— Ничего не понял, Проф, — расстроено заметил Ломов, — Вы знаете, что ваше мнение уважаю и, даже, прислушиваюсь к нему, но подобное за гранью моего разумения. Попробуйте разжевать это как для младенца.
— Да, конечно, — с готовностью согласился Геворкян, — Власть сосредоточена в руках тех, кто имеет рычаги давления на общество. Рычаги — это армия, бюрократия, читай номенклатура, и силовики. К последним относится не только полиция, но и структуры способствующие легитимности власти. Судьи, призоры, налоговые инспекторы, коллекторы или приставы. Сюда же можно включить МЧС и медиков. Остальные могут роптать сколько угодно, но изменить общественный строй не в состоянии. Иначе возникнет хаос и анархия.
— Спасибо за лекцию, Самвел Каренович, но я спрашивал о другом, — мягко прервал политзанятие Ломов, — Какая связь между собачьим заградотрядом и местной дипломатией?
Профессор недовольно крякнул, донеслись звуки полоскания рта освежающим антисептиком. Затем Геворкян сплюнул зубной эликсир и авторитетно заявил:
— Советую прислушаться к словам вашего товарища, которого вы зовёте Попаданцем. Это мирная демонстрация силы. Нам недвусмысленно рекомендуют двигаться в противоположном направлении.
Глава 27
— Что у нас в противоположном направлении? — пробурчал себе под нос Ломов, доставая и разворачивая на столе ламинированную карту местности, — Выйдем где-то посередине, между шахтами копателей и стойбищем кочевников. Бессмыслица какая-то.
Закончивший утренний моцион профессор приблизился к командиру, но не сел, а склонился, заглядывая в схему поверх плеча.
— Согласен с вами, Дмитрий Дмитриевич. Мы же пришли ранее к выводу, что собаки принадлежат копателям. Так? Следовательно, нужно двигаться в сторону отвалов. Уверен, что за ними обосновался временный городок шахтёров. Отсюда не видно, но предполагаю, что он представляет собой некое подобие земных поселений буровиков или геологоразведчиков. Работа осуществляется вахтовым методом. Смена живёт в бытовках или хорошо оборудованных землянках. Отработали пару месяцев и ротация. Думаю, нам туда.
— Мы прошли пятьдесят два километра, — вслух рассуждал Ломов, — До объекта «Шахты» ещё тридцать семь. До стойбища восемьдесят девять. Изначально мы должны были пройти тот же маршрут. Бегло осмотреться и вернуться в исходную точку. Я не верю в совпадения. Произошла либо утечка информации из штаба, либо…
— Либо наши аналитики правильно рассчитали маршрут рейда, — нагло перебил Геворкян, имеющий по табелю о рангах чин генерала запаса, — Решайся, командир! Прорваться через собачий кордон и вернуться назад, имея на руках только слухи и предположения, не великий подвиг. У нас реальный шанс вступить в контакт с одной из местных группировок. Это будет огромный прорыв в понимании и структуры Зоны, и расстановки сил.
— В вас говорит азарт исследователя, — покачал головой Ломов, — Хочу напомнить, что у нас минус три. Один двухсотый и два трёхсотых. С таким балластом продолжать разведку считаю нецелесообразно.
— Помните, вчера, когда Лишай хотел спуститься вглубь здания, вы пообещали ему, что в случае гибели, зароете в песок и оставите маячок, чтобы труп подобрала другая экспедиция? Понимаю, что это было сказано в сердцах, в минуту негативного порыва, но мы можем точно так же поступить с телом Данияра Артуровича. Наши писарчуки зафиксируют в журнале, что всё произошло с моего одобрения. Остальные подтвердят. Я правильно говорю, Георгий Львович?
Профессор обратился к Зорину, официально считавшемуся главой учёных, желая привлечь на свою сторону как можно больше авторитетов. Тот что-то промычал, то ли ещё не проснувшись, то ли не желая брать на себя такую ответственность.
— Мария Андреевна, голубушка, дайте академику какой-нибудь энергетик, чтобы наш главнокомандующий пришёл наконец в чувство, — вежливо обратился Геворкян, но все уловили, какая уничижительная насмешка прозвучала в его просьбе.
Сафонова не ответила, и профессор переключил внимание снова на Ломова.
— Я понимаю, что вас никто не осудит, если вы выведете отряд обратно к Бункеру. В любом случае у криминалистов, медиков и психологов будет масса работы на ближайший год. Аналитики вконец сломают голову, пытаясь встроить наши изыскания в существующую гипотезу. Следовательно, перспектива повторной экспедиции отдалится лет на пять, пока кто-то наверху не найдёт в себе смелости взять ответственность за риск. Всё так и будет, если мы не получим железобетонные данные, доказывающие безопасность повторного рейда в Зону. Мы сейчас здесь. Внутри локации и можем принимать решения самостоятельно. Мы сейчас демиурги, создающие реальность для будущих поколений! Вы же не бюрократ, Дмитрий Дмитриевич? От вашего решения зависит будущее проекта!
— Моя задача — обеспечить безопасность и вернуть всех живыми, — быстро сказал Ломов, но в голосе явственно ощущались нотки сомнений.
— Хотите, мы проведём референдум? — продолжал давить Геворкян, — Нас мало. Каждый сможет высказать своё мнение и проголосовать за один из вариантов. Предложений два. Либо прорываемся с боем к Бункеру, либо продолжаем рейд, согласно установленного маршрута. Даёте добро?
Почувствовав внутренние терзания командира, слово взяла Сафонова.
— Я понимаю ваш энтузиазм, Проф. Хотите почувствовать себя в шкуре первооткрывателя? Вроде Джеймса Кука? Высадиться на острова Полинезии и осенить туземцев благодатью своего присутствия? Не забывайте, что аборигены съели Кука.
— Вы что-то путаете, милочка! — засмеялся Геворкян, — Капитана Кука никто не кушал. Он погиб на Гавайских островах, решив поучаствовать в местной войнушке.
— Это вы путаете, проф! Вы предлагаете нам поучаствовать в местном конфликте, забывая, что нас ждёт в итоге. Мы не имеем права вмешиваться, нарушая паритет сил в пользу одной из сторон. Наше мнение может оказаться предвзятым, что изменит ход истории. Вы проснулись и внезапно почувствовали себя Богом? Или, начитавшись либеральной белиберды, захотели стать прогрессором?
— Единственное, что я чувствую, — это антипатию к моему предложению. В вас, милочка, говорит инстинкт самосохранения. Взгляните на ситуацию с точки зрения науки.
— Прежде всего, я вам не милочка, а капитан внутренней разведки. Моя подготовка указывает на недопустимость необдуманного вмешательства в местные разборки. У нас нет сведений о сторонах конфликта. Мы не знаем их целей. У нас нет возможности анализировать происходящее. Голосование считаю бесполезным. Во-первых, вас меньшинство, во-вторых, у нас не демократия. Призоры такие же военные, как и мы. У них есть свой командир и свой приказ, выполнять который они обязаны. И обращайтесь ко мне согласно установленной формы.
— Извините, Мария Андре… эээээ… Манюня, я не хотел вас обидеть…
Геворкяну не дал закончить фразу Танк.
— Пешня, разреши обратиться?
— Обращайся, — взяв себя в руки, сказал Ломов.
— Бойцы СОБРа закончили чистку своего оружия, — сержант приблизился к командиру, нависнув над профессором как утёс над пляжем, — Сейчас соберу пукалки учёных и дам команду почистить их. Разрешите выполнять?
Сержант намеренно напомнил всем, что он и его люди, являются бойцами спецподразделения, а не какими-то цириками из службы исполнения приказаний.
— Разрешаю!
— Гражданин Геворкян, предъявите закреплённое за вами ружьё «Сайгак».
Заглядывающий, через плечо Ломова в карту, профессор вздрогнул и боком выбрался из-под утёса.
— Следуйте за мной, Танк. Я покажу, где ружья научного состава.
Собрав оружие из отдельной пирамиды, Танк вернулся и вывалил дробовики на край стола.
— Разбирайте, — скомандовал он своим бойцам.
— Личное тоже не забудьте, — напомнил Ломов, доставая из нагрудной кобуры «Ворон». Затем отстегнул с бедра тяжёлый «СТ» седьмой модели, созданный исключительно для комсостава, и приступил к более ювелирной работе.
Геворкян к столу не вернулся. Сначала попробовал растормошить своего вечного оппонента Зорина, но тот категорически отказался вступать в альянс с профессором. Он ещё был под впечатлением смерти Савостина и понимал, что по возвращении с него спросят за гибель минералога. Спросят, конечно, со всех. Прежде всего с командира «Песчаных Эф», однако Савостин был в непосредственном подчинении его, Зорина, и то, что он недосмотрел, обязательно аукнется.