Наша любовь друг к другу стала только сильнее. С каждым днем становится все труднее разорвать ту связь, которую мы создали, ту связь, которую мы разделяем.

Нам обоим до сих пор снятся кошмары, и мы как-то потихоньку, шепотом, нежными ласками, вытаскиваем друг друга из них, пока не перестаем чувствовать тьму, пока она не перестает смертельной хваткой сжимать наши сердца.

Несколько месяцев назад она убедила меня пойти с ней на терапию — с той самой женщиной, с которой ее познакомила Джейд. Я не могу сказать, что она не помогает, хотя мне потребовалось время, чтобы заговорить. Я как бы просто сидел, пока она говорила. Она хорошо знает свое дело, потому что в конце концов я открылся. Мы смогли рассказать ей обо всем, что пережили. Она привыкла к людям с нашим прошлым. Это то, чем она занимается. Мне было неловко отдавать свое прошлое другому.

Но с Аидой я могу делать все. Я не мог дождаться, когда женюсь на ней, и в прошлом месяце у меня наконец-то появилась такая возможность. Моя жена. Это еще один титул, который она теперь носит, и каждый раз, когда я вспоминаю нашу маленькую свадьбу на острове Корво, недалеко от дома, который мы там построили, с видом на воду, это приносит мне умиротворение. Это была единственная вещь в моем списке желаний, которая имела значение — сделать ее моей женой.

— Ты в порядке? — спросил Данте, когда мы ехали на заднем сиденье внедорожника Дома, направляясь к могиле отца.

— Да, я в порядке. — Я дергаю подбородком в его сторону, и он кивает, принимая мой ответ. Энцо тоже здесь, переписывается, вероятно, с Джейд. Приятно видеть, что каждый из моих братьев счастлив.

Некоторое время назад Дом купил участок на том же кладбище, где похоронена мама. Пусть у нас нет тела отца, но мы можем притвориться. Нам нужно было место, куда мы могли бы приходить и навещать его. Людям это нужно — способ связаться с теми, кого мы потеряли. Это дает нам завершение, а этого ни у кого из нас никогда не было.

А я все еще пытаюсь. Я вижу его на коленях на складе, как будто все происходит заново. Может быть, когда-нибудь эти образы станут более терпимыми, менее болезненными. Но пока я держусь за них. Я никогда не прощу Агнело и Бьянки за все то, через что они заставили пройти нашу семью. Это не то, на что я способен. Но я могу найти способ жить дальше.

Когда машина останавливается, мы вылезаем, каждый из нас с букетом живых цветов для мамы — все разных сортов и цветов.

Это несправедливо, что моих родителей не похоронили вместе. Они никогда не покупали участки рядом друг с другом, так что мы ничего не могли с этим поделать, но они достаточно близки.

— Привет, ма, — говорит Данте, целуя свою ладонь и прикладывая ее к серому надгробию. Каждый из нас говорит несколько слов, кладет туда цветы, уединяясь наедине, чтобы поговорить.

— Я скучаю по тебе, мама, — говорю я ей, когда приходит моя очередь. — Я бы хотел, чтобы ты познакомилась с Аидой. Она бы тебе понравилась.

В этот момент я смотрю на небо, делаю долгий вдох, и мне кажется, что я могу увидеть ее, если хорошенько присмотрюсь, — там, над облаками, она смотрит на нас.

АИДА

Девочки разговаривают между собой в кафе, но я почти не слушаю. Улыбаясь в нужные моменты, я в самые странные секунды уношусь мыслями в прошлое. Например, когда я вижу вошедшего мужчину, похожего на одного из людей Агнело, или когда я слышу мужской голос, и он звучит как голос одного из тех, кто причинил мне боль. Это как струна, которая тянет меня внутрь, призывая к уродству, которое все еще находится внутри.

Прошел год, и мне казалось, что год — это большой срок, чтобы пережить это. Что к этому времени я найду утешение и исцеление. Но я не нашла. Не совсем.

Все требует времени. Так любит говорить мой психотерапевт.

Не торопитесь, Аида. Все требует времени.

Но я нетерпелива, наверное. Я хочу быть в порядке. Я хочу быть нормальной. Просто девушкой, сидящей в кафе и не думающей о гадких вещах.

Взяв свой капучино, я делаю глоток, и глоток, и глоток, и еще глоток, надеясь отогнать прошлое. Но боль? Напоминания? Они все еще лезут мне в горло.

Не знаю, сколько времени мне потребовалось, чтобы осознать, что мы в безопасности. Что жизнь, о которой мы когда-то только мечтали, теперь наша. Что он мой, и никто не отнимет его у меня.

Будучи его женой, я обрела еще один слой безопасности, словно невидимый покров, защищающий меня. Я знаю, что на самом деле это ничего не значит. Мы все еще можем пострадать, быть убитыми. Но он — мой муж, а я — его жена, и это больше, чем мы думали, что когда-нибудь у нас будет.

На все нужно время, Аида.

У меня все получится. Я исцелюсь, вместе с мальчиком, который всегда любил меня, с мужчиной, который никогда не сдавался.

Центр «Рука помощи», который основала Джейд, стал для меня местом, куда я прихожу каждую неделю. Не только ради терапии, но и ради женщин, которые похожи на меня. Наши пути могут быть разными, но мы все одинаковы в большей степени, чем нам хотелось бы.

Я слушаю их истории в группе, вижу слезы, которые они проливают, синяки, которые должны зажить. Потому что это действительно требует времени. Мне приходится повторять это про себя как мантру. Не торопись. Один день за один раз.

Я прошла долгий путь с самого начала, с того самого первого сеанса, когда я только и делала, что смотрела на стену, надеясь, что она заговорит за меня. Ведь как я могла рассказать незнакомому человеку обо всем, что мне пришлось пережить? О том, что заставил меня пережить человек, которого я считала своим отцом. Это было трудно. И когда я не говорила, я плакала. Я плакала так много, что это стало нормой. Когда слезы очистили мою душу, я начала говорить, пока слова не посыпались из меня, как когда-то слезы.

В том, чтобы отдать эту боль кому-то другому, есть свобода. Мне казалось, что я вырезаю ее и протягиваю ей в дрожащей ладони. Я все еще чувствовала синяки на своей плоти, но уже не несла это бремя. И постепенно я отдавала ей все больше и больше, пока у меня почти ничего не осталось.

— Где мы будем наносить ущерб дальше? В магазине Jimmy Choo? — спросила Киара, попивая свой кофе со льдом, пока мы делали перерыв между магазинами. Это было ее угощение. Она — дарительница. Я думаю, это помогает ей чувствовать, что она делает что-то для нас.

— Пока я могу поднять ноги и сесть куда-нибудь задом, мне все равно, — говорит Ракель, положив руку на живот. Она должна родить через три месяца, и ее ноги только начали отекать, но она настояла на том, чтобы пойти с нами.

— Мы усадим тебя на диван, который они там поставили, и принесем тебе какой-нибудь чистый напиток, — добавляет Киара.

— Ты в порядке, Аида? — тихо спрашивает Джейд, прислонившись к моему боку, пока Киара и Ракель продолжают разговор.

Я поворачиваюсь к ней, к теплу в ее глазах и вздыхаю.

— Я буду. — Мои губы подрагивают в уголках. — На все нужно время.

— Да, нужно, — шепчет она, обхватывая меня руками и притягивая к себе. — Мы просто должны дожить до этого момента.

МАТТЕО

— Черт! — шепчет Данте сзади меня, глядя на картины, которые я создал для нашей семьи.

Я обещал нарисовать каждому из них что-нибудь, и я работал над картинами некоторое время. И сегодня, пока Аида с отцом, я решил показать им, что у меня получилось.

Даже не верится, что у меня не только свой дом, но и мои братья в нем. Я так привык к подвалу, что он стал для меня домом, как бы погано это ни звучало. Но это место, с Аидой, это дом, потому что она здесь, и мы счастливы.

— Он, как чертов Пикассо, чувак, — добавляет Энцо, в его тоне звучит недоумение. — Как и положено, ты хорош, брат. У тебя должна быть своя галерея. Богатые люди сожрут это дерьмо.

Я смотрю на него через плечо, изогнув бровь.