— Спасибо, учитель, — с трудом выдавил я.

Где-то в глубине души надеялся, что его характер испорчен не огнём. С другой стороны, всё сходилось. Когда Артур поднял меня у опушки, я почувствовал, как мой нрав разворачивается на триста градусов.

— Лекари делятся на два типа: поддержка и боевые. Специализация определит твоё место на поле битвы.

— Разве мы воюем? — удивились, я ударил коленом по столу.

— Война никогда не кончается. Помимо главного врага человечества, есть ещё множество других. Но это тебе пока знать рано, — он посмотрел так, что было понятно: ни при каких условиях он не расскажет мне больше.

Господи, я где-то уже видел это: «мудрый наставник» уходит от вопросов ученика. Почему бы сразу всё не рассказать?

— Выбирай.

— Хочу освоить оба направления. Это возможно?

— Хм… Жадный мальчишка, — усмехнулся он. — Для твоего дара это, пожалуй, самый подходящий вариант. Уверен, что сможешь справиться? Твоя жизнь и так станет сложнее, когда Верховный узнает о твоём таланте.

Поняв, что смысла расспрашивать дальше нет, я только кивнул.

— Вполне. У нас в деревне говорили: лучше перебздеть, чем недобздеть, — я невольно улыбнулся, вспомнив слегка сумасбродного трудовика.

— Как скажешь. Спуску не дам. А теперь ступай и спаси паренька от ночных кошмаров, раз уж вы породнились, — кивнул он в сторону спальни Мари.

Я поклонился в знак уважения к учителю и направился к двери. Но, как только я начал её открывать, за моей спиной снова раздался его властный голос.

— И ещё одно, Леонид. Больше никогда не смей болтать про тайную деревню, аномалию или белое здание с красным крестом. Теперь ты, Леонид, сын Поэта, беженец из разрушенной деревни Эльба, что на Кривой горе.

Сердце забилось чаще, чем когда-либо.

— Понял.

— На рассвете твоё желание исполнится.

Я захлопнул дверь и застыл, как старый механизм, не в силах двинуться дальше.

Когда глухая ночь укутала крыши домов и погрузила деревенских в глубокий сон, Леонид беспокойно ворочался, мучаясь от жутких сновидений. Едва тлеющий светильник отбрасывал его тень на дощатый пол.

Юноша продолжил двигаться, а шевелящаяся тень внезапно замерла, поднялась с пола и спокойным шагом вышла из дома.

Тень бродила под светом луны с любопытством осматривая окрестности. Возможно она что-то искала.

Становилось холодно. Сегодня всё решиться.

Я вышел из дома, чтобы повидаться с Машей. Пройдя по безлюдной улице, резко свернул к дому бабушки Вари и, подойдя к нему широкими шагами, трижды постучал по окну.

Варя как раз умывалась и заметно перепугалась моей взъерошенной внешности, но долго объяснять ничего не пришлось: она молча впустила меня и проводила в комнату к Марии. Осторожно разбудил её, и тут же, за руку, повёл через чёрный ход во двор. Мне не терпелось показать ей первые лучи солнца, настолько, что я даже не подумал о её босых ногах.

Бережно вёл Марию за собой, а она нежно ступала по мокрой траве. Добравшись до края двора, я вдруг наклонился и поцеловал её в губы, развернул к себе спиной и мягко прикрыл ей глаза ладонью.

Воющий ветер разогнал густые облака, вдалеке на небе тихо гасли последние звёзды. Солнце поднималось из-за остроконечной вершины, окрашивая серый снег в мистическое сияние, словно волшебство обретало форму.

Когда светило взошло над вершиной, я убрал ладонь. Мария ахнула, её глаза засияли от искреннего удивления.

Маша скрашивала моё одиночество, с ней я чувствовал себя нужным, особенным человеком. Хотелось подарить ей всю красоту этого мира.

— Как красиво… — заворожённо прошептала она. — Видела восход солнца сотни раз, но сейчас он действительно прекрасен. Ты волшебник, Леонид, — она крепче сжала мою руку.

— Когда человек видит что-то тысячу раз, это становится для него обычным делом, и красота постепенно исчезает. Но стоит на мгновение закрыть глаза и снова взглянуть, как привычная картина откроется по-новому, — улыбнулся я, хоть и блекло.

— Почему в твоём голосе грусть? Что-то случилось? — встревоженно спросила она.

— Нет, ничего такого. Завтра снова покажу тебе что-то удивительное.

Если завтра наступит для меня.

Мария не успела ответить: за нашими спинами раздался тяжёлый шаг. Подошёл старик — палач или спаситель, зависит от того, с какой стороны на это смотреть.

Он поприветствовал нас, отдал дань уважения избраннице своего ученика, а потом вручил мне какую-то, на первый взгляд, безделушку.

— Прошу прощения, жених должен помочь с важным делом, — перевёл он взгляд на меня. — Пойдём, Леонид.

Я впервые вижу его таким беспристрастным, и это заставляло колени дрожать.

Уловив мое смятение, Бабушка, подхватив подол, подбежала на интересное событие.

— Идите, я обо всём позабочусь! Нам ведь тоже пора доить коров. А ещё Машенька обещала испечь здоровенный пирог с яблоками и вишней, — бабушка показала руками размер предполагаемого пирога и хитро мне подмигнула.

Когда мы вышли со двора, старик указал в противоположную от нашего дома сторону.

— Ступай и ничего не бойся. Операция будет проходить в моей лаборатории. Как только ты уснул, я начал готовиться: вручную затачивал инструменты для вскрытия черепа всю ночь, — произнёс он совершенно обыденным тоном.

Тем временем я опять почувствовал слабость в ногах, как тянет каждый сустав, даже взор слегка помутился. Старик молча подхватил меня под руку и повёл к окраине деревни.

Деревенские провожали нас взглядами, что-то бурно обсуждая. Мне казалось, я шёл на смерть, как на венчание. Да, мне становилось всё страшнее, но кто останется спокоен, когда его голову вот-вот вскроют.

— Должно быть не больно. Сами мозги нечувствительны. Ну… небольшой дискомфорт от скальпеля почувствуешь.

Я молчал, сжимая кулаки добела.

Мы дошли до кирпичного здания без окон. Оно было сложено из красного, потрескавшегося кирпича. Швы оказались на удивление ровными, как будто камни склеили на каком-то странном красном цементе. Двери тоже были железные, но больше напоминали люк подводной лодки — круглый, с облупившейся белой краской на вентиле в центре.

Этот треклятый люк выглядел, как портал в преисподнюю. Но я обязан через это пройти. Ради победы, ради выживания и счастливого будущего с прекрасной девушкой.

Крепкая пятерня вставила ключ в замочную скважину. Затем провернула вентиль и потянула его на себя.

— Располагайся! — бесцеремонно втолкнул он меня в лабораторию, и я чуть не споткнулся.

Хотел выругаться, но старик потянул за висюльку у входа, чем сразу отвлёк моё внимание.

Старомодные лампочки по всему помещению вспыхнули, заливая всё тусклым светом полуподвального помещения.

Глубоко вдохнув, устроился в жутком кресле. Старик вытащил ремни у изножья и крепко зафиксировал мне ноги. Когда он зафиксировал мою грудь, принялся наносить пену на растрёпанные волосы и методично сбривать их сверкающей серебром бритвой. Я с жалостью наблюдал, как клочки слипшихся волос падают мусором на пол.

— Дед, ты в курсе, что при хирургических операциях нужно соблюдать стерильность?

— Конечно! Поплюю на темечко! — он слегка сдвинул мою голову и продолжил удаление растительности.

Думаю, не стоит пытаться передать тот ужас, который я сейчас ощущал. Ладони взмокли, сердце билось, словно раненая птица об прутья клетки.

Он вытер остатки пены полотенцем и принялся начищать лысину. Через миг провёл пылающей ладонью по черепу. На удивление, огонь совершенно не обжигал кожу.

— Наше пламя способно уничтожать вредоносные бактерии с кожи или инструментов. Можно вычистить гной с раны или выжечь некротические ткани без боли для пациента, а ещё пересадить чужой орган, если потребуется на поле брани. Но скальпелем и традиционными средствами тоже, — спокойно сказал он, тоном опытного учителя.

Наверное, он имел в виду обычную пересадку органов.