Я провожу свободной рукой по лицу.

— Прости. — Я тяжело вздохнул, прижимая к себе Ракель.

— Может, сходим за кофе и принесем дамам по чашке?

— Отличная идея! — Ракель практически вскакивает на ноги от волнения. — Пожалуйста, возьми кофе. И если у тебя где-то завалялось виски, принеси ему его тоже.

— Женщина, я не собираюсь напиваться, пока рождается мой сын. — Я хихикаю.

— Конечно. — Она взмахивает рукой и смотрит на меня. — Я просто шучу… типа того. — При этом она смотрит на Джейд широко раскрытыми глазами, и Джейд пытается подавить смех.

— Я займусь этим, невестка. — Он подходит ко мне и кладет ладонь мне на плечо. — Пойдем, брат. Жена хочет, чтобы ты остыл.

— Да, да. — Я неохотно поднимаюсь, не желая оставлять ее одну. Я обнимаю ее лицо и целую в лоб. — Я люблю тебя, детка. Позови меня, если я тебе понадоблюсь. Я не буду долго отсутствовать.

— Со мной все будет в порядке. Мое давление было отличным. Видишь? — Она показывает на монитор рядом с собой.

— Хорошо. — Но мой разум как будто не дает мне поверить, что все будет хорошо.

Проводив ее долгим взглядом, мой брат выходит, я выхожу из палаты следом и закрываю за собой дверь.

Как только мы выходим, я долго и глубоко вдыхаю, втягивая воздух через нос.

— Черт, чувак, — шепчет Энцо. — Ты действительно не в форме.

— Да, я не могу остановить это дерьмо, которое лезет мне в голову, — говорю я ему, когда мы входим в лифт и нажимаем кнопку вестибюля.

Мой затылок с силой ударяется о стену.

— Эта преэклампсия заставила меня испугаться. Я читал о ней.

— Братан, если ты хоть что-нибудь прочитаешь в Интернете, то будешь думать, что умираешь от пореза чертовой бумагой.

Я покачал головой.

— Не, это другое дело. Я многого не боюсь, чувак, но когда мы приехали сюда, у нее было такое давление, что даже док побелел. Они думали, что придется делать кесарево сечение, но потом оно стабилизировалось от того, что они ей дали.

Лифт прибывает, и я выхожу вслед за братом, направляясь в зону ожидания, где ждут Дом и Маттео со своими женами.

Энцо останавливается перед ними и смотрит мне в лицо.

— Ты должен верить, что все будет хорошо. Если ты слишком занят тем, чтобы думать о худшем сценарии, ты никогда не сможешь жить настоящим моментом.

Я киваю, не зная, что еще сделать или сказать.

— У тебя будет сын, брат. Кавалери. С ним все будет в порядке. Мама и папа позаботятся об этом. Ты это знаешь.

При упоминании о родителях у меня в груди все сжалось. Я все еще разговариваю с ними, все время. Мне хочется верить, что они заботятся обо всех нас.

— Может быть, Ракель права. Мне действительно нужно выпить.

— Ну вот, теперь мы заговорили. — Он сжимает мое плечо. — У меня есть немного в багажнике.

— Конечно, есть. — Я хихикаю, пока мы идем ко всем.

— У меня было предчувствие, что тебе это понадобится. — Он толкает меня локтем в ребра.

Он определенно прав.

РАКЕЛЬ

Было время, когда мой мир казался невероятно маленьким. Когда свет померк. Когда возможности вели только к смерти, а жизнь угасала, разрушаясь с каждым вздохом.

Пока не пришел он.

Пока он не спас меня.

Даже когда все его намерения были направлены на то, чтобы причинить боль моей семье, используя меня для брака, который он не хотел, он все равно заботился обо мне.

И пока нам обоим было больно, любовь нашла нас, когда никто из нас не думал, что найдет ее.

Но друг в друге мы нашли нечто другое — любовь, которая создала семью. И с каждым годом я нахожу все больше поводов для улыбки.

Прижавшись ко мне на больничной койке, мы смотрим в лицо нашего сына Тристена, и наши сердца несут в себе столько преданности и благоговения, что готовы расколоться.

Как только он ушел с Энцо, я уже через двадцать минут была готова к появлению на свет нашего мальчика. А еще через десять он благополучно появился на свет. Самый красивый мальчик, которого я когда-либо видела, с густыми черными волосами и большими карими глазами. Он идеально сочетает в себе нас двоих.

— Не могу дождаться, когда Карнелия познакомится с ним, — шепчу я, пока Тристен посапывает у меня на руках, посасывая бутылочку.

— Ты ведь знаешь, что ребенок будет думать, что она мать?

— О, я знаю. — Мой тихий смех вырывается наружу, и я не могу оторвать взгляд от сына. — Она уже сказала, что будет сидеть с ребенком, пока я сплю.

Данте хихикает.

— Тебе не больно, детка? — Он приподнимает мой подбородок своими твердыми костяшками пальцев, заглядывая мне в глаза, и это чувство врезается мне в сердце. Он всегда беспокоится обо мне, и это самое приятное, что есть на свете.

— Я в полном порядке. — Я широко улыбаюсь ему. — Спасибо тебе, Данте. За все это. Если бы не ты, я не знаю, где бы я была.

— Ты и меня спасла, милая. — Он проводит большим пальцем по моим губам, на мгновение задерживая на них взгляд. — Я должен поблагодарить тебя за то, что я такой, какой я есть сегодня.

Я издаю тяжелый вздох, и улыбка озаряет мое лицо.

— Думаю, мы должны поблагодарить друг друга.

— И я буду. Каждый день, черт возьми. Потому что ты, Ракель, — он целует меня в макушку, — ты — мое все.

— А ты — мое.

— Чертовски верно. — Вместе, с новой жизнью, бьющейся в моих руках, мы обнимаем друг друга, дорожа каждым мгновением.

РАКЕЛЬ

ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ — 47 ЛЕТ

Пролетели годы, и удивительно, что иногда мы оглядываемся на жизнь, которую построили, и удивленно смотрим на нее.

Данте и его братья продолжают процветать, открывая новые отели и клубы, расширяя свою империю и гордясь своими родителями и Томасом. Хотелось бы мне встретиться с этим человеком и поблагодарить его за все, что он сделал для Данте.

Что касается меня, то я наконец-то стала врачом и вот уже пять лет веду собственную хирургическую практику. Правда, потребовалось некоторое время, чтобы убедить себя в том, что я могу это сделать. Думаю, я все еще держалась за тот страх, за то сомнение, что я не способна создать что-то свое. Мне не хотелось признаваться в этом, но где-то в глубине души все еще звучал тоненький голосок моей матери, говоривший мне, что без нее я ничто. Но я есть. И всегда была. Она была единственной, кто сдерживал меня.

Я больше никогда не видела ее после того дня в продуктовом магазине. Готова поспорить, что она следила за мной. Иначе зачем бы она ездила за много миль от дома и делала там покупки. Она не живет в том же доме, за который платил мой отец. Через год после смерти отца она ютилась в маленькой квартирке. Она больше не могла позволить себе роскошь, и я уверена, что это ее убивало.

И те шрамы, которые я когда-то носила в своем сердце, стали лишь невидимыми напоминаниями о прошлом, которое я уже не помню. Того, что больше не управляет мной. Я пережила все это. Я здесь, чтобы рассказать эту историю. А моя семья — она закована в руины. Имя Палермо больше не имеет никакого значения, даже среди других семей, которые еще существуют.

Я сворачиваюсь калачиком вокруг, ожидая, когда Данте выйдет из душа. Годы творят с ним чудеса, и, боже мой, если этот человек не становится еще горячее.

Сегодня двадцатая годовщина нашей свадьбы, и он приготовил для меня сюрприз. Я не могу дождаться, когда узнаю, что это будет. Он был слишком скрытен, и это заставляет меня волноваться и переживать.

Он наконец выходит, его волосы все такие же длинные и густые, как и в первый раз, капли воды стекают по краям на лоб.

— Если ты и дальше будешь так смотреть на меня, милая, мы никогда не выйдем из дома.

— А что, если я это сделаю? — Я вскидываю бровь, осторожно стягиваю плед с себя, обнажая грудь.

Его челюсть сжимается, когда он нащупывает мои соски, и я тяжело дышу, когда замечаю, что его член подрагивает под белым полотенцем, натянутым на его твердый, рельефный пресс.