Аркадий, как никто другой, знал, что Сталин — это один из ценнейших активов СССР. При нём СНК заматерел — оказалось, что если к заведённой Немировым системе добавить тонкий, но твёрдый гиперконтроль, свойственный Сталину, то наркоматы начнут работать ещё эффективнее. Там и так всё было неплохо, но теперь все отмечают, что быстродействие системы стало лучше, чем при Немирове…

У Иосифа Виссарионовича есть чёткое видение, как должна работать бюрократия, и он его строго придерживается — тщательное отслеживание процессов, что стало легче, благодаря системе Аркадия, дезинтеграция необоснованно замедляющих процессы бюрократических элементов, а также безжалостная выбраковка кадров. В СНК тяжело устроиться, но ещё тяжелее удержаться — если не соответствовать высоким стандартам Сталина, конечно же.

— Товарищ генерал-лейтенант, — заглянул в кабинет Степан. — К вам назначено у товарища Нгуена Ай Куока.

— Ах, точно! — вспомнил Аркадий. — Заводи! И чай с десертами заноси!

В кабинет вошёл мужчина лет сорока, одетый в европейский деловой костюм, но на лицо выглядящий как коренной житель Юго-Восточной Азии. Собственно, это вьетнамец, которого в будущем будут знать, как Хо Ши Мина.

Аркадий узнал о нём почти случайно — при чтении «Правды», ему на глаза попались фотографии участников очередного съезда Коминтерна, среди которых был Нгуен Ай Куок, лицо которого он узнал. Так-то он не знал, что его зовут именно так, но было понятно, что Хо Ши Мин не обязан был зваться именно так.

— Здравствуйте, товарищ Немиров, — заулыбался Нгуен Ай Куок. — Я признателен вам, что вы нашли для меня немного времени.

— Здравствуйте, товарищ Нгуен, — улыбнулся ему Аркадий и пожал его руку. — Присаживайтесь — скоро принесут чай.

Вьетнам — это преждевременная акция. Если и лезть туда, то только после войны, потому что портить отношения с французами сейчас очень неуместно. Но никто не мешает начать готовиться к порче этих отношений заранее…

Ванечкин принёс чай и десерты.

— Итак, товарищ Нгуен, — произнёс Аркадий. — Я наслышан о том, как страстно вы ищете помощь везде, где её, пусть и только теоретически, могут предложить. У меня есть сведения, что вы были даже у Чана Кайши…

— Положение вьетнамского народа уже давно пересекло пределы отчаянного, — произнёс вьетнамец. — Мы ищем помощь везде, где можем.

— Я ждал вьетнамских, лаосских и камбоджийских коммунистов все двадцатые годы, — вздохнул Аркадий. — Но никто не пришёл. Признайтесь честно — вы коммунист, товарищ Нгуен?

Он доподлинно знал, что Хо Ши Мин, на нынешнем этапе, не совсем коммунист. Скорее, он националист, желающий, чтобы его народ обрёл свободу от господства французов, обращающихся с вьетнамцами как с животными. Винить его в этом нельзя, желание хорошее, но тот же Чан Кайши — это тоже националист, желающий примерно того же, но для китайцев.

Смысл поддерживать националистов, если они потом, когда кризис минует, обратят против тебя переданное тобою же оружие? Вот и Аркадий не видел в этом никакого смысла.

Только вот Нгуен Ай Куок уже состоит в Коминтерне, уже изучает Маркса, Энгельса и Ленина, а ещё, как говорят, почитывает Сталина, который тоже пишет весьма дельные вещи. То есть, он на несколько десятков шагов впереди любого националиста…

— Я считаю себя марксистом, — решительно заявил будущий Хо Ши Мин. — И идеи Ленина я разделяю полностью, особенно в той их части, которая касается деколонизации.

Тут Аркадий вспомнил, что товарищ Нгуен закончил Коммунистический университет трудящихся Востока имени Свердлова. Но само по себе это не говорит о том, что он стал ярым марксистом. Это требует определённой проверки.

— Имейте в виду, что для нас очень важно поддерживать идеологически идентичных нам людей, — предупредил его Аркадий. — Свобода народа Вьетнама нам очень важна, я испытываю почти физическую боль, когда думаю, каким страданиям его подвергают французские колонизаторы. Но я хочу быть уверен, что, когда нам удастся его освободить, им будут управлять народно избранные Советы, а сам он вольётся в дружное сообщество братских народов СССР.

— То есть, независимость нам предоставить вы не готовы? — уточнил будущий Хо Ши Мин.

— Вы неверно ставите вопрос, товарищ Нгуен, — улыбнулся Аркадий. — Мы не принуждаем ко вступлению в Союз ни одну страну. Если какая-то из союзных республик пожелает покинуть Союз, то для этого ей достаточно провести референдум — если большинство населения проголосует «за», тогда мы не будем этому препятствовать. Вступление в Союз проходит аналогично, путём референдума. И, с моей точки зрения, это самый честный способ определить желание самого народа. И если вы хотите прийти к власти во Вьетнаме за наш счёт, но при этом не готовы провести референдум о присоединении к СССР, то вы в моих глазах обычный контрреволюционный националист, который хочет для Вьетнама неизбежной реставрации французского владычества в будущем.

— Условия вступления в Союз такие же, как для остальных? — спросил Нгуен Ай Куок.

— В Конституции СССР всё написано и, насколько я помню, не менялось, — пожал плечами Аркадий. — Мы рады всем братским народам.

— От лица Товарищества революционной молодёжи Вьетнама — мы согласны на такие условия, — заявил Нгуен Ай Куок.

«Ай Куок» с вьетнамского переводится как «патриот» — это для Аркадия перевели востоковеды. Говорящий псевдоним, отражающий взгляды Нгуена.

— Нам нужны будут добровольцы для формирования профессиональной армии Вьетнама, — произнёс Немиров. — Оставьте свой адрес — к вам приедет специалист, который свяжет вас с нужными органами.

— Армия извне, как в Китае? — догадался лидер вьетнамских революционеров.

— А какие ещё способы вы видите? — усмехнулся Аркадий. — Нам нужно не менее двадцати тысяч молодых мужчин вьетнамской национальности, которые станут костяком будущей Вьетнамской Красной Армии. Готовить её мы будем дольше, потому что нам нужен 100% результат. И когда придёт нужное время… Вы понимаете?

Это время придёт, как минимум, после того, как решится вопрос с Гоминьданом. Иначе во Вьетнам можно попасть только морем, а там британский королевский флот.

— Я понимаю, — кивнул Нгуен Ай Куок.

— И это здорово, товарищ Нгуен, — улыбнулся Аркадий.

*8 февраля 1934 года*

— … и не могу я оставаться равнодушным, когда там, — Николай Иванович Ежов указал в метафорическом направлении куда-то себе за спину, — происходят бедствия! Не могу и не буду! Потому что это люди!

Местные журналисты восхищённо записывали его слова.

Он неплохо обустроился в Бомбее. Заводы по производству каш заработали, продукт, благодаря дешевизне, пользуется популярностью в народе, а он сам зарабатывает неплохие деньги, которые пускает на подпольную деятельность.

Колониальная администрация внимания на него не обращает — он исправно платит налоги и своевременно заносит, куда надо, пухлые конверты. Здесь нельзя вести никакого бизнеса, если не заносить, куда надо, конверты достаточной пухлости…

С этим у Ежова проблем нет — как и когда заносить он знает очень хорошо. И заносит, и остаётся из-за этого на хорошем счету у бомбейской администрации.

Но сам Бомбей — это ужас, к которому почти невозможно привыкнуть. Антисанитария, болезни, почти постоянный голод части населения…

«И британцы относятся к такому очень спокойно — бремя белого человека», — подумал Николай. — «Ничего, как установим тут власть Советов, иначе запоют».

Он уже «устранил» четверых низовых функционеров иностранной администрации, слишком жадных, чтобы не лезть в дела Ежова. Делал он это лично и ни о чём не жалел.

«Есть и у меня потребности», — подумал он, поднимая ящик с медикаментами и неся его в грузовик. — «Я же не железный, в конце концов».

Он закупил провизию и медикаменты оптом, потому что не мог упускать такой шанс, а шанс этот из тех, которые даются будто бы высшими силами — 15 января случилось разрушительное землетрясение в Непале и на севере Индии.