— Ну… было бы хреново, — усмехнулся учитель. — Но ты не забывай, сколько стоит порошок. Считай, что ты только что пообедал на десять лет вперёд.

Стоит признать, что мне действительно стало легче. Мы дошли до небольшого озера, где я снял маску и увидел ряд зубов через зияющую дыру в щеке… Пока что силы на восстановление лица я не тратил.

В этом месте был ветер, насекомые, облака и искусственное солнце. Время суток, однако, совершенно не менялось. Как я понял это? Некоторое время наблюдал за статичными тенями деревьев, кустов и больших валунов…

Исследуя местность, мы наткнулись на ещё одну засаду, которая не стала сюрпризом. Несколько новых ран, несколько желез… Больше ничего интересного. Я начал испытывать дикий, почти инфернальный голод. Старик сказал, что кровь существ токсична, но некоторые части тела есть можно. Их мясо напоминает омара и курицу.

Теперь мы поменялись ролями: они — дичь, мы — охотники.

Оказалось, что пауки на протяжении условного дня охотятся на местную живность. Сетями ловят птиц. Группами выслеживают зверей и устраивают на них засаду. Потом консервируют их и затаскивают на деревья, чтобы другая группа не отобрала добычу.

Мы убили группу в надежде забрать их добычу. Оказалось, что внутренности зверей были растворены до состояния сиропа. Мышечные волокна тоже стали непригодными для употребления.

Когда количество мяса достигло нужного объёма, пауки спустились и увезли всё в неизвестном направлении. Мы вели наблюдение за одной из таких групп. Двое забрали законсервированную пищу, третий убрал ветки, палки и листья, маскировавшие проход в землянку. Этот проход был относительно узким. Невысокий мужчина или подросток мог пройти, а вот рослому мужчине вход был заказан.

Старик сбил дозорного потоком воздуха, а сам вылетел из-за столба и стремительным выпадом пронзил сердце, которое анатомически находилось там же, где у обычного человека. Обезоруженный и обескураженный враг даже пискнуть не успел.

Пробормотав пару бранных слов, я потащил труп в сторону, бросив его в колючие кусты ежевики. Затем занял позицию у входа в землянку, притаившись слева. Учитель, как всегда, изображал из себя приманку.

Прошло какое-то время, прежде чем ползучие гады начали выбираться из норы. Первая показалась уродливая голова с десятками глаз, которые тут же обезумели, завидев учителя. Алгоритмы твари сорвались, жала зазвенели в предвкушении атаки. Когда из укрытия высунулась хитиновая спина, я не раздумывал: поднял клинок и со всей силы обрушил его на центр позвоночника. Металл пробил защитный слой и поразил мозг.

Тварь затряслась, её ноги разъехались в стороны. Жала стрельнули вслепую, но застряли в земле.

Второй паук, лишённый остатков самоконтроля, ринулся вперёд, напролом пробивая себе путь через труп собрата. Его массивные конечности разрывали препятствие, будто оно не существовало.

Я метнулся навстречу, рубанул по клешне, а затем ударил по голове, чтобы причинить ему боль. Тварь взбесилась и, резко продвинувшись вперёд, вылетела, как пробка из бутылки. Пока она теряла равновесие, я отсёк одну из её ног, заставив завалиться набок.

Разъярённый арахнид отчаянно заскрипел и перевернулся, пытаясь выстрелить из жал. Но учитель в этот момент ударил воздушной волной, отбросив жала в стороны. Некоторые оторвались, и он мгновенно сдох.

— Слишком много лишних движений, Леонид. Учись убивать грациозно, — недовольно заметил он.

— А как же поблажка? Я только недавно взялся за меч! — возмутился я.

Что бы я ни делал, этому диктатору всегда мало. Хорошо сражаешься — делай лучше. Плохо — значит бездарность.

— Вот скажи, что надо сделать, чтобы добиться твоего расположения? Разве нельзя просто сказать: «Молодец, Леонид! Продолжай в том же духе»? Ведь после кнута должен быть хотя бы небольшой пряник!

Старик явно пропустил мои слова мимо ушей. Он лишь посмотрел на меня, почесав бровь ногтем.

— Ладно, будь по-твоему. Ты отлично справился! Нет!! — резко выкрикнул он последнее слово. — Работай лучше! Хочешь пряник? Хорошо. Половину платы за задание отдам тебе. Этого хватит на ферму.

— Сколько? — прищурился я.

— Чуть меньше тысячи, — спокойно ответил он.

Я не смог сдержать радости, уже строя в голове планы. Учитель хитро улыбнулся.

— А теперь, раз ты высокооплачиваемая груша для битья, предложи план, как выманить паучиху из гнезда, — сказал он, указывая на мрачную дыру, перекрытую трупом.

— Легче лёгкого! — вдохновившись, я вытащил труп, собрал сухие ветки и листья. Навалив их на кучу зелени, создал небольшую огненную волну из посоха. Внутри холма возник слабый костёр, дым начал просачиваться сквозь листву.

Я усилил воздушный поток, направляя дым прямо в нору.

Каждое живое существо боится огня — это подсознательная память, говорил старик. Я не знал, работает ли это на пауках, но они ведь химеры, значит, какие-то инстинкты у них сохранились. Надеюсь, создатели не достигли совершенства в своей работе.

Спустя несколько минут из землянки послышалось шипение.

Если не оказался в дураках, когда маленькая паучиха должна была сильно занервничать.

Послышался вибрирующий писк, напоминающий зов о помощи. Уши наставника, судя по всему, не улавливали столь тонкий звук, а вот я слышал его более чем отчётливо.

Вибрации прокатились по земле. Что-то ударялось о стены. Могильный холм поднимался, растрескивался. Куски зелёной травы буквально расходились. И вот, покрытая грязью, появилась она — королева…

Её уродливое лицо походило на человеческое. Только четыре пары глаз переливались красным, а из разорванного от уха до уха зубастого рта торчали жвала, источающие яд. Тело напоминало приплюснутое тело паука, но вместо привычных паучьих ног из него торчали шесть лап с перепончатыми пальцами.

Я отскочил и швырнул в неё огненные шары.

Королева снесла груду листьев, отчаянно пытаясь вытащить огромное, непропорциональное брюшко. Из её рта вырывался жуткий, скрежещущий крик. Лапы метались по земле, пытаясь добраться до меня.

Старик взмахнул древком: спираль огня взметнулась снизу её торса, прорвавшись через конечности, причиняя твари невыносимую боль. Её тело трещало, словно смолистая древесина в костре.

Скоро воздух наполнился ароматом жареного цыплёнка. У меня невольно заурчал живот, и потекли слюнки — это испугало меня.

Несчастная паучиха застряла в отверстии. Её отчаянные рывки разрывали сплетение брюшка и торса — или, если угодно, основного тела.

— Отрабатывай хлеб, мальчик! — крикнул старик.

Я с размаху ударил древком о землю, и столб огня обрушился на неё, прожаривая с двух сторон. Хитин начал багроветь, раскаляясь. Крики ужаса стали в разы страшнее. У меня защемило сердце от её мучений.

Почему я вообще жалею хищную тварь, которая без колебаний растворила бы мне кишки и выпила их через трубочку?

С диким воплем она разорвала оковы тела. Из раны брызнула зелёная жижа, смешанная с внутренностями. Её глаза выгорели, но злоба продолжала вести этот монструозный силуэт в мою сторону.

Наставник погасил пламя и ударил волной воздуха по конечностям, которые не выдержали давления и переломились. Королева, проехавшись грудью по земле, замерла у моих ботинок. Я смотрел на изуродованное лицо. Её жвалы размыкались безвольно, а пустые глазницы, казалось, смотрели мне в душу.

В памяти всплыла больница — день моего прибытия в этот мир. Я понимал, что в ней ещё теплилась искра жизни, но не мог поднять руку, чтобы оборвать её страдания.

Старик выхватил у меня меч. Я замер, но было поздно: через боковую щель в треснувшей броне он пронзил её сердце.

— Слабость перед врагом — это грех, — холодно и властно произнёс наставник. — На поле боя твой единственный друг — меч. Ты должен быть верен ему.

Он принялся разделывать тушу. Меня замутило. Существо, которое я только что жалел, разделывали у меня на глазах. Это было жестоко. Я озвучил свои мысли.

Наставник закинул кусок мяса в рот, прожевал, вытер губы рукавом и начал говорить: