– Не нужно, завянет и другой. Видать, не пронести цветущий папоротник через Калинов мост.

Любомира рвалась из рук охотника, но он держал крепко, пережидая девичью истерику. Любомира в отчаянии мотала головой, красивое плетение на ее голове разлохматилось, и теперь она, как никогда, была похожа на юную ведьму.

– Значит, я следующей купальской ночи дождусь, найду цветущий папоротник здесь и сниму с тебя этот берендеев оговор.

Любомира посмотрела на Маруна упрямо и твердо, но он в ответ только усмехнулся:

– Нельзя тебе целый год ждать, сила ж твоя зачахнет ведьмовская.

– Да, не нужна она мне! Не буду ведьмой! – Любомира выкрикнула в сердцах, но тут силы словно оставили ее, она обмякла в руках мужчины и прильнула к нему. – С тобой буду… Даже с таким.

Обняла охотника за шею, прижимаясь всем телом, зашептала на ухо жарким шепотом:

– Идем, Марун, за Василечком. Он же нам обоим вроде как родной, хоть мне не кровный, а ты его не нянчил. Будем его вместе любить, как родного.

Марун охотно обнял девушку в ответ:

– Оборотник-берендей и недоученная ведьма? Так себе родители.

– Хорошие! Хорошие мы будем родители! – Любомира отстранилась, проговорила с жаром, посмотрев в глаза Маруна. – Я Василёчка сызмала рОстила без мамки, без папки, а ты добрый и заботливый, он тебя полюбит обязательно.

– Ты так думаешь? – Марун смотрел на Любомиру и в который раз любовался ею. Растрепанная, раскрасневшаяся от чувств, с ясными зелеными глазами, в которых сияла не девичья мудрость, чистая бескорыстная любовь и еще кое-что, о чем сама Любомира пока что не догадывалась.

– Какая же ты красивая, Любомира, – оборотник проговорил снова, лаская суженую взглядом.

А она в ответ зарделась пуще прежнего, поправила было волосы, только были они так сильно растрепаны, что толку в том не оказалось. Тогда Марун просто снял с ее головы остатки ленточек, и густая светло-русая копна свободно рассыпалась по плечам Любомиры.

– Нельзя так девице, простоволосой… перед молодцем, – ведьмочка проговорила, робея.

– Так ведь не чужой я тебе больше, Любомира, – Марун гладил девичьи волосы, едва касаясь, словно трогая хрупкую драгоценность. – Мне можно и смотреть, и трогать. Или нет?

Мужчина чуть склонил голову, ожидая ответа, и ведьмочка кивнула:

– Можно. Бери мою девичью честь, Марун Северный Ветер. И меня бери.

Любомира, пунцовая, словно свекла, не смела поднять глаз на суженого, а он в ответ только рассмеялся, немного грустно и совсем не обидно:

– Царский подарок, ведьма. В ответ тебе обещаю, что беречь тебя буду от любой напасти, пуще жизни беречь. И дом наш беречь, и деток, никакому злу спуску не дам.

Он прижал девушку к себе и откинулся на спину, прямо на шелковую траву на берегу реки Смородины.

– Ой, чегой-то такое? – Любомира чуть отодвинулась, приподняв чресла, вопросительно глядя на охотника.

– А то будто бы не знаешь, ведьма? – мужчина лукаво улыбнулся.

– Боязно… – девушка попыталась было отпихнуть мужчину, но быстро сдалась.

– Медведя? – Марун вскинул брови.

Ведьмочка расслабилась, глядя на охотника сверху вниз:

– Нет, медведя не боюсь, он у тебя такой же добрый и ласковый, как и ты сам. И сильный, с таким защитником нам никто не страшен, ни леший, ни разбойники. Буду жить с медведем. Буду любить его и медом кормить.

– А мед откуда возьмешь? – Марун улыбнулся еще шире.

– Заведем пасеку на опушке. Я буду за пчелками ухаживать, а мед в деревню носить, там с руками оторвут такое лакомство, – Любомира увлеченно вещала о своих планах. – Мне вот этого боязно…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Девушка чуть ближе прижала чресла к охотнику, но сразу же вновь отстранилась.

Тот усмехнулся:

– Вот те раз. К Яге братца выручать идти не побоялась, в Навь за папоротником идти не побоялась, а теперь значит боишься? Теперь уже не надо бояться…

Он одним сильным движением перевернул ведьмочку, оказавшись сверху. Посмотрел на нее, испуганно замершую и дрожащую, словно зайчонок. Наклонился, тихонько поцеловав в губы:

– Люба моя, не бойся меня. Не обижу.

– Знаю, – Любомира улыбнулась, провела рукой по щеке охотника, поросшей мягкой бородой.

Марун хорошо знал, что с девицей делать, и она только вздрагивала и охала под его руками.

– А дружкой на свадьбе кто у нас будет? – пытаясь отсрочить заветный момент, Любомира все говорила с суженым.

– Хочешь, Котофея Тимофеевича позовем? Он мужчина видный, за словом в карман не полезет, – Марун шептал ей на ушко.

– А что, ежели Горыню позвать? – ведьмочка из последних сил сопротивлялась, нехотя отталкивая от себя ищущие руки охотника.

– Можно и Горыню, – мужчина продвигался все дальше, сминая девичий упор, – только, боюсь, не рад он будет.

И, наконец, Любомира поддалась, раскрывшись навстречу суженому. И воды реки Смородины вдруг прояснились, потекли ровно, унеся прочь смрад и туман. И Любомире больше не было страшно.

Не соврал охотник, не обидел ее. А чистая река величаво несла мимо них свои воды, и скрылся вдали страшный мосток из человечьих костей. Скрылся до времени – покамест были у Любомиры с Маруном дела на смертной земле. Много дел.

И любили они друг дружку, пока земля под ними стонать не устала.

– А знаешь, Марун, – прижавшись к суженому после очередного таинства, уставшая, но без меры счастливая, Любомира проговорила со вздохом, – чувствую я, что силы женской во мне только прибавилось сейчас. И каждый раз, когда ты меня трогаешь, ее все больше становится. А ну как стану я все-таки ведьмой? Но только особенной. Такой, чтоб для тебя одного-единственного моя сила цвела…

– Люба моя, – Марун, тоже уставший, обнял ведьмочку, с наслаждением вдыхая запах женских волос. – Кем захочешь, той и станешь. А я подсоблю, чем смогу…

И снова утонула Любомира в его объятиях. И только лишь когда солнышко тронуло горизонт, уснули они оба, обнявшись крепко.

***

На свадьбу пригласили весь поселок. И соседи только диву давались, откуда у безродной сироты взялось вдруг такое богатое приданое. И яства чудные заморские, и убранства дорогие, и самое удивительное – это платье невесты…

Такой красоты, как у Любомиры, ни у кого из поселковых девчат не было. И Злата, и Стожара тайком вздыхали, бросая завистливые взгляды на яркий свадебный сарафан. У самих-то у них обрядовые наряды были не в пример проще. И только Весняна, лучшая подружка, радостно хлопотала подле Любомиры, оправляя ленты да прилаживая бусины.

– Самая красивая ты будешь невеста, Любаша. Сарафан, как у царицы. Прямо даже жалко такую красоту в Белояре топить, – пышногрудая румяная красавица только языком цокала, разглаживая складочки на платье. – Хорошо, что ты меня послушала. Говорила я тебе, выбирай Маруна, не прогадаешь. Добрый молодец.

– Добрый, – Любомира лукаво улыбнулась, – да только с секретиком.

– А у кого из нас секретика нет? – Весняна фыркнула. – Вон, Могута вроде всем хорош. И статен, и красив, и работящий, и не дурак. А оказывается, нет, ты представляешь? – он мышей боится. Как девчонка пятки прячет, стоит только ему мышонка увидать. И смех, и грех, ей-богу.

– Действительно забавно, – ведьмочка чуть улыбнулась. Она уже не сердилась на Могуту за его злые слова, но весть о его смешном страхе ее позабавила. Будет повод лишний раз колючее словцо ему возвернуть.

Весняна продолжала ворковать:

– А правду говорят, что Василёк тебе не родной братец? Народ-то у нас болтливый, оговорит, не дорого возьмет.

– Правду, Весняна, – Любомира вздохнула, но тут же улыбнулась. – Да, только это неважно совсем. Была я ему сестрица названная, а теперь буду заместо матушки. Что так, что эдак любить буду. Он ведь Маруну моему родной сынок оказывается.

– Да, неужто? – у Весняны даже клубок из рук вывалился и покатился по полу, разматывая ленту.

– Ой, неряхи! Ой, неумехи! – из угла тут же выскочил Шуршаня, подхватил клубочек, аккуратно смотал ленточку.