На пороге кабинета Виктор лихорадочно поправил пестрый, короткий, как лещ, галстук с крупным узлом, придал лицу серьезное, но вместе с тем и раскованно-непринужденное выражение и решительно вошел в кабинет.

Шагнул с единственным желанием — зачем скрывать это от себя? — понравиться главному, оправдать все его надежды, потому что давно известно, что тот скуп на похвалы и просто так никого не погонит в дальнюю командировку.

Главный — высокий худощавый человек — поднялся навстречу Виктору и совсем не начальственно, а скорей по-приятельски улыбнулся, коротко пожал руку своей жестковатой сухой рукой и показал на кресло. Виктор послал ему встречную улыбку, но был начеку. Он бесшумно сел, однако довольно шумно проглотил слюну и слегка покраснел.

— Так вот, Виктор, — сразу, без предисловий начал главный, повернувшись с креслом к большой карте, висевшей за его спиной, — мы решили послать вас в Мурманск, к рыбакам тралового флота. Нам до зарезу нужен хороший материал о тех, кто промышляет в северных морях и снабжает страну рыбой…

Виктор утвердительно кивнул головой.

— Короче говоря, нужен материал о труде — не будем бояться этого слова, хотя вы можете его и не употреблять, — о подлинной сущности, красоте и необходимости его, о том, как человек в труде создает нужное всем и в то же время проявляет себя, утверждает как личность. Постарайтесь сдружиться с людьми, посмотреть на мир их глазами… («Ого, какого он мнения о моих возможностях!» — с легким испугом подумал Виктор.) И не паникуйте, а это чувство обязательно появится, и не раз. На Севере трудно, и там десятки запутанных, сложных, нерешенных проблем…

— Постараюсь обойтись без паники, — Виктор преданно посмотрел в глаза главному, все еще пытаясь сообразить, почему именно он удостоился такой чести. В подобные командировки обычно посылались корифеи, нештатные очеркисты или профессиональные писатели.

— Очень хорошо, — главный откинулся к спинке кресла. — Вы человек нерастраченной энергии, а рыбаки стоят того, чтоб, не жалея себя, потратиться на них.

— Я в этом не сомневаюсь.

Главному было за сорок, лицо худое, с чуть запавшими щеками и двумя вертикальными морщинами, таившими в себе иронию, улыбку и немалый опыт. В густых и темных зачесанных назад волосах искрилась седина. Несмотря на солидный возраст, он производил впечатление очень живого, очень современного человека, способного все понять и оценить и даже в какой-нибудь трудной ситуации вслух признать свою неправоту.

— Кольский полуостров чрезвычайно интересный, — продолжал главный, — природа там неброская, не отвлекает человека от основного, а что касается Мурманска — отличный город.

«Он и другим так объясняет перед командировками или только мне?» — с тревогой подумал Виктор.

— Мне бы хоть на денек туда вырваться! — продолжал главный. — Подышать бы снова тем воздухом…

— А вы там были?

— Приходилось, но очень давно. Даже не верится уже. Служил там. На «Малютке». Много раз захаживали к норвежским фиордам и кое-что даже отправили ко дну. Однажды едва ушли от глубинных бомб и, выключив двигатели, отлеживались на грунте…

— Простите, а что такое «Малютка»?

— Не знаете? — удивился главный. — Это лодка. Подводная. Самая наикрошечная. Чуть больше вот этого кабинета. Торпедистом был, и лет мне было, пожалуй, поменьше, чем вам. Распевали мы тогда смешную песенку, сочиненную кем-то из подводников: «Мы с вами последние сутки на суше надежной стоим, мы завтра уйдем на «Малютке» туда, где синеет Гольфстрим». Смешно, правда? И наивно.

— Но зато поэтично. Скажите, а в море мне нужно выходить?

— А как же иначе? — опять удивился главный. — Хотя, впрочем, времени у вас будет в обрез: командировку даем на две недели, для нас это максимум. Сами решите на месте, как вам поступить. В рыбном порту — он, между прочим, самый большой в мире — можно многое узнать… Но лучше, конечно, выйти в море. Итак, мы ждем от вас серию очерков, репортаж с какого-нибудь интересного траулера, и он должен быть, как вы сами понимаете, острый, достоверный, из самой гущи жизни. Как говорится, с переднего края сражения за большую рыбу. И чтобы в нем чувствовалось время — начало шестидесятых. Этот репортаж нужен и для нашего журнала, и для вас… — Главный дружелюбно, но вместе с тем многозначительно посмотрел на Виктора, встал и крепко, основательно, жесткой рукой бывшего торпедиста «Малютки» пожал его руку. — С удачей, — сказал он на прощанье.

В коридоре по пути в свой отдел Виктор встретил Олю, приятельницу из другого журнала, высокую крашеную блондинку в дымчатых очках. Она знала о его командировке.

— Угоняют? Какое же у тебя задание? — полюбопытствовала она.

— Надо срочно помочь государству поднять улов трески и лосося, чтобы они никогда не исчезали из московских магазинов, — брякнул Виктор, и они громко рассмеялись.

В этот же день Виктор взял билет до Мурманска, захватил в библиотеке нужные книги и заспешил домой. Войдя в свою комнатенку, он по обыкновению сразу подошел к большому аквариуму на подоконнике: «Ну, как живы-здоровы, рыбешки?» Разноцветными искрами метнулись они в стороны, и лишь одна — пучеглазый телескоп — осталась на месте. Аквариум с золотыми рыбками, купленными на Птичьем рынке, подарил отец, когда Виктор перешел в шестой класс. С тех пор они приносили ему счастье — хорошие отметки, подарки, проходной балл в университет на факультет журналистики и удачное устройство на работу.

Виктор основательно засел за книги о Кольском полуострове и о Гольфстриме, с детства знакомых по урокам географии. Что он знал об этом крае? Не очень-то много. Знал, что мурманский порт и залив не замерзают, потому что полуостров омывает одна из ветвей Гольфстрима, что в его водах, богатых планктоном, прекрасно ловится рыба, какая — он в точности не знал.

Виктор проследил по карте направление течения и всех его важнейших ответвлений, узнал его ширину, скорость и температуру на разных участках.

Когда голова уставала, он смотрел на аквариум. В чаще тонких водорослей сновали коротенькие кометы с раздвоенными хвостами, в оклеенном ракушками гроте о чем-то совещались два телескопа, гонялись друг за другом черные моллиенезии и красные меченосцы… Чего это их называют так грозно? Никакого ведь меча у них нет, просто декоративные малявки с удлиненным мечевидным отростком на хвосте… Вдруг Виктор заметил, что на боку одного меченосца не хватает нескольких чешуек. Опять подрались? И у вас бывают распри? Эх вы бедолаги, аквариумный милиционер нужен? Смотрите, можно завести его!

И потом, когда он лег, думая о своей поездке, ему почему-то сквозь наплывающую дремоту виделись эти содранные чешуйки на боку меченосца. И немножко щемило сердце, что Таня ничего не знает и не проводит его.

В день отъезда он торопливо пожал руку отца, быстро поцеловал мать, подошел к аквариуму, постучал ногтем в толстое стекло и улыбнулся:

— Прощайте, не скучайте и не деритесь… А ты, мама, вовремя корми их. — Схватил чемодан и вылетел из дому ловить такси.

Виктор лежал на верхней полке шумного купе и, подложив под затылок сцепленные руки, смотрел в потолок. Грохочущий, неуютный, бесцеремонный поезд, толкай и поддавая с боков и снизу, нес его в холодную ночь. Позади остались шумная, суматошная Москва, предотъездная беготня, последние телефонные разговоры и нескрываемая радость, что послали именно его, Виктора. Позади оставалась и Таня, их нелепая ссора в тот вечер, когда все это случилось. Ничего особенного, а все же… Кто из них прав? В общем-то он. Слишком многого она хотела от него и не могла понять, что он не спешит с этим. Все от него чего-то хотят, просят, требуют…

К нему вдруг пришла трезвость, ясность мысли и обстановки. На мгновенье стало даже страшно. Конечно же, никакой тайны, никакой загадки нет в том, что отправили в эту командировку именно его. На планерках главный не скрывал, что был не слишком высокого мнения обо всем, что писал Виктор, — «мелковато, осторожно, расплывчато», — многое заставлял переделывать, заострять, уточнять, а один очерк вообще забраковал. И вот теперь главный послал его в командировку, чтобы окончательно понять, имеет ли смысл держать его в штате. Иначе не говорил бы, что репортаж, за которым он сейчас ехал, важен и для журнала, и для него, Виктора.