Это Дженна.

Я смотрю на нее. Она немного успокоилась, но все еще борется с дыханием.

— Ты… ты беременна, — выдыхаю я.

Мои кости тут же ослабевают, а колени, кажется, вот-вот сломаются. Голова начинает болеть, а зрение на секунду помутилось. Дженна носит моего ребенка.

Я не знаю, как отнестись к этой новости. Она изменила мне, когда мой ребенок был у нее в утробе. Как я смогу убить ее, не причинив вреда своему ребенку?

Она поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. Как будто она хочет что-то сказать, но я тут же отворачиваюсь от нее.

Я сжимаю результаты теста в руках и бросаю их на пол.

Как это может быть? Почему сейчас? Как я смогу причинить ей боль, когда мой ребенок в ее утробе? Эти вопросы снова и снова проносятся у меня в голове, и я чувствую, как колокольчик звенит в ухе.

Я сглатываю и сжимаю кулак, стиснув зубы. Мысль об этом сводит меня с ума. Я подхожу к маленькому столику у дивана в гостиной и пинаю его, сильно.

Он летит в другой конец гостиной, едва не задев большой телевизор. Наконец, он рухнул на пол и раскололся надвое.

Дженна беззвучно всхлипывает и вздрагивает от звука падающего стола.

Моя нога начинает болеть из-за силы, которую я приложил, ударив по столу. Я уставился на подушки, лежащие на диване, и перевожу взгляд на результат, который я сжал и уронил.

Он все еще лежит на полу.

Дженна молчала всю дорогу домой, и она не сказала мне, что беременна. Она держала это в себе до того самого момента, когда собиралась сдаться. Что, если бы я убил ее до того, как понял, что она носит моего ребенка?

Я снова посмотрел на нее, и все, что я чувствую к ней, это ненависть и отвращение.

— Аргх! — стону я, толкая диван вперед, и он падает на пол.

Глава 21 — Дженна

Ранее в тот день

— Я могу вас заверить, что с ней все будет хорошо. Вы можете прийти к ней позже, но сейчас она должна оставаться под пристальным наблюдением, — успокаивающе сообщает мне доктор Патель.

Я киваю головой и с облегчением вздыхая, зная, что с моей мамой, по крайней мере, все в порядке.

— Спасибо, доктор, — шепчу я и направляюсь к выходу из больницы.

Я на полпути к выходу, когда вдруг вспоминаю еще об одной проблеме, которая беспокоит меня уже некоторое время. Поскольку я уже в больнице, я решаю заняться ею немедленно.

У меня задержка месячных. Хотя это не было чем-то странным, поскольку это случалось со мной несколько раз, у меня странное чувство по этому поводу, особенно потому, что у меня появились и другие симптомы. Я боюсь, что могу быть беременна.

Я останавливаюсь как вкопанная и поворачиваюсь к доктору, который пристально смотрит на меня, приподняв брови.

— Есть что-то еще? — спрашивает он, и я пожимаю плечами.

— Могу ли я записаться на прием к гинекологу?

— Конечно, — говорит доктор Патель и направляет меня в приемную.

***

Я сижу на кровати в своей комнате, крепко прижав ноги к телу. Моя голова покоится на моих ногах, которые сжаты вместе передо мной, и я чувствую, как слезы капают с моих глаз мои ноги и пропитывают тонкую ткань пижамы, которая была на мне.

Это не тот способ, которым я ожидала раскрыть свою беременность Феликсу. Я знала, что мы не идеальная пара, и нашему браку, в какой-то степени, не хватает некоторых фрагментов романтики, которые обычно присущи нормальным парам, но все же, я хотела раскрыть ему беременность хотя бы в романтической манере, может быть, с широкой улыбкой на лице и, может быть, немного поддразнивая его и прося угадать, что я собираюсь сказать.

Я передаю ему газету и встаю позади него с улыбкой на лице, наблюдая, как выражение его лица меняется с любопытства на любое другое выражение, которое у него появилось бы, узнав, что я беременна от него.

В моей голове было миллионы других способов сообщить ему эту новость, но, конечно, не так, чтобы он душил меня и пытался высосать из меня жизнь, а отпустил только тогда, когда узнал, что я беременна. Я имею в виду, что Феликс узнал, что я беременна его ребенком, и это единственная причина, по которой мое безжизненное тело не лежит где-то дома, спрятанное под одеялом или даже в морге. Эта мысль заставляет меня вздрогнуть, и я прижимаюсь к кровати и обнимаю себя еще крепче.

Я не думаю, что вид или образ лица Феликса, когда он держал меня и пытался убить меня ранее, быстро вылетит из моей головы. Он не держал меня так, будто пытался напугать или что-то в этом роде, он душил меня так, будто намеревался убить.

Ярость в его глазах, ненависть, с которой он смотрел на меня, и беспощадные стоны, сорвавшиеся с его губ, когда он крепче сжал мою шею…

Я снова съеживаюсь при этой мысли и крепче обнимаю себя.

Из моих глаз хлынул еще больший поток слез, почти ослепляя меня, и я время от времени провожу ладонями по лицу, чтобы избавиться от слез.

В данный момент я нахожусь в отдельной от него комнате, и именно поэтому у меня есть пространство, чтобы плакать так громко, как я хочу. Я слишком напугана, чтобы оставаться с ним в одной комнате. Я стала свидетелем его ярости, которую я определенно не хочу испытать снова. Я думаю, что держаться от него подальше будет лучшим решением.

Он был в такой же ярости, что не мог выносить моего присутствия.

С глубоким вздохом я тянусь, чтобы взять вторую пачку салфеток с прикроватного столика. Я уже исчерпала одну пачку, высморкавшись и вытерев слезы, в результате на полу в моей комнате валяется несколько мокрых салфеток, но мне все равно. Единственное, что меня беспокоит, это ситуация, в которой я оказалась.

Я знаю, что совершил ошибку, не написав сразу же Феликсу смс о сложившейся ситуации и о том, что мне нужно ехать в больницу. Было бы проще, если бы так и произошло.

Но опять же, я не полностью виновата. Я слишком сильно беспокоилась о маме, чтобы даже думать о чем-то другом. Но посмотрите, куда это меня привело.

Я стискиваю зубы, когда моя печаль на короткое время сменяется гневом, гневом, который я испытываю к Веронике, потому что это ее вина. На самом деле, она виновата во всем этом больше всех. Она нашла идеальную возможность втянуть меня в неприятности, и она не колебалась, воспользовавшись ею, потому что презирает меня.

Я снова тянусь к пачке салфеток, чтобы взять еще одну и вытереть лицо.

После третьей неудачной попытки я в гневе хватаю всю пачку и швыряю ее в стену, крича во весь голос.

Глаза уже щиплет от слез, а голова болит от постоянных рыданий, но я не хочу останавливаться в ближайшее время.

Я наконец поднимаюсь с кровати, на которой просидела последний час, и иду в ванную, чтобы ополоснуть лицо водой, надеясь избавиться от рези в глазах.

Я смотрю в зеркало перед собой, вытерев лицо мягким белым полотенцем. Мои глаза все опухшие, но я не хочу прекращать плакать. Я так ранена всем, что произошло, что мне хочется остаться в своей комнате на следующую неделю и выплакать все глаза.

Пока я стою там, глядя в зеркало, слезы хлынули из моих глаз и потекли вниз по шее, пока не попали на мою одежду.

Я лениво вытаскиваю ноги из ванной и с удивлением вижу экономку, стоящую перед моей дверью.

Она неловко переводит взгляд с меня на куски скомканных салфеток, разбросанные по земле.

Ее глаза блуждают по полу, пока она не замечает полупустую пачку, которую я ранее бросила в стену. Ее глаза широко раскрыты, а губы пульсировали, но она не говорит ни слова. Я слишком запуталась, чтобы обращать на это внимание.

Я некоторое время смотрю на нее, а затем подхожу и сажусь на кровать, не потрудившись спросить, почему она здесь.

— Ужин готов. Господин Феликс решил пропустить ужин, поэтому я уже накрыла стол на одного. Если бы вы спустились вниз, чтобы…

Я быстро обрываю ее, прежде чем она успевает закончить свое заявление. — Я не голодна.

— Но ты выглядишь бледной, ты можешь навредить себе, если не…