— Это немного другое, — улыбнулась Кенира. — Но да, тогда его было жалко, и вместе с тем очень смешно.

— Ладно, все прочь! — распорядилась Лексна. — Только я, Ули и Тааг!

Мы зашли внутрь, закрыли двери. Я быстро снял одежду, оставшись полностью голышом, и сложил её в угол. Послав сигнал управляющей системе, дождался, пока по помещению не прокатится волна стерилизации, стал посреди комнаты и раскинул в стороны руки. Лексна без лишних слов провела по мне ладонями, останавливая своей магией кровообращение на отдельных участках тела, а потом сделала шаг в сторону.

— Тааг, приступай! — сказал я.

Сейчас, когда реликвия лежала вместе с одеждой, я мог отдавать только голосовые команды. Впрочем, голем знал, что делать, так что этого хватило с лихвой.

Он выпустил два тонких усика, которые принялись с большой скоростью скользить по моей коже. Там, где они касались тела, плоть расступалась, словно под лезвием острейшего скальпеля. Закончив с руками, шеей и левым виском, Тааг вскрыл мне брюшную полость. Два щупальца скользнули в образовавшийся разрез, извлекая за собой кристалл накопителя и блок преобразования магии, тот самый, что я извлёк из поломанной видеокамеры, подаренной мне когда-то Эгором.

Отложив артефакты на пол, Тааг начал вытаскивать энерговоды. Проволочки из змеиного серебра выглядели, словно кровеносные сосуды, наблюдать за извлечением даже периферийным зрением было жутко неприятно. Закончив с плечами, предплечьями и пальцами, Тааг принялся за мою шею. Он извлёк проволоку и оттуда, залезая за ухо, пройдя по виску и скользнув в глазницу.

Внезапно в комнате стало темнее — мой глазной имплантат, державшийся на остатках содержащейся в нём элир, исчерпал последние ресурсы и перестал работать. Впрочем, это уже ничего не меняло — перед лицом мелькнуло щупальце, и я увидел, что в нём зажато что-то круглое.

Закончив меня потрошить, Тааг подхватил все элементы извлечённого артефактного комплекса и удалился в угол, где застыл, безмолвно глядя на меня фасетами своих глаз. Его место заняла Лексна. Она вытянула руку, и по мне пробежала волна сканирующей магии, которую я теперь не видел и никак не мог почувствовать. Кивнув каким-то своим мыслям, Лексна немного присела, провела ладонями сначала мне по животу, потом по рукам вплоть до кончиков пальцев, а напоследок занялась шеей и головой. Я ничего не видел и не чувствовал — ни хорошего, ни плохого. Нервные окончания не только перестали посылать болевые сигналы, но и полностью взяли выходной — кожа местами онемела и даже не ощущала прохладу окружающего воздуха.

Наконец, чему-то решительно кивнув, Лексна взяла с одного из ящиков сосуд, где голубоватое сияние стазиса оберегало мой родной глаз, подошла ко мне и начала трудиться над глазницей. Она отошла на шаг, взмахнула рукой и коснулась пальцем моего виска.

По коже прокатилась лёгкая волна неприятных ощущений, словно проходило онемение от отсиженной ноги, но всё быстро пропало.

— Как зрение? — спросила Лексна.

Мне казалось, что мозгу понадобится время для повторной адаптации к идущим от глаз сигналам. Что поначалу буду видеть какие-то неразличимые цветные пятна, искажённые пропорции или неправильную яркость. Я попеременно закрыл и открыл глаза, оба видели одинаково. Одинаково плохо.

— Чувствую себя почти что слепым, — признался я. — Не вижу магии, чёткость и детали отвратительные, да и доступен только обычный видимый диапазон. Но ты сделала всё как надо, отличная работа! Просто я уже отвык быть простым лишённым магии человеком.

Повернувшись к голему, я сказал ему тихим голосом:

— Придётся вновь мне помогать, дружище. Как в старые времена.

Разумеется, голем не ответил.

Я подошёл к груде одежды и принялся быстро одеваться. Учитывая, что именно для этого случая я выбрал простую пижаму, много времени это не заняло.

Мы вышли из медпункта, где нас встретила целая делегация. Кенира подскочила, взяла моё лицо в ладони и повернула из стороны в сторону. Я чувствовал идущий от неё поток эмоций, так что постарался успокоить:

— Всё уже в порядке. Для Лексны это была очень простая операция, ничего плохого случиться не могло.

Кенира кивнула, поцеловала в губы и отстранилась. Мы спустились вниз, провожая друзей и сына к выходу. Ксандаш ухватил меня за плечи, посмотрел в глаза и сказал:

— Ули! Пусть Ночная Госпожа укроет тебя своими крыльями. Пусть Мать Торговли пошлёт тебе удачу! Пусть Единитель Сердец приведёт к желанной цели! Да хранит Рассветный Доктор твоё здоровье, а Щит Страждущих оберегает жизнь!

Мы пожали друг другу запястья. Его сменил Хартан.

— Папа, ты можешь всё. Так что просто делай так, как делаешь обычно.

— Не беспокойся, я тебя не подведу! — улыбнулся я.

Лексна обняла и поцеловала меня в щёку.

— Ули, ты справишься.

Вслед за ней подошла Патала. Она просто крепко меня обняла, попыталась что-то сказать, развернулась и побежала к родителям.

Последней осталась лишь Незель. Она прильнула ко мне своим гибким телом, обняла, посмотрела в глаза и поцеловала в губы. Совершенно не задумываясь, я ответил на поцелуй. Я потерял счёт времени, сколько мы так простояли. В этом жесте не было похоти или страсти, лишь мягкое тепло, забота и любовь.

— Я буду молиться за тебя, Ули, — сказала Незель, наконец, отстранившись. — И пусть мой господин проведёт тебя до желанной цели.

Не в силах подобрать слов, я просто кивнул. Скосив глаза, я увидел, что Кенира и её мать смотрят на нас с тёплыми улыбками. От жены шёл поток одобрения и любви.

Я сделал шаг назад, напоследок коснувшись щеки Незель. Та улыбнулась и последовала вслед за остальной компанией.

Несмотря на прохладный утренний воздух и мою неподходящую одежду, я вышел вслед за ними во двор. Долго смотрел, как активируется арка врат, как друзья и сын переходят на ту сторону, и как врата закрываются, демонстрируя за собой скучную каменную стену. Пришла несвоевременная мысль как-то её покрасить, или добавить какое-то вьющееся растение, например плющ, а лучше всего виноград. Окинул взглядом двор, обдумывая, чем заменить эти мёртвые сухие стволы, стоит ли использовать молодые саженцы или посадить сразу большие фруктовые деревья, захватив для них заодно плодородный грунт. Затем уставился на зелёного здоровяка Гюнтера с его женой и ослом. Мы перенесли эту скульптуру в новый дом, но тут, во дворе, расположение мне не очень нравилось, так что я решил вырастить на одной из стен постамент. Потом, когда-нибудь, если останусь жив и при здравом рассудке.

— Пойдём, моя любовь, — сказала Кенира, обнимая меня сзади за плечи.

— Тут прохладно, не хватало ещё подхватить простуду, — добавила Мирена, выходя вперёд.

Говорить ей о том, что одета она столь же легко, как и я, я не стал. Во-первых, с её количеством элир ей не грозили никакие болезни, а во-вторых, я воспользовался моментом чтобы насладиться видом её длинных стройных ног, прекрасного лица и огромной упругой груди, норовящей вырваться на волю из плена короткого халатика.

— Я хотел бы… — начал я, но осёкся.

Эта странная меланхолия, не отпускавшая меня всё утро, была мне несвойственна. Я осознал, что веду себя, словно капризный ребёнок, который не желает, чтобы ему делали укол.

— Чего хотел бы? Если ты хочешь этого, то я готова в любое время, — рассмеялась Мирена и провокационно качнула грудью.

— Мама! — осуждающе воскликнула Кенира. — Ули имел в виду вовсе не то. Ему просто хочется побыть здесь немного ещё. Ведь правда?

Кенира, разумеется, понимала, что творится у меня на душе. Возражать и оправдываться было бы глупо, так что я просто кивнул.

— Ну тогда нет смысла таращиться в стену, — заявила Мирена. — У нас тут есть места и поживописней!

Мы прошли внутрь замка, поднялись наверх, вышли на террасу и встали, повернувшись лицом к озеру. Кенира прижалась к моему боку, и я нежно привлёк жену к себе, купаясь в жарком огне любви и заботы. Неожиданно, с другой стороны ко мне прижалась Мирена, так что я обнял и её. Мы некоторое время стояли, глядя на живописный пейзаж. На прекрасное озеро Танагеш, горы, чьи вершины местами покрыла снежная шапка, и лес, где среди зелёной хвои мелькали пятна золота и багрянца.