— Друз… друз — да… да… он понял… понял… очень хорошо!..

II он опять ободряюще потрепал пленника по плечу. Друз издал высокий гортанный звук и вдруг, повалившись ничком, охватил колени Убинги. Какая-то судорога пробежала по его телу, и вот он залопотал стремительно и быстро, точно боясь, что не успеет высказать всего, что ему нужно было сказать. Смысл его бормотания был жалостливый и тревожный.

Прежде всего он умоляет отпустить его… Там (он выбросил руку и указал направление) у него мать, сестра-брат обещал ему отдать лучшего жеребца… Он шел сюда, потому что не мог не пойти… Он должен убить главного француза, того, кто ведет на них и его братьев свои страшные войска… В деревне не осталось ни одного мужчины… Все ушли на войну… Женщины, старики и дети не смогут защитить свои стада, сады и каналы… Им пришла гибель… Если бы он добрался, он перерезал бы горло главному французу… Быть может тогда они устрашились бы и не пошли дальше…

Убинги чувствовал на своих коленях бьющуюся голову друза, слушал бессвязный поток слов, и странное возбуждение охватывало его.

Сады и каналы!.. Маленькая благословенная деревня Уам!.. Разве не так же дрожал и плакал он на коленях матери, еще маленький и слабый Убинги, когда племя уходило от белых?.. Разве не так же видел в длинном и страшном пути кровь своих братьев от когтей зверя, стрел и ножей врагов? Разве не гак же слышал стоны и проклятья от непосильного труда над расчисткой и застройкой новых мест?.. И для чего же?.. Чтобы потом все бросить и опять итти, итти, итти, потому что белые имели какой-то особенный нюх на черных, отыскивали и приходили к ним, когда те еще не успевали закончить даже своих построек!..

Убинги не мог больше выдержать молчания. Он вскочил и заговорил. Он заговорил о том, как хороша маленькая деревня Уам, как прекрасна его любимая жена Имдувура, как весела и полна наслаждений их жизнь, и как было бы все еще лучше, если бы не было белых. Он говорил с друзом, как с человеком, который может попять его, не умолкая, а когда вспомнил белых — начал проклинать и ругать их. Друз терпеливо слушал его и заискивающе кивал головой. Вдруг Убинги в последней степени возбуждения отбросил ружье и схватил друза за руку.

— Послушай! — сказал он, — Убинги не враг тебе! Убинги хочет помочь тебе! Он знает тайну главного француза и он расскажет тебе ее! Владея ею, ты сможешь спасти свое племя!.. Не надо резать и убивать француза… Они начнут искать виновного, и тогда погиб Убинги… Не надо убийства, когда есть более простое и верное средство!..

— Слушай! Главный капитан французов находится под чарами великого духа. Он не может обойтись без курения. Он курит даже тогда, когда спит. Если оставить его без папирос, он не пойдет дальше, пока ему не привезут новых. Такой случай уже был. Я знаю. Можешь поверить Убинги! Он никогда не лжет!.. Иди же к дому капитана, я пропущу тебя, выбери время, когда его не будет, и возьми у него все папиросы. Папиросы!.. Папиросы!.. Понял?..

В восторге от своей такой внезапной и удивительной мысли, Убинги даже заплясал вокруг друза и, так как тот еще медлил, чего-то боялся и ежился под взглядом Убинги, он нетерпеливо подтолкнул его, крикнув:

— Иди же! Иди!.. Хижина главного капитана у реки!.. Ты узнаешь ее по большому флагу над входом!..

Тогда друз выпрямился, порывисто схватил и сжал горячей ладонью руку негра, прыгнул и исчез, Убинги посмотрел ему вслед и удовлетворенно засмеялся. Он был счастлив, что смог, наконец-то, провести и наказать белых.

— Ала-ла-ла!.. Пусть не думают белые, что их уж никогда не перехитрит черный!.. Пусть не думают!..

Оазис Эль-Ка-Даура

Милая Мари!

Я пишу Тебе за несколько часов до выступления. Я немного вздремнул сейчас и увидел Тебя, Мари!

Как прекрасна была ты, Мари! И как я любил Тебя!.. Мы шли с Тобой по какому-то сказочному саду, и у нас было ощущение тягостное и блаженное одновременно, что с каждым шагом мы приближаемся к чему-то неизбежному, но прекрасному, прекрасному!..

Ах, Мари! Скоро ли окончится наша разлука?.. Ты видишь, я начинаю нервничать… Сегодня, наконец… но нет, я не скажу тебе ничего… Так надо!.. И даже тогда, когда у нас будет наш собственный сказочный садик, даже тогда я не скажу тебе ни слова о том, что…

Мари!., если бы ты знала, как я страдаю!..

Капитан де-Сангильер задумался, перечитал письмо, порвал и начал новое. Со сна письма выходят быть может и искренние, но всегда глупые. Надо остерегаться посылать необдуманные письма…

Сангильер писал новое письмо. Ему нужен был конверт и, так как его не оказалось под руками, он встал, подошел к кровати, выдвинул походный чемодан и открыл его. В это время один из офицеров, пробегая мимо, заглянул в палатку капитана.

— Сангильер! — закричал он, размахивая пачкой писем: если не хотите, чтобы ваше письмо осталось, спешите! Лейтенант Рено сейчас улетает!

В палатку врывался уже гул пущенного мотора, и Сангильер, наскоро надписав адрес, выбежал вслед за офицером. Тотчас же заднее полотнище палатки дрогнуло и заколебалось. Чье-то худое тело просунулось между полотнищем и землей и вползло, как змея, в палатку. Новый приятель Убинги, маленький оборванный друз, вскочил с земли, прислушался и, увидев раскрытый чемодан, мгновенно бросился к нему.

Сверху, рядом с разбросанными конвертами, лежала небольшая коробка папирос. Друз торопливо схватил ее, хотел искать дальше, — ведь он должен был забрать все папиросы капитана! — но в это время совсем близко зашуршали вдруг шаги. Нельзя было больше терять ни секунды. Друз отскочил от чемодана и тем же способом, что и вошел, выбрался из палатки.

Капитан не спеша подошел к чемодану и, как человек, не любящий беспорядка, стал складывать разбросанные конверты. Мысли его летели с аэропланом Рено, и он наводил порядок совершенно безотчетно. Но вдруг он вскрикнул. Собранные им конверты выпали из рук. Он отшатнулся и дикими глазами уставился на чемодан. Потом с бурно прихлынувшей энергией перевернул чемодан, разбросал все вещи, заглянул во все отделения чемодана… — Коробки папирос, тех особенных, которых не курил сам Сангильер, не было. Все прочие пачки были, но ее не было.

Все еще не решаясь поверить, капитан вывернул свои карманы, заглянул под кровать, обыскал стол. Напрасно! Маленькая коробка с замысловатой золотой этикеткой исчезла!

Тогда капитан медленно подошел к столу, долго отодвигал стул. Сел, устало подпер голову руками, тусклым, безразличным взглядом смотрел на свечу. Наличие вещей и всех прочих пачек с папиросами исключало возможность случайного воровства. Значит это было…

— Мари!.. — прошептал капитан, — Мари!..

Когда на выстрел прибежал патруль, он увидел капитана, хрипящего на земле в большой луже крови. Был вызван врач. В лагере поднялась тревога. Никто не мог понять поступка капитана де-Сангильера. Все, кто знал капитана ближе, вспоминали его всегдашнюю бодрость, жизнедеятельность и терялись в догадках. Некоторые видели его незадолго до трагической развязки у аппарата Рено. Капитан передавал письмо своей возлюбленной и совсем не имел вида человека, решившего покончить все счеты с жизнью. Очевидно, это решение пришло внезапно. Разбросанные вещи указывали на этот мгновенно наступивший кризис в настроении капитана. Похоже было на то, что он искал что-то. Впрочем, с еще большей вероятностью — он мог укладываться, собираясь в поход…