Глава 1 — Дженна

Я хватаю холодную сталь больничного кресла, мои костяшки пальцев белеют от напряжения, но я не могу заставить себя беспокоиться об этом сейчас. Мой взгляд метался между полом и белой дверью, которая держала мою мать запертой внутри, и все во мне зудит от желания проверить ее.

Почему так долго?

Прошло уже несколько часов, и никто не входил и не выходил из комнаты, и мое терпение начинает истощаться. Мне нужно узнать, что происходит.

Каждый скрип коридора, каждый приглушенный шепот с поста медсестер посылает мне толчок тревоги. Прошло несколько часов с тех пор, как они привезли мою мать, и последний ее образ, который я видела перед тем, как меня выставили из палаты, заставил тяжелую тяжесть опуститься на мою грудь.

Моя мать, обычно полная жизни, лежала бледная на накрахмаленных простынях, поле битвы трубок и проводов, змеящихся по ее хрупкому телу. Ритмичное шипение кислородного аппарата, которое издевалось над поверхностными вдохами, вырывающимися из губ моей матери, заставило меня разразиться рыданиями такими громкими, что медсестра осторожно вывела меня из комнаты.

— С ней все будет в порядке. Тебе не о чем беспокоиться. Прогуляйся, это поможет тебе отвлечься от осмотра, и все закончится прежде, чем ты заметишь, — заверила она меня.

Это было два часа назад, за это время я обошла весь периметр больницы, но это не помогло мне отвлечься, как она обещала. Вместо этого, это стало всем, о чем я могу думать с каждой секундой. Мне нужно знать, что происходит.

Как раз когда я подхожу, дверь открывается, и наконец появляется дежурный врач. Его лицо пустое, но я знаю это выражение и то, что оно означает, я видел его раньше, и это заставляет мое сердце упасть.

Доктор Патель, добродушный врач, лицо которого со временем стало привычным, прочищает горло.

— Мисс Фэрфакс, — начинает он тяжелым голосом. — Состояние вашей матери… к сожалению, ухудшилось. Этот конкретный эпизод разрушил ее организм сильнее, чем предыдущие. Хорошо, что вы привели ее. — Его голос был мягким, но тон не мог смягчить воздействие его слов.

У меня перехватывает дыхание, а слезы щиплют глаза. Прошлый год был тонким танцем отрицания и надежды. С тех пор, как моей маме поставили диагноз, я знала, что это лишь вопрос времени, прежде чем ее состояние дойдет до этой стадии, особенно с учетом того, что, как бы я ни старалась, я не смогла собрать необходимые деньги на дальнейшее лечение.

Словно прочитав мои мысли, доктор Патель продолжает — Отсутствие последовательного лечения, — он делает паузу, его голос становится тихим и сочувствующим, как будто он пытается подобрать лучшие слова, — позволило болезни прогрессировать дальше. Нам нужно немедленно начать агрессивный курс лекарств, наряду с долгосрочной терапией… — Он замолкает, но я знаю невысказанную часть этого предложения.

— К сожалению, эти методы лечения… — нерешительно говорит он, глядя мне в глаза, — дорогостоящие, как вы знаете. Однако они доказали свою эффективность. Даже на этом этапе, если мы начнем как можно скорее, все еще есть высокие шансы, что она поправится. Однако, если мы не сможем получить оплату в ближайшее время, боюсь, что на данный момент мы больше ничего не можем для нее сделать.

Я понимаю, что означают эти слова, во мне просыпается первобытный инстинкт.

— Нет, — говорю я, и мой голос звучит на удивление твердо. — Пожалуйста, сделай все, что считаешь нужным. Просто… спаси ее.

Глаза доктора сверкают жалостью, заставив мой желудок сжаться. — Мы сделаем все, что сможем, Дженна, но ты должна понимать финансовый аспект… Он играет жизненно важную роль. В такого рода лечение вкладывается очень много…

— Я понимаю. М-могу я увидеть ее на минутку? — прерываю я ее, мой голос был твердым, несмотря на дрожь, пронизывающую меня.

— Конечно, — говорит он, ведя меня в комнату.

Мама пошевелилась на кровати, словно почувствовав перемену в атмосфере, ее глаза медленно открываются, а комок в моем горле сжимается.

Ее глаза, обычно сверкающие озорством или волнением, затуманены болью. Она поднимает хрупкую руку в мою сторону, и я бросаюсь к ней, осторожно схватив ее руку, покрытую капельницей.

— Не волнуйся, Джен, — прохрипела она, ее голос, сухой шепот. — Со мной все будет хорошо.

Слова должны были утешить меня, но ощущаются как нож, проворачивающийся в моем животе. Как она может быть в порядке, когда ее дыхание казалось заимствованным даром?

Если я ничего не сделаю, она умрет.

Я поворачиваюсь к доктору Пателю, который вошел в комнату следом за мной и наблюдал за мной с жалостью в глазах.

Я заставляю свой голос звучать ровно. — Продолжайте лечение. Я получу деньги через неделю.

Доктор Патель выглядит удивленным, в его взгляде мелькает скептицизм. Он поднимает бровь. — Неделя, мисс Фэрфакс? Это существенная сумма за такой короткий период. У вас есть…

Я перебиваю его. — У меня будут деньги. Просто делай то, что должен, чтобы она осталась жива к этому времени. — Мой голос не оставляет места для возражений, и доктор кивает.

Я смотрю на маму, которая снова уснула, и тянусь, чтобы поцеловать ее в голову, прежде чем заправить прядь волос ей за ухо и натягиваю простыни повыше, а затем выхожу из комнаты.

Я знаю, что делать.

Я надеялась и молилась, чтобы до этого не дошло, но если я не пойду к нему за помощью, она умрет. Выйдя из стерильного здания больницы, я старательно иду в шумный город. Я ловлю такси.

— Пожалуйста, отвезите меня на виллу DAJ, — говорю я водителю такси, устраиваясь на заднем сиденье.

Я ловлю взгляд водителя в зеркале заднего вида, приготовившись к этому взгляду, я уже привыкла к нему в подобной ситуации.

Что такая девушка, как я, может искать на вилле DAJ?

Я выгляжу как обычная девушка, совсем не похожая на человека, у которого могут быть какие-то дела в этой части города.

Честно говоря, мне всем сердцем не хочется туда идти, и я бы не пошла, если бы у меня был другой выбор… но не в этот раз.

Он моя единственная надежда.

Глава 2 — Феликс

— Думаю, на этом все. Я все обсужу с Домиником сегодня вечером, чтобы узнать его мнение по всему, что мы обсудили, и тогда мы сможем рассмотреть окончательное решение завтра. Надеюсь, нам не придется вносить никаких радикальных изменений, но даже если придется, мы должны все успеть до конца дня. Как вам это? — спрашиваю я Тимура, мою правую руку, пока мы идем.

Он напевает. — Звучит хорошо, — отвечает он, как раз когда мы подходим к двери в кабинет моего брата.

Я стучу один раз, прежде чем толкнуть дверь, и вхожу с Тимуром на буксире. Меблированная дубовая дверь захлопывается с мягким стуком, когда глаза Доминика поднимаются, чтобы встретиться с моими. Ожидание потрескивает в воздухе, озорной блеск не подходит для обычно стальных серых глаз Доминика, и я чувствую, как узел опасений сжимается в моем животе. Это никогда не было хорошим знаком, когда мой стоический старший брат решит поиграть.

— Тогда перезвони мне как можно скорее, — наконец говорит он, а затем завершает разговор, повернувшись ко мне лицом, и на его губах все еще играет ухмылка.

Я нахмурился. — Эй. — Я внимательно смотрю на брата.

— Как раз тот человек, которого я искал. Садись, Феликс, — говорит Доминик, его ухмылка грозила расколоть его лицо пополам. Конечно, это нехорошие новости — по крайней мере, не для меня.

Я смотрю на Тимура в поисках помощи, но он выглядит таким же сбитым с толку, как и я, поэтому я устраиваюсь в кресле напротив Доминика. Надеясь покончить с этим как можно скорее.

— Что происходит? — спрашиваю я, приподняв бровь.

— Мне нужно, чтобы ты на некоторое время обосновался в Нью-Йорке.

Я хмурюсь еще сильнее, когда смотрю на Тимура, но он лишь пожимает плечами.

— Ты знаешь, у меня есть бизнес, который нужно вывести за пределы страны. Есть ли причина для такого решения? — Я откидываюсь на спинку сиденья, и Доминик снова начинает ухмыляться.