Она сказала мне, что хочет поехать на пляж. Туда, где вода настолько прозрачна, что в ней можно разглядеть свои ноги. У ее мамы никогда не было денег на отпуск, объяснила она, поэтому я подарил ей первый в ее жизни отпуск и сделал его незабываемым.

Я помогаю Робби одеться, пока Джейд в спальне готовится к ужину на пляже. Воздух теплый, когда я застегиваю его рубашку на вилле, которую я снял для нашей двухнедельной поездки на Бора-Бора.

Я хочу возить их повсюду, чтобы они испытали все, что упустили, особенно как мать и сын. Она так и не смогла подержать его на руках в младенчестве. Она так и не смогла провести с ним время, которое заслуживала. Когда она рассказывала мне о том дне, когда этот ублюдок забрал его, у меня разрывалось сердце. Ярость переполняла мои вены, и я желал, чтобы Агнело снова был жив, только чтобы я мог получить удовольствие от его убийства. Но зная, как он умер, что сделала с ним Аида, я испытываю удовлетворение, даже если это сделали не мои руки.

— Я хотел тебя кое о чем спросить, — говорю я Робби. — Как мужчина мужчину. — Он смотрит на меня любопытными глазами.

Я затаила дыхание, нервничая больше, чем предполагала.

— Я хочу жениться на твоей маме и хотел бы получить твое согласие.

Он мгновенно усмехается, причем так, что улыбка становится полной.

— Правда? Ты хочешь жениться на маме? Когда? Сейчас? — Его взгляд устремляется на дверь, за которой стоит Джейд.

— Сегодня. Вообще-то сейчас. Я вроде как уже все спланировал на пляже. Так что, если ты скажешь «нет», то лучше прямо сейчас, потому что будет немного странно, когда они принесут кольцо вместе с ужином. Итак, что ты скажешь?

— Да! — кричит он, потом задыхается. — Упс, — шепчет он, оглядываясь на дверь, — то есть, да.

Я хихикаю, мои ладони ложатся ему на плечи, и я опускаюсь на колени, глядя в глаза мальчика, которого я люблю так же сильно, как его маму.

— Спасибо, бллл… блин.

— Ты собирался выругаться? Я не скажу маме. — Он качает головой, весь серьезный.

— У нас нет от нее секретов, хорошо?

— Хорошо. — Он пожимает плечами, а я с ухмылкой наклоняю голову в сторону.

— Отлично, — бросаю я. — Может быть, некоторые секреты должны быть между нами. — Я подмигиваю. — Например, дополнительные кексы, которые я даю тебе после ужина, когда она не смотрит.

— Она уже знает. — Он хихикает. — Она просто делает вид, что не знает.

— Вот как? — Я сужаю взгляд, а он продолжает смеяться. Мне нравится этот звук. Это то, что должны делать дети — смеяться, веселиться. А не быть запертыми в клетках. Блять. Моя грудь сжимается, а в нутре разгорается гнев.

Я глубоко вздыхаю, все еще удивляясь тому, что у меня в итоге получилось — женщина, от которой я без ума, и ребенок, который, возможно, тоже одной со мной крови.

— Ты знаешь, что это значит для нас, когда мы с твоей мамой поженимся?

Он качает головой, и на моем лице появляется широкая ухмылка.

— Это значит, что я смогу тебя усыновить.

— Что это значит? — Он с любопытством смотрит на меня, расширяя свой взгляд.

— Это значит, что ты официально станешь моим сыном, а я стану твоим отцом. Как ты думаешь, ты бы хотел этого?

Его глаза увеличились.

— Очень. Это будет много значить для меня. Можно я буду называть тебя так? Теперь? Моим папой? — В его глазах блестят слезы, и, черт, я тоже их чувствую. Я тяжело сглатываю.

— Да, сынок. Ты можешь. — Я быстро моргаю, пытаясь сдержать свои эмоции, но когда он обнимает меня и крепко прижимает к себе, я теряюсь в них. Я зажмуриваю глаза, дыхание учащается.

— Я люблю тебя, папа.

Слезы катятся по моему лицу, а я даже не знал, что могу плакать.

Позади Робби раздается шмыганье, и когда я поднимаю голову, то вижу ее, вытирающую глаза. Я даже не заметил, как она вышла из комнаты.

Наши взгляды встречаются, и ее черты переполнены любовью.

— Привет, красавица, — говорю я, когда Робби отстраняется и я поднимаюсь.

— Энцо… ты потрясающий.

— Я стараюсь. Для тебя, детка. — Я добираюсь до нее, Робби рядом со мной. Я зажимаю ее подбородок двумя пальцами и смотрю ей в глаза. — Я люблю тебя.

— Я люблю тебя. Чертовски сильно.

Я целую ее, обеими руками удерживая ее лицо, чтобы она почувствовала мою любовь. Неохотно я отстраняюсь, понимая, что это быстро выйдет из-под контроля, если мы продолжим, а на нас вроде как смотрит ребенок.

— Мы готовы идти? — Я прочищаю горло, провожу ладонью по ее спине.

Ее рот окрашивает сияющая улыбка.

— Определенно готова.

— Давайте поедим.

Мы выходим из виллы, идем по мосту к песку. Робби спускается перед нами, а мы идем, держась за руки, ее длинное розовое платье развевается позади нее.

— Что ты там говорил? Про усыновление? — Она поворачивается ко мне, и наша походка замедляется. — Спасибо. Я нервничала, когда заговорила об этом. Я не была уверена, хочешь ли ты этого.

— Я хочу всего с тобой, Джейд. Когда ты это поймешь? Я в этом навсегда, детка. Вы двое — весь мой чертов мир.

Ее глаза заслезились.

— Тебе нужно перестать быть таким милым.

— Прости, детка. — Я обхватываю ее за бедра и сильно притягиваю к себе, прижимаясь губами к ее губам. — Я не могу так поступить. Не с тобой. Никогда.

— Ммм. Не могу не соблазниться тобой прямо сейчас. Твой рот… он делает со мной гадости.

— О, я знаю. — Я провожу рукой по ее животу, спускаясь ниже, пока палец не оказывается между ее половых губ. — Когда он уснет, я трахну тебя на полу, с видом на воду. И тебе лучше не издавать ни звука.

— Боже мой, Энцо.

— Мама! Папа! Вы идете? — зовет Робби.

Я быстро убираю свое прикосновение, поворачиваясь к нему.

— Да, дружище.

Она тяжело вдыхает, переплетая свою руку с моей.

— Он снова назвал тебя папой. Не думаю, что мне когда-нибудь надоест это слышать.

— Мне тоже. — Я улыбаюсь, подразумевая это.

Наши ноги ступают на песок, и мы идем дальше, туда, где накрыт стол с бутылкой вина и едой, накрытой серебряными крышками. Сервер приветствует нас.

Я пододвигаю ей стул, в то время как Робби садится рядом с ней.

— Этот закат, — восхищается она, глядя на небо, пылающее оранжевым пламенем с золотым отливом. — Это как сон. Мне никогда не надоест этот вид.

— Да, — говорю я, глядя прямо на нее. — Мне тоже никогда не надоест этот вид.

Ее глаза переходят на мои, и ее брови напрягаются, когда она понимает, что единственный вид, на который я хочу смотреть, сидит прямо рядом со мной. Моя рука скользит к ее руке, и я тяну ее к себе на колени, удерживая там.

— Я голоден, — хнычет Робби, и мы оба возвращаем ему внимание.

— Давайте приступим.

Я снимаю крышку с наших подносов — чизбургер с беконом и картофель фри для него, а мы начинаем с салата и желтого тунца с манго со специями и каким-то фиолетовым соусом.

Она откусывает от фрукта и практически стонет. Вилка в ее руке перемещается к моим губам, и я открываю рот, когда она кладет мне в рот кусочек манго со своей тарелки.

Я обсасываю вилку, пристально глядя на нее, и когда она вынимает ее, ее щеки наливаются розовым цветом, а глаза становятся похотливыми.

Я наклоняюсь к ее уху.

— Это не так вкусно, как когда ты кончаешь мне на язык.

— Энцо, — тихо простонала она, и от ее голоса мне захотелось отнести ее обратно в нашу комнату.

— Ешь, — приказываю я, и у меня сводит челюсти, хочется трахнуть ее прямо на этом чертовом песке.