Утром Виктор стоял в коридоре и курил. Все его внимание было сосредоточено на стоявших у окна слева от него мужчинах в форменных щегольских тужурках с золотыми шевронами на рукавах. Они громко разговаривали, со смехом вспоминали что-то сугубо морское, селедочно-тресковое и, конечно же, были рыбацкими капитанами. К ним-то и был направлен Виктор. Это их романтический образ жизни и героический труд он должен был понять и описать. Теперь нужно быть зорким, оперативным и выкладываться, не жалея сил.

Время от времени Виктор извлекал из кармана блокнот и, записывая характерные словечки, долетавшие до него, наскоро набрасывал портреты этих капитанов: все потом пойдет в дело, все пригодится.

Уже позади были Петрозаводск и Кандалакша с заливом Белого моря, уже за окном потянулись буровато-серые сопки и отроги Хибин, бесконечная Имандра и клокочущая в белой бешеной пене Кола.

Виктор смотрел в окно и временами видел в грязном, дрожащем от озноба стекле свое смутное отражение: красную с распахнутым воротом рубаху в узком вырезе мохнатого пуловера, слегка развеваемые сквозняком длинные русые волосы и неспокойное бледное лицо с сигаретой, зажатой в уголке рта.

Уже по левую руку шел серый, плоский и довольно скучный залив с голым каменистым берегом, с какими-то жалкими суденышками на якорях. Потом надвинулся он, Мурманск, отличный, по словам их главного, город. Огромный, многоэтажный, вполне современный, он уютно прилег в ногах высоких сопок и местами взбирался на них. Улицы разлетелись широко — даже из поезда видно. Толчок, и поезд остановился. Приехали.

За городским сквером с густыми аллеями и удобными скамейками Виктор увидел громоздкое здание розового цвета — ресторан и гостиница «Арктика». Решив на всякий случай попытать счастья, он заглянул в окошечко дежурного администратора.

— Командировочный? — на него посмотрела толстая женщина.

— Да. — Сердце замерло: поселят без брони?

— Ваш паспорт.

Опасаясь, что женщина опомнится и раздумает, Виктор тут же положил перед ней паспорт.

— И кроме того, — добавила она, — дайте расписку, если номер потребуется для зарубежных туристов или делегатов конференции, вы его освободите.

— Ладно, что поделаешь, я человек дисциплинированный…

Номер был просторный, с большим столом, шкафом, широкой мягкой кроватью и огромным зеркалом в углу. Был и телефон: Виктор снял с рычажка трубку, услышал длинный гудок и сразу почувствовал себя как дома. Только вот звонить некому… Странно!

Через час сходил на вокзал за чемоданом, привел себя в порядок, доел остатки дорожной снеди и вышел на улицу. Огромные дома на просторнейшем проспекте Ленина были выкрашены в непривычные цвета — розовый, желтый и аквамариновый. Зачем? Наверно, для того, чтоб заглушить обыденную серость Севера и лишний раз напомнить живущим здесь людям, что мир многоцветен и звонок.

И еще поразили Виктора чайки. Их здесь можно было встретить не только возле воды, но и в центре города. Он видел, как одна чайка парила над мчавшимся голубым автобусом, а три другие с пронзительными криками вились возле витрины рыбного магазина: не удастся ли поживиться копченой салакой или морским окунем? Черные флотские бушлаты с четкими буквами «СФ» (все тот же Северный флот, уже знакомый по поезду), мичманки с крабами, тужурки с яркими нашивками ледовых, торговых и рыбных капитанов — все это так и мельтешило перед глазами. Хороши были новенькие, целиком из стекла, киоски. Долго стоял он у огромных витрин подарочного магазина «Рубин». Вот бы Таню сюда! Но, пожалуй, лучше всего был стадион. Огражденный сплошной желтой стеной с аккуратными вырезами (и в каждом вырезе разноцветные прутья решеток), с синими рядами сидений, с зеленым овальным полем, чистенький, аккуратный, он был едва ли не произведением искусства — и ведь почти в самом центре города. На таком совестно слишком плохо и грубо играть!..

Виктор еще не добрался до порта, но уже верил, знал, что найдет здесь то, о чем говорил главный.

Чем дальше шел Виктор по Мурманску, тем больше убеждался в этом. То и дело он вытаскивал блокнот и делал записи. Неподалеку от площади Пяти углов он увидел большущее панно: рыбаки в романтических зюйдвестках, брезентовых куртках и высоких морских сапогах мужественно смотрели в синюю даль, опускали трал в море, выгружали из него пойманную рыбу. Холстов было много, и посвящены они были траловому и сельдяному флотам. Перед глазами Виктора проходила вся их история: от паровых суденышек, от тачек и телег в порту до современных рефрижераторных траулеров и кранов, выгружающих бочки с уловом; тут же были цифры и диаграммы, показывающие, до каких высот поднялась славная рыболовная промышленность.

Потом Виктор обежал все книжные магазины. Ничего редкого, как и следовало ожидать, на прилавках не оказалось. Тогда он принялся внимательно изучать театральные афиши…

В этот день он так и не добрался до комитета комсомола тралового флота. Вернувшись в номер, он заметил, что в люстре не было лампочки. Вызвал дежурную.

— Мне нужно будет работать вечером… Пожалуйста…

— Хоть до утра, — улыбнулась дежурная, — вы, видно, здесь впервые… У нас сейчас солнце не заходит…

Виктор рассмеялся:

— Угадали — ни разу не бывал… Простите!

В этот вечер он подробно записал в блокнот свои впечатления и даже набросал план будущего репортажа.

Он понимал — на настоящем рыболовецком траулере все бывает не так гладко и красочно, как на этом праздничном панно. Работа в море не из легких. Но как все это описать? Его профессия оказалась не такой легкой, какой представлялась в девятом классе. Тогда он думал, что будет ездить по стране (а может, и за ее пределы), брать необыкновенные интервью на полярных льдинах и на атомных подводных лодках, в таежных рудниках, у костров геологов и у кратеров дымящихся вулканов. Его материалы будут печатать газеты и еженедельники, передаваться по телефону, телеграфу во все уголки планеты, издаваться брошюрами и книгами, у него будет легковая машина последней марки, преданные друзья, почитатели и, конечно же, почитательницы, и вообще разнообразная, интереснейшая жизнь… Уже на факультете журналистики кое-что из этих представлений померкло; особенно трудно было ему разобраться в острых конфликтных ситуациях, когда все сложно и невыносимо запутанно, нелегко найти виновных и правых и докопаться до правды в ее чистом виде. Ночей не спишь, пишешь, а потом все оказывается не так, все насмарку — прокол за проколом: не угадал, неверно решил, легкомысленно кому-то поверил. Вообще, как на своем небольшом опыте понял Виктор, в очерках лучше недостараться, чем перестараться. Но все, о чем ты пишешь, должно волновать, задевать за живое и всем нравиться — и отделу, и начальству, и читателю. Как только все это учесть и увязать? Одно ясно — в репортаже надо показать энтузиазм работы, взаимовыручку и дружбу, внутреннюю силу, оптимизм, и никаких спорных, сомнительных коллизий…

Виктор так увлекся предварительной разработкой сюжета, что забыл о времени, а когда глянул на часы, было десять минут первого! На улице вовсю светило солнце. Где-то поблизости мальчишки темпераментно играли в волейбол, и женские голоса тщетно пытались загнать их домой…

Утром, все обдумав, Виктор зашагал в комитет комсомола тралового флота. Секретарь — совсем еще молоденький белозубый парень с добрым лицом, в сером хорошо сшитом костюме и светлом свитере, со значком высшей мореходки, встретил его приветливо. Можно было подумать, что Виктор, свалившись как снег на голову, доставил ему редкое удовольствие. Он обеими руками пожал его руку, усадил у своего стола, похвалил журнал, от имени которого приехал Виктор, и с неподдельным вниманием выслушал его.

— Нужен хороший траулер, — сразу же, чуть-чуть краснея, сказал Виктор, — на котором умеют работать, и чтоб народ на нем был молодой, дружный, интересный…

Секретарь пристально, в упор смотрел на Виктора.