И снова шагнула к нему, сама не своя от охватившего ее волнения.

– Не болтай попусту, – Марун дернул головой и снова, словно бы невзначай искоса глянул на Любомиру. А та приблизилась еще на шаг, рубашка повисла в опущенной руке…

Неожиданно охотник, зарычал, словно прямо сейчас собирался обратиться зверем, замотал головой, разлохматив русые волосы:

– Чего творишь, девка?

Любомира от испуга попятилась.

– Говорил же, не завлекай меня, – Марун прижал ладони к лицу, продолжая мотать головой из стороны в сторону.

– Да, больно ты мне нужен, – дрожащими руками ведьмочка натянула воглую рубаху на тело и отступила так, чтобы между ней и охотником оказался костер.

– Раз не нужен, вот и славно, – Марун выдохнул хрипло и убрал руки от лица. – Я медведя долго в поводу держал, но теперь он так и рвется на волю. Не надо, Любомира, со мной играться, я давно без женской ласки. И чем дольше, тем сложнее нутро медвежье прятать.

– Так… я… – ведьмочка опять засмущалась, а оборотник продолжал:

– Либо да, либо нет. Раз нет, значит, нет, но вот эти вот штучки свои девичьи брось. Поняла? – он спросил очень строго и повернулся к ведьмочке, глядя на нее исподлобья.

И Любомира только согласно кивнула. Проговорила чуть слышно:

– Поняла.

– На, вот, причешись. Свой-то ты обронила, – и протянул ей то, что так старательно стругал из дерева все это время.

Простой гребешок. От него пахло свежим деревом, и на ощупь он был чуть шероховатый. Любомира поднесла подарок к носу, с удовольствием втянула смолистый запах.

– Спасибо. Я тогда там причешусь, чтобы не… завлекать, – и отошла в сторонку, спрятавшись за выворотнем.

– Далеко не отходи, не ровен час опять заплутаешь, – Марун проворчал, но беззлобно и необидно, и Любомира внезапно улыбнулась. Она сама бы не смогла сказать, чему именно, просто ей стало хорошо. Пусть сейчас она грязная и лохматая стояла посередь болота, и братец ее ждал вызволения от страшной ведьмы, но в первый раз с самого отрочества Любомира была не одна со своей бедой.

***

Марун срезал ей еще одну слегу, и теперь ведьмочка послушно ею пользовалась, проверяя неверную тропу. Под ногами чавкало и хлюпало, непросохшие сапоги снова набрали влаги, но Любомира не жаловалась.

Тут и там среди густого мягкого мха виднелись крупные красные ягоды. Любомира пригляделась:

– Это что? Клюква что ли? Ранехонько…

Охотник даже беглого взгляда не бросил на ягоды:

– Не вздумай собирать ее. Не клюква это, обманка. На этом болоте много обманок.

– Ядовитая, да? – ведьмочка старательно перешагнула через очередной кустик, усыпанный налитыми ягодками.

– Не знаю, не пробовал, – Марун хмыкнул в ответ. – Да только лесные ведуны из нее зелье варят, чтоб с духами разговаривать. Так что не думаю, что стоит готовить из нее варенье.

– Да, уж, веселое получилось бы варенье, – Любомира зябко поежилась. – А ты что, много ведунов знаешь?

– Много-не много, но кое-кого знаю. Тебе на что? – Марун покосился на ведьмочку из-за плеча.

– Да, вот, – девушка замялась, – может, кто из них меня в ученицы возьмет. Я способная и прилежная…

– Мало тебе одной Василины? – Марун клацнул зубами, точно дикий зверь, и досадливо дернул головой. – Дурное это дело, девице ворожить. Молода ты еще, Любомира. Испоганишь нутро женское, потом слезы лить будешь. Да, токмо поздно будет.

– Это почему еще? – девушка протянула недоуменно. – Василина мне ни о чем таком не сказывала.

– Не сказывала? – Марун резко обернулся и стал, как вкопанный, строго глядя на ведьмочку. Та смешалась под его взглядом, опустила глаза. – А почему у Василины деток нет? Она тебе не сказывала?

– Я не спрашивала… – Любомира ответила чуть слышно.

– То-то же, не спрашивала. – Марун снова зашагал дальше в топь. – Спроси, коли снова ее увидишь. А лучше, бросай это дело, Любомира.

– И чем же мне прикажешь заниматься? – Любомира попыталась рассердиться, но получилось неуверенно.

– Знамо, чем. Замуж выходить да деток рожать, – охотник ответил, как ни в чем не бывало.

– За кого же это? За тебя, что ль? – девушка усмехнулась, но тоже как-то неловко.

– А хоть бы и за меня…

Дальше шли, не разговаривая. Беруня бежал следом, то и дело отбегая в стороны, и обиженно ворчал, когда попадал лапами в очередную лужу. Медвежонок фыркал, тряс мокрой шкурой, словно собака, и Марун лишь досадливо пихал его сапогом, когда тот неловко бросался ему под ноги.

– Дурной твой медвежонок, того и гляди в лыву угодит, – охотник с осуждением покачал головой.

– Сам же говорил, что дикие звери трясину лучше нас с тобой чуют, – ведьмочка только плечами пожала.

– Не знаю, что он чует, но ведет себя как оболтус. Нельзя так на болоте, тем более, здесь.

– А что здесь особенного? – Любомира насторожилась. – Мерзко, конечно, но болота все неприютные… наверное.

– Речка Смородина из него вытекает. Знаешь такую? – Марун хитро покосился на ведьмочку.

– Знаю, конечно, – та охнула. – Это что ж получается…

– А получается, что тут совсем рядом нечисть живет, и беспокоить ее лишний раз не надобно. Тихонько пришли – тихонько ушли. А этот, мохнатый, вона чего творит.

Марун кивнул на Беруню, который с разбегу влетел в болотный куст, распугав из его веток стайку крылатых насекомых, похожих на громадную бледную моль. Медвежонок запутался в стеблях болотной травы и с недовольным ворчанием принялся вырываться.

– Погоди, маленький, дай пособлю, – Любомира двинулась было на подмогу, но охотник остановил ее:

– Замри, ведьма! Не шелохнись!

И Любомира застыла. А Беруня рванулся из болотных силков, но те, словно прилипли к его шкуре. И чем больше дергался звереныш, тем сильнее запутывалась травянистая сетка.

Медвежонок ревел, но не мог выбраться.

– Это ухват-мурава, – охотник уже вытащил из-за пояса нож и осторожно, выверяя каждый шаг через топкое место, двинулся к плененному зверю. – Да, не дергайся ты так, окаянный! Еще же больше запутаешься, – он прикрикнул на Беруню, но тот ответил возмущенным ревом и продолжил сражаться с травой.

Марун сграбастал Беруню за шкуру на загривке и, стараясь не попасть под удары когтистых лап, принялся обрезать вцепившиеся в зверя стебли болотной травы. Медвежонку это явно не нравилось, он рычал еще возмущеннее, почти угрожающе, и пару раз все-таки достал охотника когтями, оставив на руке того несколько красных отметин.

Любомира только кусала губы, очень желая помочь, но не смея ослушаться Маруна. И в конце концов все-таки решилась. Ведьма она или кто? И принялась шептать наговор об усмирении недобрых духов. Да, так увлеклась, что сама не заметила, как голос ее обрел уверенность и силу, словно устами юной ведьмочки заговорил кто-то другой, старше и мудрее.

Вот только результат ее заклятия оказался не тот, которого ожидала Любомира. Стебли травы, до того, просто цеплявшиеся за мохнатую медвежью шкуру, вдруг будто бы обрели волю, и потянулись в сторону второй жертвы – двуногой. Первое время Марун успевал обрезать их ножом, но трава тащилась к нему со всех сторон, даже из-под ног, врастая прямо в сапоги, силясь повалить наземь.

С нечеловеческим рычанием Марун выдрал медвежонка из куста и швырнул прочь, но на второй рывок времени у него не хватило, и ухват-мурава в один момент спеленала его, точно младенца. Еще мгновение, и охотник оказался бы на земле, трава опутала бы его лицо, и тогда – смерть.

Любомира рванулась на помощь…

– Стой, где стоишь! – окрик охотника заставил ее вкопаться на месте.

А зеленые побеги ползли к своей жертве со всей округи, врастали в одежду Маруна и даже, наверно, под кожу. Любомире даже показалось, что на штанах охотника проступают красные кровавые пятна. Тот отчаянно боролся, срезая стебли ножом, но их было очень много. Вот, колени мужчины подогнулись, он рухнул в топь, все еще пытаясь противиться.

– Обернись медведем! Обернись! – Любомира заломила руки.