— Екатерина Андреевна? — Голос его был напряжённым, слишком настороженным.

— Мне нужно с вами встретиться, — я старалась говорить ровно, но голос предательски дрожал. — Это важно.

— Я буду у вас через час.

Без вопросов. Без колебаний. Джон всегда был таким — надёжным, чутким. Человеком, который появляется в нужный момент.

Когда он приехал, сразу же рассказала ему обо всём. О сне, о записке, о той давящей тревоге, которая не отпускала. Он слушал внимательно, не перебивая, а потом задумчиво уставился в окно.

— Вы уверены, что это был просто сон? — Голос его прозвучал слишком серьёзно.

Я сглотнула.

— Я… не знаю. Может быть. Но у меня… ощущение, что что-то грядёт.

Он кивнул, словно именно этого и ожидал.

— Мы не можем игнорировать такие вещи. Особенно после всего.

Я знала, что он прав. И всё же внутри меня жила крошечная надежда, что это просто игра воображения.

— Я усилю охрану, проверю всех, кто может представлять угрозу. Мы ничего не упустим, — продолжил он.

Я закрыла глаза, сжимая пальцы в кулаки.

— Спасибо… Просто… — подняла на него взгляд, полный страха. — Я боюсь, Джон. Мне кажется, это ещё не конец.

Он помолчал, потом кивнул.

— Пока мы не найдём всех причастных, это действительно не конец. Но помните одно: вы уже сделали больше, чем кто-либо мог бы от вас ожидать. Теперь наша задача — защитить вас и ваших детей.

Хотела сказать что-то ещё, но ком застрял в горле. Потому что он был прав. Теперь оставалось только одно — ждать.

Через несколько дней жизнь начала понемногу возвращаться в привычное русло. Дети снова ходили в школу, я обживала наш новый дом, старалась заполнить пространство уютом, как будто могла натянуть поверх всего этого страха мягкий плед и сделать вид, что всё в порядке. Иногда пекла пироги и разносила соседям — тёплые, с ароматной корицей и хрустящей корочкой. Мне хотелось верить, что добрые жесты могут стереть тени прошлого. Казалось, всё действительно идёт на лад.

Но однажды вечером, когда мы с детьми возвращались с прогулки, что-то внутри меня дрогнуло. Всё было как обычно: лёгкий ветерок, Катя болтает без умолку, сын что-то сосредоточенно рисует на запотевшем стекле машины. А потом я увидела это.

На входной двери — длинная, глубокая царапина. Такой точно не было раньше. Меня будто ледяной водой окатило.

— Мам, что с тобой? — Катя вскинула на меня обеспокоенные глаза.

Попыталась улыбнуться, но уголки губ не слушались.

— Ничего, зайка, — голос предательски дрогнул. — Просто… дверь немного поцарапалась.

Я чувствовала её взгляд, пытливый, настороженный. Дети всегда чувствуют фальшь.

Внутри всё сжалось. Это не могло быть случайностью. Кто-то был здесь. Кто-то пытался войти.

Тут же набрала Джона. Он приехал через полчаса. Осмотрел дверь, поводил пальцем по свежей царапине, нахмурился.

— Это профессиональная работа, — его голос звучал мрачно, без тени сомнения.

— Что?.. — Я пыталась дышать ровно, но сердце уже билось так, что отдавалось в висках.

— Они знают, что вы здесь.

— Но как⁈ — горло сжалось, страх ледяными пальцами пробежался по позвоночнику. — Мы же были осторожны, Джон!

Он помолчал, прежде чем ответить.

— Либо произошла утечка, либо… среди наших есть тот, кому доверять нельзя.

— Господи… — у меня закружилась голова.

— Слушай меня внимательно. — Он положил руки мне на плечи, заглянул прямо в глаза. — Ты берёшь детей и уезжаешь. Сегодня же. Мы найдём вам другое место.

— Но…

— Без «но». Здесь больше небезопасно.

Через час мы уже собирали вещи. Дети молчали, улавливая напряжение в воздухе. Я старалась держаться, не показать им, как дрожат у меня пальцы, когда укладывала в чемодан их любимые игрушки.

Новый дом был дальше от города, в тихом районе. Охрана была усилена. На этот раз всё должно было быть иначе.

Но тревога не уходила.

Она засела внутри, поселилась где-то в груди и, казалось, пульсировала вместе с моим сердцем.

Однажды ночью, когда я снова не могла уснуть, лежа в темноте и слушая, как капли дождя стучат по крыше, вдруг уловила странный звук снаружи. Что-то скрипнуло. Может, просто ветер раскачал ставни? Но через несколько секунд звук повторился—скрежет, будто кто-то медленно ступил на старые деревянные доски веранды.

Меня охватил неприятный холод, словно сквозняк прошёл по спине. Осторожно села на кровати, стараясь не скрипнуть матрасом, и схватила телефон. Руки дрожали, пока я искала номер Джона. Но прежде чем успела нажать вызов, тишину разорвал новый звук—тихий, глухой стук в окно.

Я застыла. Сердце билось где-то в горле, в висках зазвенела кровь. Там, за стеклом, кто-то был.

— Кто там? — голос дрогнул, когда я наконец решилась произнести эти два слова.

Ответом была тишина. Только дождь, только ночь.

Медленно сделала шаг вперёд и… увидела его. Человек в капюшоне. Высокий, худой, его лицо тонуло в тени. Он просто стоял и смотрел.

— Уходите! — крикнула, отступая назад, но голос предательски дрожал.

Он не сдвинулся с места. Только поднял руку. Я затаила дыхание. В его пальцах что-то белело.

Записка.

Что там было написано? И почему от одной этой бумажки мне стало ещё страшнее? Неужели мой сон оказался пророческим…

Я застыла, глядя на тёмный силуэт за окном. Сердце сжалось, дыхание перехватило. Он просто стоял там, не двигаясь, словно нарочно ждал, когда я замечу его присутствие. В его руке что-то белело — записка. И в том, как он держал её, как наклонил голову, было что-то странно знакомое. Но откуда? Кто он? Почему именно сейчас?

Меня пронзил леденящий ужас. Это было не просто вторжение. Это был вызов.

— Убирайтесь! — мой голос дрогнул, и тут же добавила твёрже: — Я вызываю полицию!

Ноль реакции. Ни движения, ни звука. Лишь тягучая пауза, пока он медленно поднёс записку к стеклу и прилепил её скотчем. А затем — также безмолвно, без лишних жестов — растворился в темноте.

Я осталась одна, оглушённая собственным дыханием и бешеным стуком сердца. В висках пульсировала паника. Что делать? Смотреть? Ждать? Прятаться? Но ждать чего?

Минуты тянулись бесконечно. Я прислушивалась, ловила малейшие звуки, но ночь за окном казалась вымершей. Собравшись с духом, осторожно подошла к стеклу.

Записка. Небольшой белый листок. Крупные буквы, напечатанные чёрным. Приоткрыла окно — ночной воздух хлестнул в лицо ледяным ожогом — и пальцы, дрожа, сомкнулись на бумаге.

«Ты думаешь, что всё закончилось? Это только начало.»

Мир качнулся. Пол ушёл из-под ног. Судорожно вдохнула, скомкала записку, но тут же разжала пальцы, словно она могла обжечь. Нет. Нет. Только не снова.

Мои губы беззвучно шевельнулись. Чьих рук это дело? Дмитрий? Но он… Он не мог… Или мог? Или кто-то из его людей? Тот, кто проскользнул между пальцами правосудия?

Где-то вдалеке скрипнула ветка. Вздрогнула и резко обернулась. Темнота. Безмолвие. Но теперь я знала: оно наблюдает.

На следующее утро дрожащими пальцами развернула записку и протянула её Джону. Он молча взял листок, прищурился, читая каждую букву, словно надеясь увидеть между строк что-то ещё. Потом медленно, почти с опаской, достал из кармана прозрачный пластиковый пакет и аккуратно, как улику, убрал туда бумагу.

— Это серьёзно, — его голос был низким, почти угрожающим. — Они знают, где вы живёте. И явно не собираются останавливаться.

Я сглотнула. В груди разлился холодный страх, сдавив сердце ледяными пальцами.

— Что мне делать? — мой голос дрожал. — Я не могу снова бежать, Джон. Я больше не могу. Мои дети… они заслуживают нормальной жизни. Они заслуживают спокойствия.

Он посмотрел на меня так, как будто знал больше, чем говорил.

— Мы найдём способ защитить вас, — твёрдо пообещал он. — Но вам нужно быть готовой к тому, что это может затянуться.