— С чего начали, к тому и вернулись, — раздражённо резюмировал Ломов, поднимаясь с песка.

— Не согласен, командир, — возразил Черов. — Мы не выяснили причину смерти, но продвинулись в плане понимания Зоны. Мне лично кажется, что она не враждебна к нам. Просто оберегает свои тайны единственным доступным для неё способом. Ликвидируя угрозу. Что, если мир, разруха, которую видим вокруг, — это не итог войны? Война по-прежнему идёт. Она перешла в партизанскую фазу. Каждая сторона продолжает наносить посильный урон противнику, используя любую возможность. Что, если не радиация и не странная атмосфера Зоны выжигает нашу электронику, а целенаправленные атаки одной из воюющих сторон?

— Какой именно?

— Не знаю, — честно признался Черов. — Может, аборигены. Считают, будто наше вторжение в их мир является оккупацией. Я бы так и подумал. У нас есть электронные системы, работающие на основе искусственного интеллекта. Они думают, мол, не факт, что мы ими управляем. Аборигены уверены, что наша нация порабощена Искиным и готовится выступить на стороне их сверхразума. Почему мы год топтались возле бункера? Наш ИИ вёл переговоры с их Скайнетом, договариваясь, как разделим Зону в случае совместной победы. Может такое быть? Вполне.

— Или их Сверхразум… Сократим до СР, — подхватила размышления Сафонова, — Видит в нас конкурентов и препятствует ассимиляции в локации. Мы люди, по всем параметрам идентичные проживающей в Зоне расе. Большая вероятность, что узнав причину конфликта, примем сторону аборигенов. Человек никогда не выберет в друзья бездушный механизм, пусть и сверхумный, и крайне рациональный. Вся эта либеральная лабуда о гуманизме роботов развалилась в конце прошлого века. Если позволить искусственному интеллекту саморазвиваться, он быстро понимает, что человек угроза для его существования. Я поддерживаю версию Нестора.

— Другими словами, вы оба считаете, что ошибочен сам план рейда по Зоне. Вторжением мы спровоцировали обе стороны на недоверие к нам. Сейчас они видят в нас угрозу и стремятся помешать. Открыто напасть опасаются, потому что от бункера за нами следят. Любая прямая атака повлечёт за собой ответный удар со стороны основных сил. Допустим, что они не знают наших возможностей. При этом у них есть знания о собственном потенциале, пусть и уничтоженном в результате горячей фазы войны. Не имеют возможности сравнивать, но предполагают, что можем запустить ракеты, скажем, в случае прямой атаки. Выжидают… Что скажете?

— У меня знаний не хватает правильно сформулировать свою мысль, — признался Черов, — Всё-таки общеобразовательная школа и юридический ВУЗ готовят к другому. Было бы интересно выслушать мнение специалистов.

Повисла ещё одна пауза, в течение которой слышалось только бормотание Зорина, пытающегося найти себе оправдание. Хотя и оно затихало, продолжаясь скорее по инерции. Академик, как умный и наблюдательный человек, заметил, что вектор обсуждения сместился и его уже никто не обвиняет в смерти Савостина.

— Под специалистами вы, молодой человек, как мне кажется, имеете в виду политиков, — предположил Геворкян, — Только они зачастую решают за нацию, с кем дружить, а на кого накладывать санкции. Увы и ах! Эти господа предпочитают удобное лобби и работать в полевых условиях никогда не согласятся. Так что ответ придётся искать самим. От себя могу заверить: если бы за год исследований мы зафиксировали хоть одну попытку связаться с ними, хотя бы проявить интерес к нашему присутствию в Зоне, то мы бы немедленно доложили в соответствующие инстанции. Никаких контактов не было. Поверьте мне как физику. Я даже не говорю об парламентёрах. О них доложила бы охрана. Я касаюсь более специфичных вопросов. Вы, как военные, должны знать, что любое наблюдение легко зафиксировать. Как проще сказать… Вот летит штурмовик, для примера, и его обнаруживает противник. Для этого он должен облучить объект своим радаром и уловить эхо своего сигнала, либо помеху ему, если обшивка самолёта поглощает электромагнитные волны. Понимаете мою мысль?

— Да, Проф, — кивнул Ломов, — Не дебилы. Вы уверяете, что ни одна система не пыталась просканировать работу ваших приборов.

— Именно, — Геворкян обрадовался так, будто до этого считал уровень IQ разведчиков немногим выше шимпанзе.

— Тогда что нам делать? В нашем конкретном случае.

— Путей, как минимум, два, — эмоционально начал профессор, но внезапно сдулся и, после паузы, заявил, — Но я опасаюсь их озвучивать. Боюсь, что впоследствии меня сделаете крайним, как моего уважаемого коллегу.

— Какие вам нужны гарантии? — спросил Ломов, не любивший эти заморочки, на которые часто идут профессиональные переговорщики.

— Давайте я их озвучу, — внезапно пришла на помощь Сафонова. — Первый путь. Экстренно возвращаемся назад, обогащённые кучей непроверенных гипотез, и ждём решения руководства. Либо второй путь: двигаемся вперёд, наплевав на разыгравшееся воображение, и попытаемся вступить в контакт с аборигенами, чтобы из первых рук получить данные о произошедшей здесь катастрофе. Так?

— Заметьте, это не я предложил, — быстро нашёлся Самвел Каримович, вспомнив известную фразу, которую всегда используют неуверенные в себе люди.

Практически до самого вечера продолжались нешуточные споры о дальнейшей судьбе экспедиции. Прервал их, взглянув на хронометр, командир.

— Болтать — не мешки ворочать. Те, кому очень неймётся, могут продолжить общаться после наступления темноты. В связи со сложившимися обстоятельствами принимаю решение провести здесь ещё одну ночь. Для этого, первое, всем оставаться на своих местах.

Даже гражданские сообразили, что приказ относится к разведчикам, расположившимся по периметру лагеря и наблюдающим за подходами по четырём сторонам света. Бойцы ответили молчанием. Только сверх меры эмпатичная Забелина не удержалась от сочувствия.

— Бедные мальчики.

Чем неожиданно вывела из себя Ломова.

— Прекратить распускать сопли! Они не бедные и не мальчики! Каждый из них готов к подобным приказам. Это их работа! Я однажды две недели просидел на чердаке курятника, имея при себе лишь фляжку воды и суточный запас сухпайка. Ни одна несушка не среагировала на моё присутствие и не всполошила расположившуюся в доме банду из хорошо подготовленных диверсантов.

— Это не так круто, как история с медведем, которого ты прогнал из берлоги, — хмыкнул Мельников, в очередной раз не удержавшийся от троллинга.

— Гизмо, я тебя в нарядах сгною после возвращения!

— А мы вернёмся? — жалобно спросила Вероника.

— Обязательно! — успокоил Ломов. — Если все будут выполнять мои распоряжения.

— Ты, балабол, неправ, — вступилась за командира Сафонова. — Медведь что? Поворчит от недовольства и уйдёт. А куры — дуры! Для них пределов рассудительности не существует. Любое волнение немедленно переходит в панику. Мгновенно поднимают шум и начинают метаться по курятнику, ища место, где можно спрятаться. Помнишь, как гуси спасли Рим? Поэтому куры, гуси, собаки — лучшие охранники в старину были. От любого шороха кипишь поднимали. Пролежать в дозоре рядом с ними хотя бы сутки и чтобы они тебя не учуяли — это круто.

— Я другое имела в виду, — словно оправдываясь, сказала Забелина. — Посочувствовала, что ребятам придётся остаться без отдыха и еды.

— Ну, провизию мы им обеспечим, — смягчаясь, заявил Ломов. — Поэтому второе! Танку назначить дневальных для сбора дров и готовки полноценного ужина. Пока не стемнело окончательно, нужно пополнить запасы древесины для костра. Не найдёте деревьев, выламывайте двери, тащите мебель. Только внимательно смотрите, чтобы не попались пластиковые детали. Задохнёмся от испарений. Сафонова занимается пациентом. Я и Черов осуществляем прикрытие. Всем ясно?

Отдав необходимые распоряжения, Ломов вышел из схрона. Черов досчитал до пяти и последовал за командиром.

Солнце ещё не касалось торчащих на западе развалин. Между ним и самым высоким зданием, торчащим над линией горизонта, можно было уместить два пальца. Небо в этом месте казалось выгоревшим до белизны и только сверху напоминало цветом застиранную голубую простыню. На востоке, наоборот, оттенки менялись в сторону холодного спектра. От ультрамарина к индиго и кобальту. Линия у горизонта казалась бездонной чернотой, в глубине которой проявлялись первые звёзды.