— Всё понимаю, пойдёмте, — я бросил мимолётный взгляд на девочку.

Её рубашка была велика, словно парус. Подогнанные когда-то штаны теперь туго сжимал пояс. Щёки утратили детскую округлость и красноту, на смену пришли серость и черные полумесяцы под усталыми серебряными глазами.

— Малютка, приготовь ужин на восемь персон, — сказал отец, растрёпывая пепельные волосы дочери. Она звонко запела и побежала на кухню.

Оставшись наедине, мы пошли в хозяйскую спальную. Переступив порог, я сразу учуял неприятный сладковатый запах медленной смерти. Молодая, но крайне обезображенная женщина лежала на просторной кровати. С первого взгляда можно было подумать, что она мертва.

Руки походили на высохшие ветви, а ноги выглядели как сплошные кости, обтянутые кожей. Тонкая рубаха почти проваливалась под ребра, ткань повторяла все черты. Мне не нужно было особое зрение, чтобы понять тяжесть ситуации.

Как сказал пузатый главврач: «Не сегодня — так завтра».

Я сел рядом, взял её костлявую ладонь. Пытался нащупать пульс. Точно не знаю, как это называется, но она впала в глубокую кому. Грудь едва вздымалась, пульс почти не прощупывался.

Обычный человек, возможно, не понял бы, что женщина всё ещё жива. Пламя жизни сопротивлялось ветру невзгод.

— Я пытался её кормить через три недели после начала бесконечного кошмара. Милая отказывалась, говоря, что если я не буду нормально есть, дети умрут с голоду.

— Потому что не сможешь выходить за продуктами?

— Да… Через неделю её тело перестало принимать пищу. Только немного воды. Постоянно рвало, будто она запретила себе есть.

Ему трудно говорить об этом.

— Что случилось с рукой? Неужели эти твари так вас поломали?

Гор стыдливо опустил глаза.

— Нет, святой. Я хотел ограбить дом Ворчливого Гуса. Ворчун точно скончался в самом начале. Видел его горбатый силуэт среди чумных. Когда проник внутрь, там был другой мастер рун. Я попросил поделиться едой, а он напал на меня с молотком.

— Предполагаю, он словил пулю?

— Да, я сильно медлил. Если ужас когда-нибудь закончится, готов предстать перед судом.

— Оставьте нас наедине! Здесь будет происходить лечение. Под страхом смерти вы не должны сообщать о первоначальном состоянии вашей жены, — я старался произнести эти слова как можно строже.

Из-за чёрного одеяния, пылающих фиолетовым огнём глаз и интонации мои слова подействовали на мужчину моментально.

Без лишних слов он вышел.

Старик сказал мне: «Мы не можем воскрешать людей, не можем восполнять кровь или долго поддерживать жизнь у безнадёжно больных. Мы лишь многократно ускоряем регенерацию и управляем ею»

То есть невозможно восполнить недостаток жидкости, излечить истощение. Если организму неоткуда брать ресурсы, лечение не увенчается успехом.

Но властное Нечто горячо шептало совсем иное: «Сможешь всё! Мы — воплощение могущества!» Оно жаждет расти, утверждая, что нынешние возможности — лишь капля в необъятном океане.

Иногда шепот лжи навевает сны, где я иду вдоль стены пламени, широкой как сама Волга. И с каждым сном она становится всё больше.

Четыре дня назад я вышел по малой нужде. Подошёл к лесу, подальше от учителя. Включил особое зрение, которое позволило увидеть окружающую жизнь. Под высокой берёзой, между увядающими кустами ежевики, лежал выпавший птенец.

Я взял его в ладони и направил свет. Через секунду энергия влилась в него, и время для него ускорилось. Из крошечного птенца он превратился в невиданную птицу, пишущую жизнью.

Прямо из ладоней птица воспарила в небеса. Но учитель говорил, этого не могло произойти. За такое лечение лекарь должен был бы заплатить частичкой себя. Либо жизнь птенца угасла бы, не дождавшись изменений.

Жаркая энергия бурным потоком хлынула в тело больной. Истощение исчезало, словно опытный художник рисует краской по белому холсту… Мазок за мазком появлялся румянец. Почти атрофированные мышцы набирались силой. Бледная сухая кожа напитывалась влагой. Даже пепельные волосы начали сами по себе реять. Ладонь окрепла, ногти на пальцах из изломанного мусора превратились в красивые, хотя и слишком длинные.

Я оголил предплечье. Лечение отняло у меня четыре полоски.

Возможно, кто-то счёл бы такую трату глупой, учитывая чрезвычайную ситуацию — город, полный кровожадных чумных тварей. Но я просто хотел оставить детям мать, которую у меня отняли. Их семья так сильно похожа на мою.

— Войди!

Гор, который всё время нервно стучал ботинком по полу, с нетерпением вошёл. Как только взгляд упал на жену, он ахнул: подлетел к кровати, упал на колени и принялся нежно гладить её волосы, шепча слова любви.

Эта сцена сделала мой поступок более значимым в моих глазах.

Но счастье мимолётно, а горе может длиться вечно.

Что-то пробудилось под землёй. Ухо невольно подёрнулось, услышав лязганье цепей, перемешанное с утробным рычанием. Острые когти скреблись по камням, так мерзко, как пенопласт по стеклу.

Я со злобой посмотрел на спину мужчины, крепче взялся за посох, стоявший у кровати.

— У вас есть подвал? — спокойно спросил я.

— Да, но там ступени давно прогнили. Лучше не ходить туда…

Пульс Гора подскочил. Сердце забилось быстрее, дыхание оборвалось.

Ложь, грязная ложь!

— Что ты спрятал в подвале, падла? — выплюнул я в его испуганную рожу.

Скрипнув зубами, я резко взмахнул посохом. Навершие вспыхнуло светом взошедшей звёзды. Из груди вырвался яростный, необузданный ветер, закрутивший в вихре мелкие предметы интерьера.

Увесистый будильник сорвался с полки и ударил мужчину по голове. Кровь тонкой струйкой закапала с его лба.

— Говори! Иначе обратился в прах! — моя тень вырастала за спиной, нависая над ним.

Я уже представлял, как фиолетовое пламя впивается в его тело, разрывая плоть, пока не останется только серый пепел. Ярость жгла меня изнутри, болезненно, невыносимо. Ведь я проявил сочувствие, исцелил его жену ради детей, а он отплатил обманом. Заставил меня растрачивать силы впустую.

Голос в голове звучал властно, непреклонно:

«Сожги их. Позор должен быть стерт»

— Заткнись! — мысленно рявкнул я, пытаясь заглушить этот зов.

Мужчина рухнул на колени, обхватив голову руками.

— Святой, прошу! Там моя мать… я не смог застрелить её. Поверьте, они в безопасности. Я не хотел зла!

— Умоляю, остановитесь! — Он поднял глаза, полные страха.

Я не верил ему. Пустые слова, обещания без смысла — они ничего не стоят.

И вдруг в комнату ворвался мальчишка. Рыдая, он прорвался сквозь бурю летящих предметов и обнял отца. Его глаза — полные слёз, детской беззащитности — молили меня о пощаде.

В груди что-то оборвалось. Я осознал, куда меня привела ненависть, и шагнул назад.

Ветер стих.

В этот миг в комнату влетел Михаил. На его лице застыло выражение непонимания.

— Что тут, чёрт возьми, произошло? — прокричал он, стоя в одних трусах.

— В подвале заражённый, — буркнул я.

Через мгновение к нам присоединилась Анна, прикрытая лишь простынёй.

— Ладно… — задумался Миша. — Аня останется с родственниками, а мы с тобой спустимся в подвал. Но только после того, как я оденусь!

— Ага.

Мне показалось, что между магами было что-то большее, чем просто деловые отношения. Спать обнажёнными в одной комнате, явно не нормальное явление. Хотя, может, у волшебников свой взгляд на жизнь.

Мы направились к подвалу. Старик приподнял шляпу и, взглянув на меня, выразил явное недовольство.

Меня это раздражало. Снова не прошёл проверку.

«Что мне стоило сделать? Дать женщине умереть?» — сверлил его взглядом.

Старик понял, ответил: «Да! Иногда стоит позволить людям уйти».

«Пошёл ты, дед!» — мысленно прокричал я.

Он, как бы говоря: «Хорошо, разбирайся сам», — снова натянул шляпу и усердно притворился, что спит.

Неужели деспот знал обо всем заранее?