— А что? — сказал Колька. — У нас неплохо.

Дмитрий пристроил на краю полочки свой тюбик болгарского «Поморина» и мыльницу.

— Посмотрим. Ты что, бабкин помощник? Хватаешь с автобусов, с катеров и вертолетов еще тепленьких курортников — и сюда? Работаешь на процентах или как?

— Никого не тащу сюда, сами плывут навалом. Место у нас такое.

— Ясно. Короче говоря, лихо торгуете морем, синевой и плеском волн… Так? Почем у вас синева?

— Мы не торгуем, сами набрасываются.

— А ты не промах! — сказал Дмитрий. — Трус или нет? Говори прямо.

— Храбрый. Смелей меня никого в Джубге нет.

Дмитрий сузил глаза.

— Занятно. — Потом вдруг выпрямился. — Да что это я к умывальнику, если море рядом? Двинули.

Не успел Колька расстегнуть штаны, как Дмитрий уже вошел в воду, с ходу нырнул, метров за десять выплыл, промчался баттерфляем, чуть не до пояса выскакивая наружу, потом откинулся на спину, полежал, опять нырнул, и его голова с подстриженными черными волосами появилась возле Кольки.

— Отменное море! — Дмитрий провел по груди ладонью. — Чего не входишь в воду?

И здесь Колька проделал все, на что был способен: прошел быстроходным кролем и по всем правилам выдал превосходный баттерфляй — ничуть не хуже Дмитрия. Дыхание у Кольки было поставлено отлично. Крепкий, ловкий, темно-коричневый, как зрелый каштан, он вызывал зависть не только у своих сверстников, но и у ребят постарше.

— Ничего, — сказал Дмитрий. — Думаю, найдем с тобой общий язык.

Больше всего удивило Кольку, что Дмитрий быстро вышел на берег, не так, как другие: придут к морю, полдня торчат, умиляясь им, раскисая от солнца. Надев майку и трусы, Дмитрий побегал на месте и сделал на гальке стойку: выстрелил в солнце ногами, постоял с минуту. Он был коренаст. Из-под белой майки выпирали бугры мускулов, руки толстые, как у боксера в среднем весе. В общем, слеплен хорошо.

— Ну, пошли.

— Дайте я отнесу домой мокрые плавки, — сказал Колька, когда они проходили возле заборчика, — повешу на проволоке.

— Не возражаю.

Повесив плавки, Колька на мгновенье заскочил в комнатку Дмитрия и с колотящимся сердцем приспустил чехол на загадочном предмете. И едва не вскрикнул от восхищения — это были лыжи, широченные, длинные лыжи синего цвета, загнутые на концах, как и полагается лыжам, на которых катаются по морю!

Вверху большими с завитушками буквами было написано не по-русски: «Слалом», внизу, пониже креплений, на обратной стороне, были вделаны маленькие кили. Ага, чтоб управлять на ходу! Как у лодки. Колька потрогал киль. Края лыж были сильно потерты, лохматились, краска кое-где слезла: уже побывали в работе, и немаленькой.

Колька нагнал Дмитрия, и они пошли к центру Джубги. И чем дальше уходили от моря под колышущейся тенью широких грецких орехов, шелковиц и тополей, тем чаще попадались на заборчиках бумажки: «Сдается комната». По дороге Дмитрий беспрерывно спрашивал:

— Как у вас с морской охотой?

— Да не очень. Нет хороших глубин с камнем и травой и чтоб вода была прозрачная. У порта мелковато, хотя и много водорослей, у Ежика тоже. Но, бывает, подстреливают хорошего лобана.

— Ежик, ты сказал?

— Ну да.

— Слыхал-слыхал… Это он и есть? — Дмитрий посмотрел налево, туда, где за речкой, за белизной корпусов дома отдыха «Центросоюз», к морю спускалась темная лесистая гора, поразительно напоминавшая ежика: слегка изогнув спину, он узкой мордочкой тянулся к воде.

Колька утвердительно кивнул.

— А ставрида на самодур уже пошла? — спросил Дмитрий.

— Рановато еще. Но кое-кто привозит килограмма по три.

— Рыбачишь?

— Случается. — Колька смотрел на Дмитрия и видел его, несущегося по волнам на лыжах. Никто еще не приезжал в Джубгу со своими лыжами!

— Меня в Ленинграде пугали вашими норд-остами: поздновато еду — могут задуть. Это верно?

— Да как вам сказать… Ничего страшного, в общем…

Дмитрий скосил на него темный глаз.

— Говоришь, чтоб не отпугнуть у бабки клиента или как нормальный человек?

— Как человек. Они зимой вредные, норд-осты, а осенью ничего, правда, холодновато бывает, да иногда воду теплую от берега отгоняют…

— И всего-то?.. Скажи, а эта река рыбная?

— Да нет. Сазан встречается, да ловится редко… Вон видите, дядька с бородкой на той стороне? Две недели назад он вытащил одного сазанчика на кило, так до сих пор опомниться не может — каждый день с удочками дежурит… А вы что, тоже рыбак?

— Временами.

— На удочку или как?

— На удочку не люблю. Скучно. Кабинетная работа.

— Пожалуй, — заметил Колька, — мне тоже трудно усидеть. На самодур интересней: ветер, волны… Гребешь, ищешь косяк…

— Не пробовал. Будешь моим учителем? Захватил два магазинных… Будешь?

— Ага. А что это у вас в одном чехле — ружье?

— Оно самое. Бить гарпуном до рыбе под водой — это ничего, здесь шевелиться надо, а не спать…

— Точно… Дадите мне хоть раз выстрелить? Маска с ластами у меня есть…

— Посмотрим… Ого какой мост! Чистый модерн!

Впереди показался большой однопролетный, без быков, мост красного цвета.

— Недавно построили?

— При Николае еще. Николаевский.

— Проклятые цари! Многовато осталось от них всякого. Скорей бы доржавело.

У моста Дмитрий взбежал на откос шоссе, и они пошли к асфальтированному пятачку со стрелками «Новороссийск» и «Туапсе», к ресторану «Джубга», с высоким крыльцом и большими окнами.

— Ну и фантазия у вас, — сказал Дмитрий. — Все Джубга и Джубга: и селение, и река, и ресторан… Ты что это прятаться вздумал? — вдруг спросил он у Кольки. — От них?

— Ага. — Колька из-за спины Дмитрия смотрел на группу ребят с лопатами и на Ивана Григорьевича с рюкзаком за плечами: они толпились у автобусной остановки.

— Куда это они?

— За пушкой… Валера раков ловил в Шапсухе и нашел на берегу… Чего мне там делать?

— А этот старик — мужик ничего?

— Что надо! Все про Джубгу знает: и про то, когда строили этот мост, и когда здесь проходила Таманская армия. Клепки на мосту видели? Так их вручную клепали больше месяца, от стука кувалд оглохла вся Джубга. Зато долго стоит. Иван Григорьевич говорил, что фермы везли сюда морем и одну нечаянно уронили против Лермонтова, до сих пор рыбаки видят ее на дне…

— Хватит, все ясно… На пенсию не вышел?

— Собирается.

— Ну тогда вы разнесчастные люди: нет ничего опасней деятельного пенсионера — умучает.

Колька засмеялся, но так, чтоб Иван Григорьевич не услышал. Он шел, прячась за Дмитрия, искоса поглядывая на Лизку, на рыжий хвостик ее волос, выкрашенных хной, чтобы не отставать от столичной моды. На Андрюшку он не обращал внимания, зато тот, увидев Кольку, незаметно отошел от ребят, перебежал шоссе и через минуту был рядом.

— Здравствуйте, — сказал он. — И я не пойду. Нашли дурака.

— Вот как, — заметил Дмитрий, — я вижу, у вас в Джубге совсем нет дураков, все умные… Куда я попал!

Мальчишки засмеялись.

— Ну как вам Джубга? Райский уголок, правда? — спросил Андрюшка. — Так все говорят. Был я и в Архипке, и в Михайловке, и в Лермонтове… Разве могут они сравниться с Джубгой?! Здесь и…

— Однако приятель у тебя бойкий, — прервал его Дмитрий. — Дружите?

— Дружим, — сказал Колька, ненавидя в эту минуту Андрюшку.

Зачем приперся? Стукнуть бы его по аккуратной, подстриженной под модную скобку голове. И стукнул бы, если бы не тот дельфин.

— Ну, деятели, — сказал Дмитрий, — пойду пожую что-нибудь в вашей «Джубге», погляжу, чем кормят в райском уголке.

— Ну как он? — спросил Андрюшка, когда Дмитрий ушел.

— Как все, — процедил сквозь зубы Колька и до самого дома не проронил больше ни слова.

Вообще-то Андрюшка был вроде парень свой: неплохо плавал, да и внешность видная — все девчонки на него заглядывались. И отдыхающим умел нравиться. Но самое главное — он не посягал на Колькино первенство в их компании. Последнее время они даже стали дружить.