Полз сосредоточенно, медленно, приникнув к земле и аккуратно прощупывая пространство перед собой кончиками пальцев. К счастью, то ли действовал достаточно тихо, то ли был слишком далеко от происходящего, чтобы привлечь к себе внимание, то ли трапезничающим было просто не до меня.
После этой крупной пещеры потерял след и едва язык не натёр, пытаясь его учуять снова. А ещё притомился, но как следует отдыхать в столь живом месте не решился. Потому часто делал короткие остановки и немного нервно прислушивался к доносимым эхом звукам. Светлячок запалил слабый-слабый, только чтобы в стену не влететь. Да и силу так прилично экономил. На всякий случай.
Когда снова твёрдо встал на змеиный след - ругался уже про себя - ну и какого они пёрли по столь недружелюбным и обитаемым местам?! У меня хвост мятый и на большую часть убойного арсенала силёнок ещё не хватает, острого под рукой ничего нет, мечи-кладенцы, торчащие из стен, всё никак не попадаются! Да и нервишки немного шалят, хотя бодро вливаемый в кровоток адреналинчик помогает не обращать особого внимания на протесты повреждённых и отёкших мышц. Но выбора не было - след приведёт меня либо к самим шеску, либо к выходу, а уберусь сейчас в места поспокойнее - неизвестно, сколько буду по подземельям блуждать!
Сколько там шеску без малейшего для себя вреда могут голодать? Неделю? А озябшие и раненые?!
Так и полз, хоронясь в отнорках при каждом подозрительном звуке и очень стараясь не слишком шуршать чешуёй по камню. Как долго? Шут его знает, восприятие времени окончательно сбилось, и я на него не особо полагался. Но долго полз, судя по тому, что наткнулся на место второй стоянки. И там их запах был ещё сильнее. Теперь я точно различал запахи пятерых. У меня с выделением составных элементов запаха всё ещё немного сложно, трудно перестроиться на столь непривычное восприятие мира вокруг. Да и на нюх я до этого момента так плотно не полагался.
Когда нашёл место, где чешуйчатые устроили более свежую лёжку - аж дрожь по хребту мимолётно пронеслась, до того захотелось зарыться в чужой запах и заснуть, спокойно и крепко. Пришлось даже головой тряхнуть, отгоняя наваждение. Нет, дрыхнуть в пещерах, кишащих крупными хищниками и падальщиками, мне просто нельзя! Так что перебьюсь.
Постепенно проходы начали забирать вверх, в одном месте пришлось и вовсе карабкаться по почти отвесной корявой шахте, цепляясь за стёртые выступы и услужливо натянутую и закреплённую в нескольких местах скобами толстую верёвку. Сцепил зубы и лез, убив на это кучу времени и нервов. Потом снова гонял энергетику, ибо раны растревожил порядком. С большей даже сукровица с кровью подтекать начала, что меня не порадовало совершенно. Нет, запах был сносный, я не чувствовал гнилостных ноток, но… он был и очень яркий. Запах крови и мяса. Собравшись с духом, снова прижёг, чтобы не привлечь всех окрестных хищников, после этого ещё отходил от нахлынувших то ли кошмаров, то ли воспоминаний. До холодного пота пробрало бы, будь я способен потеть. А так - только в голове зашумело и в глазах потемнело. А нет, это я контроль над светлячком потерял…
Немного оклемавшись, пополз прочь. От раны немного попахивало палёной чешуёй, но запах вроде бы выветривался и не был аппетитным, так что я надеялся, что всё же не зря вогнал себя в озноб и дурноту.
Чуть погодя мне начал мерещиться другой запах. Тоже - горелого, но со смутно знакомыми неприятными химическими нотками. Замер на пару мгновений, пытаясь оценить и опознать запах. Направление чувствовал остро - не вполне понимаю, как это работает, движение воздуха в этих подземельях чувствуется очень редко, обычно в крупных пещерах или у воды, но ни как не в таких узких извилистых проходах, открывшихся мне после долгого подъёма наверх.
Помедлив, я всё же пополз на запах. Шеску тоже направлялись туда, а, может, были и причиной этой вони. Она становилась сильнее, и я начал терять в ней змеиный запах к собственному немалому раздражению. Мозг не справлялся с обилием информации, поступающим от органа… Якобсона, вроде?
Вообще интересный вопрос. Чисто физиологически мой мозг с совершенно новым телом справляется, на гормоны реагирует, важными функциями вроде сердцебиения, дыхания и пищеварения руководит… Это нормально, или он тоже был изменён в процессе? Или у Арвина изначально он немного отличался от человеческого благодаря наследственности?
Чуть тряхнул головой, стараясь выгнать навязчивые мысли. Не до них сейчас. Возни падальщиков слышно не было, но что-то мне подсказывало, что источник вони уже совсем близко. Вот, за поворотом.
Снова прислушался. Потом рискнул разжечь светлячок поярче, аккуратно скользнул дальше… Ага.
Что-то вроде перекрёстка, небольшой зал с несколькими проходами и неровным полом. Посередине - груда обгоревшей плоти, в которой угадываются очертания тел. К счастью - четырёхлапых. Я неторопливо подполз к почерневшим останкам, заключённым в вырезанный в камне круг с узорчатыми символами шеску. Явно поющими песками расчерчивали. Судя по элементам узора - какой-то барьер ставили. Чтобы догорающее не расползлось или, наоборот, чтобы хорошо прогорело?
Форму останки сохранили не очень хорошо, но то, что это четырёхлапые существа размером, наверное, с телёнка, с длинными хвостами и горбатыми спинами, было понятно. Или это их от жара так покрючило? Формой черепа и некоторыми другими моментами они, в целом, напоминали то зверьё, от которого мы с Эдвигом отбивались на перемычке в Нарсахе Горном…
Помедлив, я потянулся коготком к подозрительному наросту на обгорелой спине одной из туш и его надковырнул. Непонятное раскрошилось кусочками угля, безобидными и чёрными, и понимания не принесло. Более того - останки все, целиком, норовили раскрошиться и осесть, просто потому что я их потревожил. Это при каких температурах их сжигали?
Но вообще да, самый надёжный способ борьбы с радужной плесенью - спалить к чертям. Ибо, нажравшись мяса порубанных тварей, падальщики если не заражаются сами, то их потомство начинает мутировать и понемногу обрастать характерными переливающимися кристаллами. В трудах в доме Халварда я нашёл немало упоминаний о том, как те же крысы за несколько поколений таким макаром мутируют в весьма опасных тварей размером с кабана, что не раз и не два подчёркивало необходимость по возможности избавляться от заражённых тел. И шеску подошли к этому с великим тщанием. За падальщиков подземелья можно было не беспокоится.
Попахивали останки, впрочем, всё равно сильно и неприятно, и потому мне пришлось сунуться сперва в один, потом в другой проход, потом покрутиться на ещё паре развилок, пытаясь заново отыскать змеиный запах.
Его не нашёл - нюх всё ещё был отбит гарью, зато нашёл место схватки. Места в извилистом проходе с очень неровным полом было, видимо, недостаточно, чтобы спалить зверьё, и его оттащили в более просторное место. А здесь остались брызги засохшей крови и засечки от оружия на стенах. А вон и целое кровавое пятнище возле корявого валуна…
Я замер, поняв вдруг, что валун шевелится. Более того - медленно слизывает с камней кровь серым языком. И вообще это не валун, а что-то шерсистое, вывалянное то ли в грязи, то ли в пыли до достижения удивительных маскировочных качеств при слабом освещении.
Существо замерло. Медленно втянуло язык, и неловко дёрнуло нижней челюстью - слегка свёрнутой на бок и разбитой. Повело медленно узкой мордой и шевельнуло усатой носопыркой. Раз, другой, а потом резко повернуло морду уже чётко в моём направлении. Грузно и неторопливо поднялось на три свои целые лапы (задняя правая повисла тряпкой) и тихо, но очень вкрадчиво зарычало…
Глава 32 - о упорстве
Прикинув размеры хищника, я сразу запустил ему в пасть огненным шаром и попятился, пытаясь развернуться в узком проходе.
Эта погань что-то почуяла и наклонила башку, получив огнём в загривок. Нет, вмазало по ней хорошо, треножка даже шатнулась и рявкнула глухо, но всё чего я добился - спалил ей немного шерсти, и сбил со стеклянного вида игл, прячущихся в ней, налёт грязи…