Заканчивался месяц Перелома, осталось совсем чуть-чуть, и зима вступит в свои права. И вместе со сменой сезонов наступит одна из важнейших перемен в моей жизни. Или, что тоже вероятно, не наступит. Но даже если мне грозит смерть, я прожил не такую уж и плохую жизнь. Даже невзирая на потерянные сорок лет, я познакомился с замечательными людьми, полюбил прекраснейшую из женщин, обрёл настоящий дом и воспитал сына. Я совершил немало добрых дел, спас множество судеб. Даже если не брать в расчёт Хартана, Ксандаша и Мирену, бесчисленное количество людей обрели спокойный сон, крепкое душевное и физическое здоровье, даже повернули вспять по дороге, с которой нет возврата. И единственное, о чём я буду сожалеть, умерев сейчас — так это о своей последней невыполненной миссии, своей главной задаче как паладина прекрасной и милосердной Ирулин.
— Спасибо вам обоим, — тихо сказал я, обнимая красивых женщин, наслаждаясь теплом и упругостью их тел. — Ну а мне пора.
— Возьми Последний Шанс, — серьёзно сказала Мирена. — Убери из него эвакуацию, тогда, в случае чего-то совсем плохого…
— Это не слишком поможет, — сказал я. — Не буду отрицать, над чем-то подобным я уже думал. С Последним Шансом и стазисом, если что-то пойдёт не так, моё тело застынет за секунду до смерти. Но когда речь идёт о душе, то до смерти неизбежной. И прерывание ритуала приведёт к скверным последствиям в любом случае. Мне противопоказана сила других богов, только Ирулин, ведь моя душа всецело принадлежит ей. К счастью, у реликвий Керуват есть некоторая инерция, мир вспоминает сокрытое далеко не сразу, а иначе могли бы случиться крупные неприятности.
В подробности углубляться не пришлось: мы неоднократно обговаривали ношение Тайны Сделки, её особенности и ограничения — и сразу после освящения, и недавно, перед турниром. Но всё равно хотелось говорить, болтать о многократно обговорённых мелочах, таким образом оттягивая начало ритуала.
— Точно не хотите с остальными в Нирвину? — спросил я. — Некоторое время будет скучно. Запас элир в накопителях есть, а обо всём остальном позаботится Тааг.
— Ты же знаешь, я останусь рядом с тобой в любом случае, — твёрдо сказала Кенира, а Мирена согласно кивнула.
Я ещё раз поцеловал жену и крепко обнял Мирену. Решительно развернувшись, я пошёл прочь. Мне хотелось оглянуться, но делать этого, я, разумеется, не стал.
— Хорст, осадный режим, — бросил я в воздух.
Небо замерцало, вокруг замка возник мощный многослойный барьер, состоящий как из старого грубого купола времён Илгратанов, так и новых современных защитных контуров. Управляющий артефакт замка перекрыл внешний доступ через врата, отсёк подачу воды из скважин и прекратил любое внешнее сообщение, кроме разве что подачи отфильтрованного воздуха.
В сопровождении Таага я направился к давно готовому ритуальному залу, такому же белому, как и медицинский кабинет. Стены были испещрены множеством экранирующих и отсекающих внешнюю элир форм, огромное количество артефактов и частей артефактов усеивало комнату, превращая её в один огромный магический прибор. Не заходя внутрь контура, я скинул на пол одежду и направился по узкому проходу в центр зала, туда, где под потолком висела широкая туба, созданная из цельного гранёного алмаза. Встав ровно под ней, я бросил взгляд на Таага и сказал только одно слово:
— Начинай!
Теперь, став обычным человеком, я не мог видеть происходящего. Лишь жалкую долю, побочные эффекты, выплёскивающиеся в визуальном диапазоне. На полу мелькнули холодные голубые линии, обрисовывая невидимые до этого схемы. Разноцветным сиянием разгорелось множество кристаллов. По помещению закружили маленькие искорки, следуя заранее установленным траекториям. И алмазная туба медленно опустилась, накрывая меня, словно стеклянный стакан — особо крупного жука.
Не успела туба опуститься, как я почувствовал, что мои ноги отрываются от земли, магия поднимает меня наверх, чтобы разместить ровно по центру. Мир качнулся и резко перевернулся — туба повернулась набок и легла на пол, точно попадая нужными местами на соответствующие контуры ритуала. Я словно находился в магнитно-резонансном томографе, если бы существовали аппараты, где пациенты не лежат на кушетке, а висят без видимой опоры прямо посреди трубы, сделанной из алмаза. И пусть такой способ прекрасно защищал от пролежней и побочных явлений, вызванных долгим пребыванием в одной позе, призван он был фиксировать тело в пространстве, не позволить двигаться, оставив лишь немного свободы для дыхания и движения грудной клетки.
Из моего алмазного гроба, извиваясь, вылетели две трубки, и вонзились в сгибы рук, безошибочно находя кровеносные сосуды. По телу прокатилась волна тепла — активировались гигиенические системы. Теперь в мой организм не только поступает внутривенное питание, но и удаляются все телесные выделения, неизбежные при столь длительном ритуале и бессознательном состоянии.
Накатила внезапная дурнота, тем более странная, что телесно я чувствовал себя превосходно. Паршивое чувство шло откуда-то изнутри, словно у меня появился какой-то новый орган, к которому я не успел привыкнуть. И этот орган находился одновременно во всём теле, и нигде.
Внутрь тубы залетел новый артефакт, выглядящий, словно полудрагоценная жеода, вывернутая наизнанку и ощетинившаяся остриями кристаллов. Сквозь преломляющие свет блестящие грани я едва мог разглядеть воробьиное яйцо, покоившееся внутри. Впрочем, очень скоро мне стало не до яйца. Меня вновь скрутила сильная боль, но не физическая — будто какая-то невидимая сила что-то грубо ухватила внутри самой своей сути.
Принцип, лежащий в основе ритуала, был не слишком сложен. Человеческая душа, как, впрочем, и душа монстра, целостна и неразрушима. Но она ни в коем случае не неизменна, она реагирует на жизненные обстоятельства, на обретение нового опыта и возникновение сильных устремлений. Магией этой душе ни за что не получится навредить, лишь подстегнуть кое-какие изменения. Но новая, несформировавшаяся душа более уязвима. Она пластична и податлива, подвержена воздействиям, она даже, по сути, не является душой, а лишь её заготовкой.
Как садовник, прививающий к плодовому дереву отросток другого сорта, химеролог может принудить две души к слиянию, иногда дополняя и тело нужным набором генов. Главной сложностью в моём случае являлось заставить мою старую душу принять в себя молодую и беззащитную. Подтолкнуть к переменам, заставить тянуться в нужную сторону, раскрыться навстречу и не отшатнуться, вступив в близкий контакт. И для этого приходилось воздействовать медленно, но одновременно сильно. Ощущения, которыми сопровождалось это действие, были очень далёкими от приятных.
Ритуал был не слишком уж и сложен, но безумно опасен. При вмешательстве в саму суть живого существа имелась немалая вероятность активировать защитный механизм, в этом случае подопытный неизменно умирал. Это не имело ничего общего со здоровьем тела. Подопытный мог быть куском окровавленного мяса, но оставаться живым, при этом стоило слишком резко воздействовать на душу, как она мгновенно отлетала прочь даже у абсолютно здорового существа.
Обычно химерологи, пусть и старались максимально повысить результативность, полагались на количество. Если из десятка подопытных экземпляров выживет один-два — это считается хорошим результатом. Мне это не подходило, у меня была одна-единственная попытка, провал которой означал прощание с жизнью и исполнением целей. И я пытался действовать наверняка.
Изначально мои шансы не были очень высоки. Я старый человек, обладающий обширным опытом, устоявшимся мировоззрением и многочисленными привычками. Как бы сильно я ни стремился к новому, ни жаждал перемен, но моя сущность, моя душа больше не была столь пластична, как души новорождённых существ и даже детей. При обычном развитии событий выжить в процессе такого ритуала было сродни выигрышу в лотерею. Возможно, получи я доступ к нужным разделам библиотеки Цитадели, знал бы способы улучшить шансы, подготовить себя, либо изменить ритуал. Наверное, никаких «может быть», я до сих пор не имел понятия, каким образом Эгор менял облик и что за структуры использовал, когда залечивал моё перерезанное горло. Самые важные вещи он мог спрятать, доверить хранение только кристаллическому разуму Цитадели или вообще держать в голове. Но горевать по несбывшемуся и перебирать «если бы» являлось путём, ведущим в тупик. Так что оставалось лишь действовать способом, доступным мне и только мне — паладину Ирулин, богини сновидений и целительницы душ.
