— Мир, где ты жил раньше, слишком цивилизованный. Он сделал тебя чересчур сердобольным. Но даже там вы разводили скот, верно?

— Да.

— Ел мясо? А думал, насколько милыми могут быть овцы или свиньи? Лошади у вас были? Конечно же, были, — сам себе ответил он. — Благороднейшие существа, но их забивают и пускают на колбасу. Когда убийство происходит далеко, людям всё равно, а если близко — сердце разрывается. Так?

— Скотину мне жалко не было ни разу, — скупо ответил я.

— А сейчас жалость проснулась? К чудовищу? Эта тварь не пощадила бы тебя, твою деревню, даже Марию.

— Заткнись! — прошипел я сквозь зубы.

— Мы люди, Леонид. Нам нужно есть. На траве и корнях долго не протянешь. Так что ешь молча или умри с голоду.

Он протянул мне кусок мяса. Аромат жареной плоти с ума. Я испытывал жгучую жалость к ней, но ещё сильнее хотелось есть. Нет, жрать…

— Глупо отказываться от плодов охоты, — наставник говорил мягче.

Я взял мясо и, не раздумывая, жадно впился в него. Было вкусно и горько.

Когда солнце стало клониться к закату, я успокоился. Даже помог наставнику разделывать уродцев и королеву. Мы много разговаривали. Этот прохвост вытащил флягу с самогоном и дал мне пару раз приложиться.

Из-за густого тумана и неподвижности становилось холодно, он пробирал до костей. Кроны деревьев закрывали солнце, погружая лес в полумрак. Но через сотню метров начиналась стена света. Чтобы не замёрзнуть, оставалось либо выйти туда, либо развести костёр.

Я заметил странность: здесь законы физики вели себя странно. Затенённые участки покрывались инеем, а на освещённых можно было жарить яичницу.

Думая обо всём этом, я постепенно уснул.

Леонид проснулся во сне. Куда ни падал взгляд, всё вокруг утопало в серости. Его ступни вязли в безжизненной мутной воде. Мрачный клинок был словно влит в кисть — так, чтобы даже в минуты всепоглощающего отчаяния он не мог выбросить оружие.

Здесь не было ни звуков, ни запахов, только пустота.

Его терзала тревога, сковывал страх. Перед ним расстилалась армия теней. Каждый из Легиона Безымянных выглядел точь-в-точь как он сам. Каждый стремился одержать победу.

Бесплодный мир иллюзий не знал смены дня и ночи, но Леонид ясно ощущал, как пылают минуты, горят часы, уносятся дни. Всё это время тени раз за разом разрывали его на куски, вдыхали его дымную плоть и выдыхали обратно.

Он умирал бесчисленное количество раз и вновь вставал из мёртвых. Приступы отчаяния сменялись кровавым безумием, которое в свою очередь уступало место обречённости. Его руки то бессильно висели, словно потухшая плеть, то наполнялись неукротимой силой.

Сможет ли он когда-нибудь вспомнить этот сон? Возможно, да. А может, и нет. Однако ничего не проходит бесследно.

— Помогите!.. — по тихому лесу разнёсся женский крик.

В предрассветный час, когда река реальности смешивается со сном, уши Леонида дёрнулись. Его бегавшие под веками глаза остановились, а затем резко распахнулись. В них ещё отражалась пережитая резня, но память о ней таяла, словно туман на утреннем солнце, оставляя лишь горький осадок.

Анна шла по трапе шаркающим шагом, кое-как удерживаясь на ногах, пока, наконец, не споткнулась и не упала. Взгляд её застыл, но вдалеке всё же замаячил слабый огонёк. Собрав последние силы, она крикнула: «Помогите!»

Старик подскочил, как выпущенная стрела, но его лицо оставалось безразличным, не сулящим ничего хорошего. Посох, едва тлеющий в его руке, казался готовым вот-вот вспыхнуть, и тогда её мучения закончились бы.

— Что ты задумал? — прошипел Леонид, внезапно появившийся позади учителя.

— Ничего. За ней увязался непрошенный гость. Мгновение назад он был там, — старик указал на столбы вдали.

— Особое зрение ничего не даёт, — Леонид всматривался в указанный участок, но кроме деревьев и пауков, что привычно обвивали их ветви, ничего странного не заметил.

— Сможешь помочь ей?

— Тебе надо, ты и помогай!

Я встал на колено перед Аней и положил ладонь на грудь. Лекарь, делясь силой, передаёт пламя в сердце. Учитель говорил, что в лучшей форме я мог бы вернуть человека даже с остановленным сердцем, но если мозг не получал кислорода более шести минут, шансов нет.

Моя ладонь горела, и я ощущал, как пламя проникает в тело. Биение сердца возвращалось с каждым мгновением. И вот, я вырвал нить жизни из мрачного царства кошмаров.

Я не собирался восстанавливать Аню полностью — сил не хватило бы. Но стабилизировать её жизнь было в моих силах.

С другой стороны, мне не было выгодно возвращать её в идеальное состояние. Мгновение назад старик явно собирался её убить. Это слишком подозрительно.

Аня простонала, на её бледных щеках появился румянец.

Но где-то в моих размышлениях была серьёзная трещина. Если учитель действительно работает на плохих ребят, почему он не убил меня в самый уязвимый момент? Зачем ему было лечить меня? Разве что он скрытый агент отца.

Тогда версия ещё складывается. Однако зачем отец оставил мне записку с намёком?

— Притормози, ты расходуешь слишком много живого пламени, — учитель резко отодрал мою ладонь от её груди, выдернув меня из размышлений.

— Закончил, — коротко ответил я и бросил на него нехороший взгляд.

Он, кажется, значения взгляду не придал.

— Ты плохо выглядишь, Леон. Что происходило во сне? — спросил он с тревогой в голосе.

Когда слово «сон» сорвалось с его губ, меня пронзила вспышка необъяснимого страха, а следом — неконтролируемая ярость.

— Вспоминай. Это может быть чья-то злая воля. Есть целые кланы волшебников, которые убивают людей через сны. Первый признак — кошмары, потом раздражительность и агрессия. Через неделю таких снов жертва теряет душевное здоровье и умирает.

Я схватился за голову, пытаясь проникнуть в уголки сознания, где спрятались обрывки сна.

— Ничего не помню. Хоть убей, не помню. Однако физически чувствую себя даже лучше.

Старик осмотрел моё предплечье. Оно стало похоже на бугристый камень, словно я долго и упорно махал клинком. При этом резерв огня восстановился быстрее обычного. Теперь у меня в запасе было полторы полосы.

— После этого дела отправимся к знатоку сновидений. Молюсь, чтобы ещё не было слишком поздно, — холодно сказал он, словно испытывал гнев к кому-то неизвестному.

Аня медленно пришла в себя, но подняться не могла. Она смотрела на нас глазами загнанного зверя, словно мы были не лекари, а пара насильников, готовых в любую секунду совершить своё грязное дело.

— В-вы н-е убьёте меня? — она с трудом подавила заикание, чтобы разборчиво произнести жалкие слова.

— Нет. Тогда бы я не стал тебя приводить в чувства. Что произошло? Где Михаил?

Стоило ей услышать имя, как она вздрогнула, будто её ударило током.

— Я защищала его, не жалея себя. Потом мы пересекли владения зелени и вышли к каким-то древним руинам. Оказалось, что там враги намного сильнее. Миша… он толкнул меня в пасть пауку, а сам убежал, сверкая пятками, — она тихо заплакала. — Я ведь любила его. По-настоящему любила. Он был мне дорог. Как же так… — плач перерос в истерику.

— Слишком предсказуемо и тривиально, — грубовато оборвал её старик.

— Н-но это чистая правда! — выкрикнула она хриплым голосом.

Жаль признавать, но он был прав. Я видел подобные сцены если не тысячу раз в фильмах, то сотню уж точно. Должно быть что-то ещё. Какая-то незримая нить, которая постоянно ускользает. Волшебник не мог быть настолько бессердечным ублюдком, чтобы толкнуть свою девушку в пасть. Или мог, но тогда это слишком банальная развязка.

— Не молчи, ученик. Выскажись, — голос учителя вырвал меня из задумчивости.

— Леон, можешь вернуть мне кольцо? — неуверенно спросила Аня, обняв себя руками. — Без него я ничто.

— Ситуация слишком подозрительная. Сейчас я не могу вернуть тебе артефакт. Возможно, позже…