Что?

Глаза сами собой метнулись к Михаилу. Только что он был бледным, но теперь лицо вообще стало мертвенно-серым. Он сжал кулаки, но ничего не сказал.

Только тогда до меня окончательно дошло.

Всё это время он лгал.

На следующее утро в доме повисла напряжённая тишина. Солнце уже давно поднялось, но никто не спешил приступать к своим делам. В гостиной собрались все, кто так или иначе был вовлечён в этот неожиданный и болезненный разговор. Сердце бешено стучало в груди, ладони вспотели, а в голове гудели тысячи мыслей.

Анна сидела напротив, держась прямо, но её руки предательски дрожали. Её губы сжаты в тонкую линию, а в глазах — что-то странное, непонятное. Грусть? Вина? Или решимость?

— Меня зовут Анна, — наконец заговорила она. Голос тихий, но в нём чувствовалась скрытая твёрдость. — Михаил и я были женаты. Несколько лет назад.

Она сделала паузу, глубоко вдохнула, словно собираясь с духом, прежде чем продолжить.

— Но у нас не сложилось. Всё быстро пошло под откос. Мы решили расстаться. Но… — Её взгляд затуманился. — Развод так и не был завершён.

В комнате на мгновение стало так тихо, что слышно было, как за стеной тикают часы.

— Подожди, — слова вырвались прежде, чем успела их обдумать. В груди что-то болезненно сжалось. — Ты хочешь сказать, что всё это время Михаил был женат?

Анна отвела взгляд, будто не могла смотреть мне в глаза.

— Я не знала, что он живёт с кем-то, — её голос дрогнул. — Только недавно узнала. И я приехала, чтобы всё исправить.

Гнев вспыхнул мгновенно, как огонь, которому дали доступ к кислороду.

— Исправить⁈ — В голосе прорезались резкие нотки. — Что именно ты хочешь исправить?

Анна вскинула подбородок, и в её глазах мелькнул стальной блеск.

— Я хочу, чтобы он вернулся.

Воздух в комнате словно стал тяжелее.

— Мы можем начать всё заново, — добавила она после короткой паузы.

Почувствовала, как холодок пробежал по спине. В груди что-то оборвалось. Перевела взгляд на Михаила. Он сидел рядом, сгорбившись, глядя в пустоту. В глазах читалась боль. Вина.

— Екатерина, — его голос был хриплым, будто он проглотил горсть стекла. — Я не знал, что она придёт. Думал, что всё в прошлом. Думал, что…

— Но это не так, — перебила его Анна, её голос звучал уже увереннее. — Мы всё ещё женаты.

Тошнота подкатила к горлу.

— И если ты хочешь быть с ним, — добавила она, делая паузу, чтобы каждое слово осело в сознании, — тебе придётся это принять.

Следующие дни прошли, как в тумане. Мы с Михаилом почти не разговаривали. Он пытался что-то объяснить, но я не могла это слушать. Каждый его взгляд, каждое движение причиняли боль.

Дети тоже чувствовали перемены. Они были чуткими, как всегда.

— Мам, что случилось? — Катя смотрела на меня большими глазами, полными тревоги.

Постаралась улыбнуться, хотя лицо словно окаменело.

— Ничего, зайка, — погладила её по голове. — Просто устала.

Но внутри всё бурлило. Мысли скакали хаотично, терзая изнутри. Могла ли я простить Михаила? Могла ли жить с этим дальше? Или рана была слишком глубокой?

Анна уехала, пообещав, что больше не будет вмешиваться в нашу жизнь. Но её слова остались со мной. «Мы всё ещё женаты.» Эти слова звенели в моей голове, словно предупреждение.

Поздний вечер окутал дом мягкой тишиной. Все уже разошлись по своим комнатам, укрылись одеялами и погрузились в сон, а воздух наполнился тихим дыханием ночи. Лёгкий ветерок шевелил листья на деревьях, где-то вдалеке стрекотали кузнечики.

На крыльце было прохладно. Михаил стоял, опершись о деревянные перила, смотрел в небо, словно пытался разглядеть там что-то важное. Подошла тихо, но он всё равно заметил. Перевёл на меня взгляд — усталый, полный какой-то внутренней борьбы.

Долгое молчание. Только ветер и звёзды.

— Я люблю тебя, — вдруг сказал он, голос прозвучал глухо, но в нём не было сомнений. — И я готов сделать всё, чтобы всё исправить.

Замерла, боясь пошевелиться.

— Подам документы на развод. Официально. Чтобы ты знала: ты единственная женщина, с которой я хочу быть.

Сердце сжалось. В глазах защипало, и уже через мгновение тёплые слёзы покатились по щекам. Развод. Официально. Это ведь то, чего так долго ждала… Разве нет? Но почему тогда внутри всё сжалось, будто что-то важное вот-вот сломается?

— Я не знаю, что делать, — прошептала едва слышно, сама не понимая, к кому обращаюсь — к нему или к самой себе. — Я чувствую себя преданной.

Михаил кивнул. Спокойно, но в глазах мелькнула боль.

— Я понимаю, — ответил тихо. — И я не прошу прощения. Просто хочу, чтобы ты знала: я никогда не хотел причинить тебе боль.

Смотрела на него. На человека, которого любила. Который, возможно, любил меня. А между нами стояла пропасть. И я не знала, смогу ли когда-нибудь её перейти.

Через несколько дней Михаил наконец подал на развод со своей женой. Мы пытались жить как раньше, делать вид, что всё нормально, но между нами выросла невидимая стена — холодная, глухая, непробиваемая. Он всё так же приходил домой, всё так же пил по утрам кофе, клал в чай две ложки сахара, оставлял полотенце на стуле. Но каждый его взгляд, каждое движение резало по сердцу. Казалось, что передо мной совершенно чужой человек, которого я знала всю жизнь.

Словно кто-то невидимый стирал в нём черты, которые я любила.

А может, это я их уже не видела.

Вечером мы сидели на кухне. Он листал новости в телефоне, а я бессмысленно мешала ложечкой чай. В комнате было тихо, только часы на стене монотонно отмеряли секунды. Эта тишина давила. Становилось невыносимо.

— Я не могу так жить, — голос дрогнул, но я заставила себя говорить дальше. — Я не могу быть с человеком, который скрывает правду.

Ложка в его руке замерла. Он медленно поднял глаза, и в них плескалась усталость, боль… и что-то ещё. Может, вина? Может, страх?

— Я понимаю, — тихо ответил он, отводя взгляд. — Если ты хочешь уйти… Я не буду тебя держать.

Где-то внутри всё оборвалось. Сердце сжалось так, что стало трудно дышать. Хотелось закричать, разорвать эту проклятую стену между нами, заставить его сказать что-то другое. Что он будет бороться, что я всё придумала, что… что он меня любит.

Но он просто сидел передо мной, такой знакомый и в то же время чужой.

Любовь ещё теплилась во мне, но доверие давно умерло.

С самого утра в доме царило странное напряжение. Вещи складывались в чемодан медленно, словно каждая из них пыталась отговорить меня от этого шага.

Максим первым заметил суматоху. Он замер в дверях, сжимая в руках своего потрёпанного медвежонка. Глаза расширились от страха.

— Мама, ты куда? — голос дрожал, будто он заранее знал ответ, но надеялся услышать что-то другое.

Повернулась к нему, стараясь выглядеть спокойной.

— Нам нужно уехать. На время.

Сзади послышался шум шагов — это Михаил вышел из комнаты. Он не сказал ни слова. Только смотрел. Бледный, сжимающий пальцы в кулаки, будто пытаясь что-то удержать. Может, себя. Может, меня.

Когда мы вышли на крыльцо, холод сразу пробрал до костей. Серое небо давило, воздух пах снегом. Перед домом уже ждал автомобиль, и внутри сидела Анна.

Она вышла навстречу, скрестив руки на груди. Смотрела строго, с укором.

— Ты делаешь ошибку, — её голос был твёрдым, уверенным. — Он любит тебя. Он готов измениться.

Замерла, сжимая пальцы на ремне сумки. Слова, как острые иглы, впивались в сердце. Больно. Горько.

Но внутри уже стояла стена. Предстояло принять важное решение.

Ветер бил в лицо, спутывал волосы, холодил кожу. Асфальт под ногами казался твёрдым, но внутри всё рушилось, трещало, как хрупкое стекло. Ночь пахла дождём, мокрым асфальтом и чем-то ещё—чем-то болезненно знакомым.