— Убирайся! — кричу я громче.

Слезы хлещут, как тихая гроза, пока не грянет гром.

Она стоит, поджав тонкие губы.

— Я сказала, убирайся! — Я указываю на дверь. — Убирайся к черту отсюда!

Она наконец кивает, выбегая наружу.

— Детка, мне очень жаль…

— Не делай этого! Ты знал. Ты должен был быть здесь, чтобы сказать мне, как только я проснулась! Но тебя… тебя… тебя не было, — всхлипываю я, и контроль над собой ослабевает.

Обломки моего сердца… Я не могу больше удерживать его. Я кричу. Я плачу. Я не знаю, как долго. Но вот его руки обнимают меня, и я перестаю понимать, почему я вообще на него злилась. Потому что в этот момент все, чего я хочу, — это прижаться к нему.

Я смахиваю слезы с глаз, размазывая подводку, но мне кажется, что сейчас мне не до того, чтобы все исправить. Все, чего я хочу, — это прижать к себе ребенка, который находится внутри меня, и держать его в безопасности.

Дверь в ванную распахивается, и там стоит Дом с полотенцем, обернутым вокруг его бедер, глубокое V-линия его косых мышц указывает на то место, которое я обычно желала от него. Но сейчас я могу думать только о том, как нам повезло, что мы имеем то, что имеем, после всего, что у нас отняли.

— Эй, что случилось? — спрашивает он, озабоченность проступает на его лице, щеки впалые.

Его бицепсы напрягаются, когда он вытирает волосы полотенцем поменьше, и он встает за моей спиной, когда я не отвечаю. Я вижу его через зеркало, и на моем лице сразу же появляется улыбка.

— Просто думаю о том, как ты меня радуешь.

— Дальше будет только лучше, детка. — Рука обхватывает мой живот, его ладонь проводит по нижней части живота. — Я обещаю.

— Я надеюсь на это.

— Дядя Маттео и тетя Аида приехали! — кричат мальчишки, подпрыгивая на месте.

Все остальные собрались на заднем дворе, где стоит длинный стол, накрытый белой скатертью. В центре стоят розовые и голубые тарелки и украшение из воздушных шаров. Мы заказали еду, так что готовить никому не пришлось, особенно Соне. Мы хотели, чтобы она веселилась вместе с нами. И в этот раз мы позаботились о том, чтобы кейтеринговая компания прошла тройную проверку.

— Какого черта? — говорит Данте. — Я думал, что я твой любимый дядя.

— Когда дяди Маттео здесь нет. — Джанни хихикает, его изумрудные глаза полны озорства. — Он приносит самые лучшие подарки.

— Черт. Это так?

— Да, — бросает Маттео, его шаги становятся все ближе. — Все так.

Аида улыбается рядом с ним, оба с огромными пакетами в руках. Сесилия, их дочь, подбегает ко мне, и я опускаюсь на колени, чтобы она могла прыгнуть ко мне на руки. Ей всего два года, и она — милейшая кроха с большими ореховыми глазами.

— Привет, красавица, — говорю я ей, нежно целую в щеку и провожу рукой по ее длинным каштановым волосам.

Мальчики прыгают вокруг Маттео, как маньяки, и Маттео переворачивает Фрэнки вверх ногами, а Джанни обхватывает руками его бедра.

— Аида. — Я иду к ней и крепко обнимаю ее. — Я так рада, что вы смогли немного сократить свою поездку. Это так много для нас значит.

— Мы никогда не пропустим это. Мы оба так рады за вас. — Она отступает назад как раз в тот момент, когда Ракель выходит из дома после того, как ей в сотый раз пришлось воспользоваться дамской комнатой.

Ее рука ложится на круглый живот, где вполне уютно устроился ее сын. Четырехлетняя Карнелия, ее дочь, пробегает мимо матери, ее черные волосы развеваются на ветру, когда она бежит к своим двоюродным братьям.

— Боже мой! Вот ты где! — Ракель бросается к ней, но это больше похоже на ковыляние. Она должна родить со дня на день, так что дни ее беготни сочтены.

— Как поживает малыш Тристен? — спрашивает Аида, когда они обнимаются.

Она хмыкает.

— Разрушает мой чертов мочевой пузырь. Клянусь, он пытается меня там убить. — Она качает головой, ее брови изгибаются дугой. — Как у него еще хватает места, чтобы целый день пинать свою мать, я не знаю.

— О, да. Я помню, как Сесилия делала то же самое. Последние несколько недель я почти не могла спать. Ты должна родить через три дня, верно?

— Да, и я клянусь, если этот ребенок опоздает, я сама его вытащу.

Мы все смеемся, а потом приходят еще люди. На этот раз это Энцо и Джейд, а с ними Робби и Лауралин. Их девочке три года, и она до самых глаз похожа на Джейд.

Я до сих пор не могу поверить, что Робби уже двенадцать. Он прошел долгий путь после тех пыток, которым подвергла его моя семья. На самом деле Аида и Джейд оставили прошлое настолько далеко позади, насколько это возможно.

Джейд открыла центр для женщин, ставших жертвами торговли людьми, и под ее руководством это место стало убежищем для многих женщин. Именно благодаря ей Аида справилась со своими проблемами. Она была одной из первых, кому помогла Джейд. После открытия центра Аида продолжала посещать встречи и даже помогала Джейд в организации мероприятий, а позже стала помогать и женщинам в центре.

— Привет, любимый дядя в доме! — восклицает Энцо, закатывая рукава, когда Джейд подходит и обнимает каждого из нас.

Данте насмехается, встает со своего места и подходит к Энцо.

— Извини, брат. У меня для тебя новости. Маттео получил этот титул.

Маттео пожимает плечами, вскидывает руки вверх, на его лице появляется огромная ухмылка, и он вручает всем детям подарки, которые они с Аидой привезли из Португалии.

Лауралин смотрит на отца, хлопая длинными ресницами, и улыбается во весь рот.

Он шутливо хмыкает и закатывает глаза.

— Иди, получи свой подарок.

— Ура! — Лауралин хлопает в ладоши, бежит к Маттео и крепко обнимает его.

— Это война, — обращается Энцо к своему брату. — И я играю грязно. — Он потирает ладони, его взгляд игриво сужается.

— Давай, — бросает Маттео в ответ, его брови взлетают вверх и вниз. — Потому что я тоже так делаю.

Дом качает головой, глядя на то, что получают дети. Тут и куклы, и машинки, и всевозможные гаджеты.

— Вы что, купили весь магазин? — спрашиваю я со смехом в голосе, мне нравится, что им нравится баловать наших детей.

— Более или менее. — Маттео ухмыляется, глядя, как дети с волнением открывают все подряд.

— Так, очень беременная дама должна сесть. — Ракель шаркает ногами.

Данте внезапно оказывается рядом с ней.

— Черт. Давай, детка.

Он обхватывает ее за бедро, подводит к одному из стульев, а мы с дамами следуем за ним, и помогает ей устроиться.

— Спасибо, детка, — говорит она ему, глядя на него с такой преданностью в глазах.

Он опускает свой рот к ее лбу и целует ее, его глаза закрываются, когда он глубоко вдыхает. В этот момент я улыбаюсь, видя, как любят мою кузину.

Забавно иногда бывает, с чего можно начать и чем закончить. У каждого из нас есть своя история о том, как мы встретились, ложь и боль заполняют страницы, но вот мы все здесь — счастливые, довольные… хорошей жизнью.

Он занимает место рядом с ней, берет ее руку и кладет себе на колени. Ее голова тут же опускается ему на плечо.

Мы с Джейд тоже решаем присесть: я рядом с кузиной, а она рядом со мной. Когда дети заняты своими делами, Маттео садится рядом с Аидой, напротив нас.

Ее внимание сразу же переключается на него, и он удерживает ее взгляд, его рот изгибается в уголках. В их молчании буквально чувствуется их любовь, и это так прекрасно. Из всех нас они заслуживают этого больше всех.

Я делаю долгий вдох, наблюдая за любимыми людьми, смеющимися, оживленно разговаривающими, наполняя свои тарелки.

— Итак… — Джейд поворачивается ко мне. — Есть какие-то интуитивные ощущения?

— Честно? Я думаю, что это девочка, или, может быть, я хочу, чтобы это была девочка. — Я смотрю на каждого из них. — Я имею в виду, что больше всего хочу здорового ребенка, но девочка — это было бы здорово, понимаете?