Курзанов и Василий работали на разных краях расстеленного трала. Виктор присел на корточки рядом с Василием, помедлил немножко, чтоб помтралмейстера привык к нему, и спросил:

— Скоро мы придем к своему квадрату?

Воткнув в борт куртки деревянную игличку, Василий пожал плечами:

— У них спросите, — он кивнул на ходовую рубку, где за стеклом виднелись Шибанов, Лаврухин и капитан. — Они знают точней.

Виктор решил подняться в рубку, но, увидев холодное и безучастное лицо рулевого, раздумал. Постоял на корме, содрогавшейся от работы гребного винта, и, заметив на полубаке Бубликова — совершенно рыжего и нескладного Бублика, чем-то напоминавшего Колю, но более уверенного и общительного, — полез к нему по трапу. Тот сидел на толстых мотках сетей.

Шмыгнув носом, Бубликов вежливо пододвинулся, и Виктор присел рядом. Что знал он об этом парнишке? Да почти ничего: приехал в Мурманск с периферии, завалил какой-то экзамен в мореходку и пошел матросом в траловый… Хотелось потолковать с ним, вызвать на откровение: неужели он настолько безвольный, что во время стоянок в порту ему требуется «конвоир»? Разговор предстоял не короткий, а здесь, на полубаке, дул такой пронизывающий до костей ветер, что Виктор вмиг закоченел.

— Сейчас вернусь, погоди… — Виктор сбегал в каюту, надел плащ, пришел на старое место. Бубликова там уже не было…

Что ж это он? Ведь не на вахте же…

Какое-то время Виктор сидел один.

На душе было тягостно и одиноко. Опять закралась мысль, что честней было бы отказаться от этой командировки, но теперь поздно об этом сожалеть, надо действовать, вникать и разбираться.

«Меч-рыба» полным ходом шла вперед, ее слегка покачивала небольшая плотная волна, но это было совсем не опасное, скорей даже приятное покачивание.

Виктор постоял у небольшого медного колокола на полубаке, оглядел сверкающее море, послушал тугой плеск и шелест волны разрезаемой форштевнем траулера.

Шибанов по-прежнему был у штурвала. Рядом с ним расхаживал Лаврухин, а Сапегин с крыла рубки смотрел в бинокль.

Виктор слез с полубака и пошел к ходовой рубке. Нечего обращать внимание на Шибанова!

— Скоро будете ловить? — Виктор поднялся к капитану.

— Нет. Еще около суток ходу до Норвежского желоба, — не отрывая от глаз бинокля, сказал Сапегин. — Руководитель группы наших кораблей сообщает, что приборы фиксируют там скопления трески и морского окуня. Не очень густые, но кое-что можно взять, и капитаны судов, промышляющих там, подтверждают и указывают координаты…

Сапегин шагнул в рубку, подал команду рулевому и громко, властно, каким-то совсем новым, непривычным для Виктора голосом отдал приказ по переговорной трубе в машинное отделение.

Сильней застучал двигатель, и судно чуть изменило курс.

Сапегин взял с полки, где лежали карты и лоции, какую-то толстую, обтрепанную книгу и, с озабоченным лицом присев к штурманскому столу, раскрыл ее и погрузился в чтение.

Сейчас ему было не до Виктора, и тот с горечью подумал: никому он здесь не нужен, но зато все они, все, вплоть до Бубликова и Коли, нужны ему… Что он без них?

Виктор спустился по трапу, заглянул в салон и увидел там Дрыгина — старшего мастера по рыбообработке.

Длинноногий и тощий, в измятом коричневом пиджаке и брюках с пузырями на коленях, он стоял у стола со шкерочным ножом в одной руке и вырезанной из доски рыбиной в другой и проводил инструктаж — показывал новичкам, как нужно разделывать рыбу: подавать на рыбодел, отхватывать голову и потрошить.

Виктор неслышно встал за матросами. Был тут и Коля в своем затрапезном морском кителе с засаленным у затылка воротником. Он нервно помаргивал и внимательно тянул в сторону Дрыгина длинную, с большим кадыком шею, брал вслед за другими нож, рыбину и проделывал ножом все необходимые движения.

— В одну минуту опытный шкерщик может разделывать до шестнадцати штук! — утверждал Дрыгин.

— Шестнадцать? — удивился Коля. — Значит, в четыре секунды — одну? Для этого нужно быть фокусником!

— И ты будешь, и все вы будете такими фокусниками! — заверил их рыбмастер и принялся поучать дальше. — Только старайтесь, ребятки, постичь всю премудрость шкерки. Что для этого надобно? Многое. Перво-наперво — хорошенько наточить нож, потом — правильно, свободно, легко стоять у рыбодела, далее — досконально изучить строение внутренних и наружных органов рыбы, беречь все движения и каждую секунду вахтенного времени…

Виктор ухмыльнулся: учитель!..

До чего же в разных измерениях живут люди, поневоле вспомнишь тут Перчихина с его мрачноватой сверхтрезвой философией… Черт побери, может, и ему, Виктору, испытать свои силенки в шкерке и вслед за другими новичками взять в руки шкерочный нож и эту деревянную рыбину, грязную, залоснившуюся от десятков ученических рук и сильно изрезанную во время дрыгинских лекций?

Он не сделал этого, однако с интересом слушал и смотрел на движения руки и лезвия: это могло ему пригодиться. Виктор и не заметил, как проторчал в салоне добрых полчаса, и, когда рыбмастер, пожелав удачи, отпустил новичков, он задержал Колю.

— Все усвоил? — спросил он дружелюбно.

— А чего там, — чуть отстранился от него Коля, — шкерить — не часы на конвейере собирать…

— Итак, сколько будешь давать рыбин в минуту?

Худое Колино лицо с сероватой кожей чуть дрогнуло, оживилось, в глубине его глаз мелькнул плутоватый проблеск:

— Для начала одну! Но чтоб по правилам, чтоб не в брак…

— Ага, значит, боишься, что шею намылят, продраят, пропесочат?

— А вы что думали? — в тон ему ответил Коля. — Попробуй попорть рыбу! Гад буду — в салон не пустят, жрать не дадут, а что делать в море без жратвы?

Не такой уж он был забитый, как показалось.

— Держись Шибанова — не пропадешь! — сказал Виктор. — Ты, я вижу, парень не промах…

— Вроде бы, да пока что все промахивался.

Виктор проснулся в час ночи и вышел на палубу. Вид моря совершенно изменился. По правому и левому бортам «Меч-рыбы» двигались другие рыболовецкие суда, волоча за собой хвосты черного дыма: они, видно, работали на угле, — из низких, скошенных назад труб других судов — «жидкачей» — струились сизоватые полосы. Ветер развевал на них многоцветные флаги разных стран мира — суда двигались медленно, наверно, с опущенными тралами. А не очень далеко, милях в пятнадцати от их траулера, виднелась узкая, размытая расстоянием и синеватым маревом полоса какого-то берега.

— Трави джилсон! — послышался громкий голос Северьяна Трифоновича, ответные голоса других, стук лебедки, и Виктор бросился на шум.

Огромный траловый мешок, захваченный тросом, перевалился за борт «Меч-рыбы», исчез в воде, и за ним медленно потянулись сухие еще крылья трала, по смазанным роликам побежали стальные тросы-ваера, в воду уходили бобинцы и ожерелья кухтылей, окованные металлом черепахи траловых досок. И все время раздавались деловито громкие, четкие команды Северьяна Трифоновича, рыбаки в брезентовых куртках и стеганых фуфайках делали то, что он приказывал. Скоро весь трал ушел в море, очевидно, в Норвежское море (они ведь собирались промышлять в нем, это Виктор хорошо помнил), хотя оно решительно ничем не отличалось от того, по которому они шли вчера, от Баренцева моря — ни цветом воды, ни дымчатой синевой неба, ни легким плеском волн…

Ваера туго натянулись, заскрипели, и судно, резко сбавив ход, пошло тише. Почти все рыбаки, кроме свободных от вахты, высыпали на палубу, на полубак и с явным интересом следили за спуском трала.

Виктор заметил на крыле ходовой рубки Сапегина. Тот кивнул ему, и Виктор поднялся по трапу.

— Наконец-то мы впряглись в постромки! — сказал капитан. — Теперь час-полтора терпения. Самописец эхолота кое-что написал нам, посулил, да и руководитель группы посоветовал попытать счастья на этих курсах…

— Проверим его советы, — ответил Виктор. — Нынче на многих промыслах неважно с рыбой…