Последней, из женской половины казармы, явилась Мария. Её разбудило и привело природное чутьё и понимание, что мужиков оставлять наедине с алкоголем нельзя. Ладно, если напьются и устроят мордобой. С традициями бороться невозможно. Но, ведь, наслушавшись радикальных советов учёного, могут взбунтоваться и потребовать немедленно начать рейд в пустыню искусственной аномалии. Поэтому взяла на себя роль контролирующего органа.

Роль распорядителя принял Мельников. Быстренько порезав помидоры и огурцы на правильные дольки, он вскрыл упаковки с нарезкой и, словно факир, сотворил восемь стаканов. Правда не из воздуха, а из-за упаковок сменных фильтров для респираторов, где прятал заначку.

Когда все подняли рюмки, а Черова разбудили, намочив кончик носа виски, Георгий Львович сказал тост, заставивший всех задуматься о смысле жизни.

— Предлагаю выпить за лабораторных мышей, без которых любая наука осталась бы сухой теорией! Здесь и сейчас мы бессильны, пытаясь понять природу феномена. Только вы, исполнив роль лабораторных мышек, может сдвинуть нашу работу с мёртвой точки. Возьмите меня в свою команду! Я хочу с вами шагнуть в неизвестность и лично пощупать аномалию за яйца!

После он залпом опустошил рюмку и грустно прошептал:

— Начальство отклонило уже третье заявление о переводе.

После такого тоста Черов окончательно проснулся и даже попытался высказать возникшую в голове догадку. Впрочем, заговорили все.

— Мы подопытные! Я так и думал! — воскликнул Черов, обрадовавшись, что не он один видит подвох в предстоящей операции.

— А ты говорил, что я «отмычка»! — отвесил Денису подзатыльник Мельников.

— Что не так с бункером? — задал разумный вопрос Ломов, только для вида пригубивший виски.

— За шесть месяцев вы не нашли дверь, которую я должен открыть? — возмутился Тимофей, единственный из группы, верящий в силу науки.

— Значит транспондера в бункере нет? — сделал вывод Лишай и, поддев вилкой тонкий ломтик сёмги, принялся разглядывать его на свет.

— Песчаных червей тоже не нашли? — загрустил Сахраб и, как истинный мусульманин, долго проживающий в России, перекрестил рюмку, прежде чем выпить.

— Каких червей, любезный? — опешил Зорин, потеряв нить беседы, — Вы думаете, что в бункере снимается восемнадцатый сезон «Дюны»?

— Молчать! — грохнул кулаком по столешнице Ломов, сразу показав, кто в каптёрке хозяин, — Вы, уважаемый член корреспондента, пришли плакаться или вести конструктивный диалог?

— Я устал, — признался Георгий Львович.

Поник, вжав голову в плечи, словно рык прапорщика заставил его почувствовать себя пресловутой лабораторной мышкой. Только глаза с надеждой косились на распорядителя стола. Однако, в глубине души Гизмо таился садист. Он быстро смекнул, что потакать гостю — это путь в бесцельному пьянству. Такого себе не позволяли даже алкаши в забегаловках Отрадного. Пить, утверждали они, можно сколько угодно, но с тостами, достоинством и расстановкой.

— За что пьём? — злоупотребляя властью, возложенной на него обществом, ехидно поинтересовался Мельников, играя крышкой по резьбе бутылки.

Зорин нервно сглотнул, понимая, что надежды на беззаботную попойку рухнули. Лабораторные мыши не желали подчиняться великому учёному, а требовали отчёта.

— Мы в тупике, — промямлил Зорин.

— Это понятно, — понизив голос до приемлемого за столом уровня, сказал Ломов, — Попытаюсь кратко и доступно донести до вас нашу позицию. Здесь казарма. Мы военные люди. Если в ваших научных кругах бытует мнение, будто мы дегенераты, с отбитой напрочь башкой, то уверяю, это не так. Пессимизм и раздолбайство здесь запрещены уставом, потому как ведут к снижению боевого духа. Если желаете бухать, размазывая по щекам сопли от собственной беспомощности и получать сочувствие, в виде ответных дружеских похлопываний по плечу, забирайте пойло и дуйте к себе в коттедж. У вас полно коллег и даже горничная с поваром. Они вам и посочувствуют, и утешат. Если рассчитываете получить от нас помощь, изложите суть проблемы. Не знаете с чего начать? Начните с главного. Вам удалось классифицировать аномалию?

— Вы не понимаете! — вскинулся учёный, словно услышал какую-то глупость, — Чтобы классифицировать что-то… Местность, предмет или явление, нужно в первую очередь определить к какой группе это относится. Для этого, прежде всего, необходимо выявить главные отличительные признаки и сравнить их с имеющимися у других объектов. Нам не с чем сравнивать! Эта аномалия не имеет аналогов на Земле!

— Она внеземного происхождения? — задал уточняющий вопрос Ломов, предварительно кивнув Гизмо.

Тот хмыкнул и принялся развивать виски по стаканам.

— Ну, за аномалию! — провозгласил Родион, ловя на себе осуждающие взгляды сослуживцев.

Только он знал, что застрявший в горле академика ответ, без смазки не сдвинуть.

Все настороженно чокнулись рюмками и едва пригубили напиток. Кроме Георгия Львовича. Тот жадно вылакал содержимое и, поставив стакан, подпёр кулаком щёку.

— Вас совсем не информируют о ходе исследований?

— Не считают нужным, — признался прапорщик, — А вы часто делитесь с лабораторными мышами своими планами? Может, рассказываете им о предстоящих экспериментах, в которых будете расщеплять их на атомы, пытаясь телепортировать на Марс?

— Печально, — заявил Зорин, уловив смысл шутки, — Я не знал.

— Вы закусывайте, профессор! — напомнила Мария, заботливо пододвигая гостю тарелку с сыром.

— Я — академик, сударыня! — то ли похвалился, то ли возмутился Георгий Львович, — Третий в истории академии наук!

— Вот бы ни за что не догадалась! — притворно всплеснула руками Мария, — Такой молодой мужчинка и уже академик!

— Говорю же, третий! Самым молодым, пожалуй, можно считать Гамова. Он в двадцать восемь стал членом-корреспондентом. Но в 1933 сбежал за границу. Второй, конечно, Сахаров. Андрей Дмитриевич стал академиком в тридцать два. А вашему покорному слуге присвоили сие звание в тридцать пять.

— Вот и прекрасный повод выпить! — провозгласил Гизмо, вновь разливая виски.

В этот раз он наполнил Зорину всего половину рюмки, а остальным только звякнул краем горлышка по ободку стакана.

— Значит, аналогов не нашли? — вернулся к вопросу Ломов, дождавшись когда академик прожуёт два ломтика сыра, заботливо засунутые ему в рот Сафоновой, — А как же порталы Геленджика?

— Ох, голубчик, что вы в самом деле, — отмахнулся Георгий Львович, — Вы о дольменах в ущелье реки Жане? Помилуйте, это естественные подпространственные проходы. Наши далёкие предки обладали исключительным чутьём и отмечали точки входа культовыми строениями. Они действуют исключительно в пределах земной географии и физики. Никаких отклонений. А здесь какая-то патология. Получается, что гермозатвор шлюзовой камеры является входом в иной мир, очень сходный с нашим по основным компонентам. Например, минералоги и геммологи в один голос утверждают, что грунт абсолютно идентичен земному. Разница только во влиянии внешних условий. Верхний слой подвергся воздействию высоких температур и напоминает раздробленные фульгуриты или агглютинаты реголита. Нечто подобное, археологи встречали в Индии. Так, например, в районе древнего города Мохенджо — Даро анализы грунта показали схожий результат. В древних книгах Махабхарата и Рамаяна даже имеются описания ядерной войны, произошедшей в Индии более двадцати тысяч лет назад. Но мы же учёные! Мы не станем верить легендам и мифам необразованных народов.

— Значит, учитывая наличие радиации, можно предположить, что в том мире, куда выводит портал, произошла ядерная война? — тактично, но с нажимом спросил Ломов, приобняв Зорина за плечи, чтобы тот не мог отвертеться и увильнуть от ответа.

— Помилуйте, голубчик! Ну, какая ядерная война? Ну, с чего вы это взяли? Ещё скажите, будто шлюзовая камера — это вход в параллельный мир. Полнейшая глупость! Мой коллега, профессор Геворкян, пытается навязать такую же точку зрения. Но это полнейшая чушь! Он такой же выдумщик, как ваш товарищ, спрашивающий о песчаных червях! Это типичная аллюзия! Когда, не сумев объяснить модель аномалии, начинаешь встраивать увиденное, соотнося его с каким-то известным вам событием из фильма или книги. Это профанация науки!