтесь обращаться в полицию или саботировать наши планы. Если вы это сделаете, мы убьём их.

Гудки оборвались, и я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Всё, что я знала, вдруг оказалось пустым и ненадёжным, как стекло, что вот-вот разобьётся. Мир вокруг меня рассыпался на кусочки, и я была с этим в одиночестве.

Я перезвонила Джону, не думая, что ещё могу делать. Мой голос звучал, как если бы меня затопили водой, и каждый звук был тяжёлым, сдавленным.

— Они позвонили. Они знают, что я с вами… — мои слова звучали как крик в пустую бездну.

Он выслушал меня молча, и когда я замолчала, он сказал:

— Мы можем попробовать отследить звонок, но это рискованно. Если они поймут, что мы на хвосте, они могут навредить детям.

Слёзы скатились по щекам, а с каждым словом мне становилось всё труднее дышать.

— Я не могу рисковать их жизнью! — вырвалось у меня, и я почувствовала, как ком в горле сжимается ещё сильнее.

Он вздохнул, и я услышала его голос, твёрдый и решительный:

— Тогда у нас есть только один вариант, — он сказал, как будто я уже не могла отказаться. — Вы должны сыграть по их правилам. Но мы будем рядом, чтобы вмешаться в нужный момент.

Я кивнула, хотя внутри меня буря страха и сомнений. Но что мне оставалось делать? Я не могла думать о том, что будет, если я ошибусь. Я думала только о том, что может случиться с моими детьми.

На следующее утро телефон снова завибрировал. Сообщение. Короткое, холодное, как лезвие ножа: «Заброшенный склад на окраине. Одна. Без охраны.»

Мир вокруг будто замер. Перечитала эти слова раз десять, но смысл оставался неизменным — они хотели меня там, одну, без защиты. Горло пересохло, ладони вспотели. В голове вспыхнул голос Джона, резкий, настойчивый:

— Это ловушка. Они хотят тебя устранить.

Я закрыла глаза, и передо мной тут же всплыло его лицо — напряжённое, мрачное, с этой отчаянной решимостью, которую я видела у него, когда всё шло к чертям.

— Если я не пойду, они убьют моих детей! — вырвалось из меня. Голос дрожал, сердце колотилось так сильно, что, казалось, его слышно на весь дом.

Джон посмотрел прямо в меня, будто сканировал каждую мою эмоцию. Потом выдохнул и сказал твёрдо, спокойно:

— Мы подготовим операцию. Но ты должна сыграть свою роль. Доверься нам.

Доверься? Сейчас? Когда каждое моё движение, каждый мой вдох — это шаг по лезвию? Я хотела ему верить. Правда. Но страх душил меня, впивался в ребра ледяными когтями.

Но выбора у меня не было.

Склад возвышался передо мной, тёмный, безжизненный, как исполинский склеп. Ветер шевелил ржавые ворота, от чего они издавали зловещий скрип, будто предупреждали меня: «уходи.»

Я сглотнула и сделала шаг вперёд. Потом ещё один. Каждый шаг — будто удар молота в виски.

— Я здесь! — мой голос отразился от бетонных стен, распадаясь в пустоте. Я пыталась звучать уверенно, но внутри всё сжималось от ужаса. — Где мои дети⁈

Тишина.

И тут из темноты шагнул силуэт. Человек в маске.

Не видела его глаз, но чувствовала их взгляд — ледяной, безжалостный. В руке у него был пистолет.

А в следующую секунду поняла: я больше не контролирую ситуацию.

Я стояла, стиснув зубы, в полной темноте заброшенного склада. Тот холод, что проникал под одежду, заставлял дрожать каждую клеточку тела. Вокруг было тихо, как в могиле, но этот жуткий, напряжённый момент заставлял сердце биться быстрее. Он приближался ко мне, как тень. Мужчина в маске, его пистолет блестел в тусклом свете, направленный прямо в меня. Его шаги были медленными, будто он наслаждался каждым мгновением моего страха.

— Где мои дети? — пыталась держать голос твёрдым, но он предательски дрожал, как струнка. Чувствовала, как от страха сжимаются мои лёгкие, но не позволяла себе пасть духом. Ни один из них не увидит слёзы. Я не позволю.

— Сначала сделаешь то, что мы скажем, — его голос был ледяным, безжалостным. — А потом, может быть, мы подумаем, вернём ли твоих детей.

Сделала шаг назад, сердце билось так, что была уверена, его стук было слышно на весь склад. Как он не услышит? Как он не заметит, что я готова на всё? Но я должна держать себя в руках. Должна.

— Что вы хотите? — спросила, чувствуя, как страх сдавливает горло. Я пыталась выиграть время, оттянуть тот момент, когда мне придется сделать выбор. Выбор, от которого зависело всё.

— Ты откажешься от свидетельства против Дмитрия и его партнёров, — сказал он, будто это было что-то само собой разумеющееся. — Публично. Иначе… — он сделал паузу, чтобы я почувствовала эту паузу, этот удар, — твои дети больше никогда не увидят света.

Эти слова прокололи меня насквозь. Я не могла дышать. Моё тело будто окаменело, и почувствовала, как рушится всё, что я знала. Они добивались этого с самого начала. Молчания. Но если я соглашусь, это будет конец. Конец не только мне, но и другим, невиновным людям, которые могли пострадать. Это будет их победа. Но мои дети… Я не могу их потерять.

— Хорошо, — прошептала, чувствуя, как холод прокрадывается в каждое слово. — Я сделаю это. Но… покажите мне детей. Я должна знать, что с ними всё в порядке.

Мужчина в маске усмехнулся, и этот смех пробрал меня до костей.

— Ты в положении просить? — его насмешка была ядовитой, как ядовитая змея, готовая укусить. — Делай, что мы скажем, или можешь попрощаться с ними.

И в этот момент, прямо за его спиной, заметила движение. Не сразу, но потом я увидела их. Максим и Катя. Мои дети. Два силуэта в темноте, их маленькие руки удерживались за руки одного из тех уродов. О, как я их узнала, как почувствовала их присутствие. Они были напуганы, но живы. Это было то, что я так отчаянно хотела. Слёзы буквально полились на мои щеки. Сдерживала их, но они не слушались.