Вся прелесть схемы в том, что СССР заплатит ему двадцать миллионов долларов за огромный завод, а потом он «растворит» их в строительстве тридцати десятиэтажных домов класса «люкс», после чего вернёт около 40% этой суммы обратно в Союз.

Стоимость сталеплавильного завода «K-Steel Plant III», ранее называвшегося «Edgar Thomson Steel Works», для СССР, в итоге, будет намного ниже. Он принадлежал компании «US Steel» — Леонид купил его за 32 миллиона долларов в 1928 году, для нужд других своих предприятий.

В прошлом году завод прошёл капитальную модернизацию, поэтому считается новейшим и выдаёт 3 миллиона тонн стали в год.

Рабочие очень недовольны продажей этого завода, ведь они остаются без работы, но Курчевский уже всё продумал — там же, в Брэддоке, штат Пенсильвания, в следующем году будет заложен сталеплавильный комбинат, который будет вдвое больше, чем предыдущий.

Выглядит, как глупость, но правительство Пенсильвании полностью поддерживает его решение — это ведь работа для десятков тысяч людей разных профессий, от землемеров до строителей. Ввиду того, что в штате 13% безработных, что сильно превышает общенациональный уровень, действия Курчевского воспринимаются, как спасение — он что-то ломает, чтобы что-то построить и дать людям заработать себе на жизнь…

Его «K-Steel Plant III» решили поставить в Курске, где есть подходящая железная руда. Потребуется время, чтобы завод вышел на плановую мощность, но зато как выйдет, это даст существенный прирост по выплавке стали. Как известно Леониду, СССР выплавляет около 6 миллионов тонн стали в год, а «K-Steel Plant III» прямо сейчас выплавляет 3 миллиона тонн в год.

Ещё есть коксохимический завод в той же Пенсильвании — бывший «H. C. Frick Coke Company», ныне известный общественности, как «K-Coke Plant I». Он тоже ранее принадлежал «US Steel», но был продан Леониду за 1,5 миллиона долларов США.

Сейчас этот завод, масштабированный впятеро и модернизированный до современного уровня, стоит 7–8 миллионов, но продаст его Леонид за 4 миллиона. Поставят этот завод на Донбассе, рядом с городом Дмитриевск. Выдавать он сможет около 5,5 миллионов тонн кокса и около 9,5 тысяч тонн толуола в год.

Коксовые печи «K-Coke Plant I» коксуют уголь при температуре 1200–1300 градусов Цельсия, что даёт больше кокса, но сильно меньше толуола.

В СССР, ввиду отсталости технологий, применяют коксование при температуре 650 градусов Цельсия, что даёт меньше кокса, но гораздо больше толуола. Там ещё выходят бензол и другие ароматические углеводы, но советское правительство сильно интересует только толуол…

Курчевскому известно, что при 1300 градусах Цельсия с одной тонны угля получается примерно 700 килограмм кокса и 1,25 килограмм толуола, тогда как при 700 градусах Цельсия получается примерно 600 килограмм кокса и 2,5 килограмма толуола.

Соответственно, «K-Coke Plant I» в год расходует 7,59 миллионов тонн угля, чтобы получить 5,5 миллионов тонн кокса и 9,5 тысяч тонн толуола. Логично, что Центр захочет «отступить» на предыдущий уровень технологий, в ущерб количеству кокса, но в пользу количеству толуола. В таком случае, они будут получать 4,56 миллионов тонн кокса и 19 тысяч тонн толуола.

Леониду никто не говорит, зачем так много толуола, но он и сам всё прекрасно понимает — СССР нужно очень много тротила…

Официальной статистикой по Советскому Союзу никто, кроме Госплана, не владеет, но разведки работают и передают некоторые данные в открытые источники — в СССР производят примерно 90 тысяч тонн толуола в год, поэтому новый коксохимический завод даст неплохую прибавку в общую кассу сырья для взрывчатки. Это только примерно, по объёму экспорта красителей — возможно, что реальный выпуск гораздо больше.

Это втрое больше, чем годовое производство в США, которое ещё и упадёт скоро на 9,5 тысяч тонн. В Германии, как говорят, производят 15 тысяч тонн толуола, что даже не очень смешно. Но немцам больше нельзя — Версальский мирный договор…

— Но что с Гватемалой? — спросил Парфёнов. — Меня зовут в Мехико — хотят обсудить что-то важное. Гурский тоже хочет что-то обсудить, по теме новых разведданных, а у меня ещё нет внятного и решительного ответа.

— Да начинайте, — махнул рукой Курчевский. — Если кристерос готовы, то начинать эту войну не мешает вообще ничего. Главное, чтобы вы тоже были готовы.

— Мы-то готовы, — вздохнул Геннадий. — Тогда мне отменять поездку на Гавайи?

— Вот, кстати, Гавайи… — вспомнил Леонид. — Хочу прикупить там небольшой участок под дом — как думаешь, стоит ли?

— Если денег не жалко — валяй, — пожал плечами Парфёнов. — Хочешь прокрутить денежки через стройку?

— Конечно же, — заулыбался Курчевский. — В любом случае, буду строить там тренировочный лагерь для «стражников» — там есть хорошие берега, на которых удобнее всего отрабатывать высадку морского десанта…

— Четыре часа, — произнёс Смутин, посмотревший на часы.

— Ох, твою мать! — спохватился Леонид. — Мне нужно выезжать в Вашингтон!

Герберт Гувер, осведомлённый о происходящей сделке с СССР, встревожен действиями Курчевского, поэтому вызывает его на беседу.

И Леониду есть, что ему сказать: таким образом он создаст рабочие места на годы вперёд, на стройке, на материалах и на перевозках, что очень хорошо для Америки, если вспомнить, сколько людей осталось на улице в результате кризиса. Гуверу будет нечем крыть такую аргументацию, поэтому Курчевский абсолютно спокоен и готов к этому разговору.

Но Гуверу осталось недолго — в 32 году к власти точно придёт Рузвельт, человек Леонида, поэтому дышать и работать станет гораздо легче. Курчевский сделал всё, чтобы Франклин обрёл народную популярность и завёл полезные связи среди выборщиков и бизнеса — его уже узнают и даже начинают уважать.

«Вот при Рузвельте заживём с поистине русским размахом…» — подумал Леонид.

*3 ноября 1930 года*

Адольф вошёл в здание Рейхстага и степенно огляделся. Скоро этот орган власти будет принадлежать ему — всё идёт именно к этому.

Президент Гинденбург работает на пользу НСДАП, кайзер недавно выразил своё уважение делу Адольфа при публичной встрече в Кролль-опере. Журналисты смаковали подробности этой встречи и венчали это смакование громкими заголовками: «Встреча Прошлого и Будущего Германии», «Новая надежда Рейха» и так далее.

На этой встрече был также и Эрих Людендорф, но его пресса вниманием не удостоила.

Путь Адольфа лежал к Паулю Лёбе, нынешнему президенту Рейхстага. Помимо этой должности, Лёбе также возглавляет Комитет по иностранным делам.

— Здравствуйте, герр Гитлер, — приветствовал Адольфа президент Рейхстага.

— Здравствуйте, герр Лёбе, — кивнул ему тот.

Кабинет президента Рейхстага был оформлен в имперском стиле: нижняя половина стен была обшита деревянными панелями, а верхняя половина обклеена светлыми обоями, посреди помещения стоял ореховый рабочий стол, Лёбе сидел в тёмном кожаном кресле, а у стен по сторонам от стола размещались шкафы из морённого ореха, заполненные книгами и папками.

На столе стояла фотография покойного рейхспрезидента Фридриха Эберта. Адольфу этот человек сильно не нравился, так как ему хорошо известно, какую роль он сыграл в поражении Германии в Великой войне…

— Что-то случилось? — поинтересовался Лёбе. — В чём причина этой встречи?

Он тоже сильно не нравился Адольфу, потому что проворачивает всякие дела за спиной Гинденбурга и якшается с большевиками — это, пока что, законно, но скоро всё изменится.

— Договор с большевиками, — ответил на это Адольф. — Вы хотите пустить по ветру народное достояние Германии.

— Нет, не хотим, — покачал головой Пауль Лёбе. — Этот договор очень важен для нас — мы переживаем острую нехватку денежных средств, поэтому вынуждены пойти на этот тяжёлый, но необходимый шаг. Это шестьдесят восемь миллионов долларов — они способны сильно улучшить наше экономическое положение.