— Но какой ценой? — поморщился Адольф, после чего достал из кармана кителя сложенный лист со списком. — Два химических завода, пять заводов лабораторного оборудования, два завода рентгеновского оборудования, два оптических завода, один вагоностроительный завод. Вы уже не помните, что они сделали с нашей страной⁈
— Я всё прекрасно помню, — ответил на это президент Рейхстага. — Но и вы поймите — мы в глубоком кризисе, выхода из которого мне не видится. Нам нужны средства для поддержания промышленности и большевики предлагают их. Они могли предложить гораздо меньше, зная наше положение…
— О, так они ещё и благородные спасители! — воскликнул Адольф. — Это оскорбление для всего германского народа! Второй по величине позор, после Версальского «мирного» соглашения!
— Если вам это не нравится, то я бы хотел услышать, что вы предлагаете, — неприятно усмехнулся Пауль Лёбе.
— Это вас не касается, — произнёс Адольф. — У меня есть решение этой проблемы, но от вас требуется прекратить переговоры и разорвать эту сделку.
— Примерно по половине заводов договорённости уже достигнуты и соответствующие договоры подписаны, поэтому, даже если бы я захотел… — начал Лёбе.
— А вы не хотите? — спросил Адольф и встал с кресла.
— Нет, не хочу, — ответил на это президент Рейхстага. — Вы ведь даёте себе отчёт в том, что не имеете никаких властных полномочий? Вы лишь лидер популярной в народе партии, а настоящую власть проводит правительство — мы.
— Что ж, попытка воззвания к голосу разума пережила провал, — вздохнул глава НСДАП. — Тогда я пойду к человеку, который принимает настоящие решения.
Он покинул кабинет, не попрощавшись, после чего сразу же направился к Гинденбургу.
Рейхспрезидент принял его без задержек.
— Приветствую вас, герр Гитлер, — встал бывший генерал из-за стола.
— Здравствуйте, герр рейхспрезидент, — приветливо улыбнулся ему Адольф. — Я пришёл не просто так…
— Я уже читал вашу сегодняшнюю заметку в «Völkischer Beobachter», — кивнул Пауль фон Гинденбург. — Договорённости с коммунистами необходимы.
— Нет в них никакой необходимости! — воскликнул Адольф. — Вы сами даёте им в руки оружие, которым они потом будут убивать немецких солдат!
— Им будет гораздо легче это сделать, если наша экономика рухнет, — покачал головой рейхспрезидент. — Эти деньги, предлагаемые большевиками, нам сильно помогут. Это чистая экономика, а не политика.
— Всё — политика, — не согласился с ним Адольф. — Мы не должны принимать от них подачки, как бы тяжело нам ни было.
— Герр Гитлер, вы не понимаете… — поморщился Гинденбург.
— Нужно срочно отменить эти договорённости! — воскликнул Адольф. — Эти деньги ничего не решат, а мы лишимся ценных заводов!
— Слушайте… — вздохнул рейхспрезидент. — Я понимаю ваше негодование, но это уже закрытый вопрос. Перейдём к следующему — ваш фрайкор.
— А что с ним? — напрягся Адольф.
— А вам разве ещё не сказали? — удивился Гинденбург.
Гитлер с раннего утра был в разъездах — прояснял масштаб ущерба, наносимого правительством промышленной мощи Германии, но сейчас он вспомнил, что сегодня в Рейхстаге должно было пройти голосование по проекту внедрения новой службы безопасности.
Его расстраивало то, что он так опрометчиво съездил в Баварию, в свою усадьбу — в кои-то веки решил взять отпуск, чтобы написать программную статью, и так не вовремя. Но ничто не предвещало этого договора с большевиками, который, судя по всему, случился практически спонтанно.
— Нет, — покачал головой Адольф.
— Голосование прошло успешно — 83% проголосовал «за», — улыбнулся Гинденбург. — Отныне часть полицейских функций будет передано в новую службу. В вашу службу.
В Рейхстаге НСДАП занимает 382 места из 579, что равно 66% мест. Это гарантирует принятие любого закона, но Адольф старался не злоупотреблять этой властью. Ещё слишком рано.
То, что он предложил через своих депутатов, уже было слишком смело, поэтому он ждал результатов голосования с некоторой опаской, но всё закончилось благополучно. Никто не стал громко возражать и протестовать против учреждения новой полиции — Корпуса защиты Рейха.
В состав корпуса войдут штурмовики Адольфа, состоящие в его фрайкоре. Его личная армия существует ещё с войны с коммунистами, но теперь у неё, наконец-то, появился официальный статус.
— Я рад, — произнёс Адольф, — и признателен вам за то, что вы сделали для этого.
— Не стоит, — улыбнулся Гинденбург. — Но я прошу вас — не нужно поднимать тему сделки. Она нужна Германии.
— М-м-м, хорошо, — спустя несколько секунд раздумий, ответил Адольф. — Я осуждаю эту сделку, но ради Германии…
Они поговорили ещё примерно десять минут, на тему Рейнской области, после чего Адольф покинул Рейхстаг и поехал во дворец принца Альбрехта, в котором сейчас находятся люди, с которыми ему очень важно поговорить.
В приёмном зале дворца его уже ждали двое: Аристид Бриан, бывший председатель Совета Министров Франции, а также Джозеф Остин Чемберлен, бывший министр иностранных дел Великобритании.
— Приветствую вас, мсье Гитлер, — произнёс Бриан.
— Приветствую, — улыбнулся Чемберлен.
— Приветствую, — кивнул им Адольф. — Я верно понимаю, что у нас сегодня будет существенный разговор, а не то, что было позавчера и вчера?
— Мы надеемся на это, — сказал француз.
— Что ж, тогда я готов разговаривать, — Адольф сел в мягкое жёлтое кресло.
— Считаю необходимым сразу же установить границы, — произнёс Аристид Бриан. — Ремилитаризация Рейнской области — это невозможно…
— Эх, а я уже подумал, что… — начал подниматься из кресла Адольф.
— Не торопитесь, — остановил его Остин Чемберлен.
Адольф вернулся в кресло.
— Я предлагаю пересмотреть понятие «демилитаризация», — продолжил французский представитель. — О вводе войск в эту область не может быть и речи — это категоричное условие моего правительства. Но по поводу производства вооружений нет никаких особых возражений.
Очевидно, что французы боятся повторения начала Великой войны, когда германские войска стремительно ворвались на их территорию. Теперь же армии Рейха придётся проходить через всю область, что даст французам время на мобилизацию. Трусливо, но обоснованно — германскую армию нужно бояться.
— Это уже что-то, — кивнул Адольф. — А Саарская область?
— Обсуждать это ещё слишком рано, — покачал головой француз. — Не торопитесь.
Видно, что затронутый вопрос ему не понравился, но Адольф здесь не для того, чтобы задавать приятные вопросы.
— Если мы сумеем договориться, то мне видится возможным отмена некоторых ограничений, предусмотренных Версальским договором, — произнёс Чемберлен. — Например, ослабить ограничение на численность армии, разумеется, «для поддержания внутреннего порядка», скажем, до трёхсот тысяч солдат. Также Германии будет разрешено производить собственную военную авиацию и бронетехнику.
— Военные учебные заведения, военно-морской флот, военные репарации, — перечислил Адольф.
— Первые два требования — разумеется, — кивнул Бриан. — Третье — к сожалению, нет.
— Не спешите, мсье Бриан, — покачал головой Чемберлен. — Смягчение репараций или их полное прекращение — это вполне возможный сценарий. Правда, мне больше верится в смягчение.
— Это лучше, чем ничего, — произнёс Адольф. — Но мы должны получить возможность производить вооружение в Рейнской области — любое вооружение.
— Кроме химического, — уточнил Бриан.
— Хорошо, — легко согласился Адольф. — Но каковы ваши условия?
— У нас лишь одно условие — не допустите дальнейшей экспансии большевиков, — ответил на это Остин Чемберлен. — Если они нападут на Польшу, Финляндию или любую другую страну на востоке, с вашей стороны должен быть дан однозначный и жёсткий ответ. Если понадобится, то подкреплённый оружием. Ради этого мы готовы пойти на большие уступки.
— Меня это устраивает, — произнёс Адольф.