После четверти часа полета в неизвестность двигатели загудели громче — самолет начал набирать высоту, потом лег на крыло в пологом развороте. Шум двигателей неожиданно поутих — как это бывает перед посадкой, когда двигатели перестают бодро тянуть самолет вперед. Не только я, но и большинство остальных привстали, разворачиваясь и глядя в иллюминаторы. Да, по ощущениям на посадку идем, но вопрос — куда? Вокруг только море облаков, под которыми снизу водная гладь — направление полета мы не меняли и вряд ли по пути появилась всплывшая Атлантида.
Никакой загадочный остров не обнаружился, зато под крылом вдруг появились очертания огромного, похожего на плоскую рыбу белого дирижабля. Сразу же ушла даже минимальная болтанка — наш самолет оказался словно подхвачен невидимой рукой, мягко опускаясь на желтую посадочную полосу. Касания во время приземления я даже не почувствовал — вроде еще летим, а вот уже заезжаем в небольшой ангар, спрятанный в обтекаемом спинном «горбу» столь необычного дирижабля.
Я отвернулся от иллюминатора, серьезно озадаченный. Нет, понятно — стихийные силы, магия, но… так просто не бывает. Да, здесь, в этом мире, дирижабли активно летают между континентами — не в первую очередь из-за переезда центра мира в Тихоокеанский регион. Но есть же логика технического прогресса — а то, что я сейчас увидел в иллюминатор, это буквальная ожившая картинка «стратосферный аэростат будущего». Нет, это реально аномалия: тот же велосипед изобретен еще в девятнадцатом веке и выглядел поначалу достаточно несуразно. В начале века двадцатого велосипеды уже выглядели более-менее привычно для взгляда современного мне человека, но в том то и дело, что «более-менее». На улицах того же Лондона тридцатых годов просто невозможно появление титанового гравийника со смягченной геометрией, топовым обвесом от «Shimano» и на покрышках «Соntinеntаl», только если его никто через портал не закинет. Это ведь продукт деятельности целой индустрии, причем продукт процесса не только технического, но и культурного. При этих мыслях мне вдруг вспомнились и опередившие время армейские берцы — на вид вылитый «Коркоран», и те же арочные ангары, в моем мире появившиеся только во второй половине двадцатого века, да и множество других непривычных времени деталей, на которые я такого пристального внимания раньше не обращал.
Получается, я в этом мире не один неместный? Причем вряд ли здесь ход истории и технологического прогресса менял такой же обычный залетный гость. Одному человеку прогрессорство на столь высоком уровне просто не под силу, здесь же явно видны системная работа и подход. И я даже откуда он исходит: Организация Тринити, с такой знакомой эмблемой в виде привычного мне знака биологической опасности.
Надо бы познакомиться с этой организацией поближе.
Двигатели между тем замолкли и в салоне воцарилась почти полная тишина, нарушенная вышедшим из кабины летчиков щеголеватым капитаном. Он бодро доложил, что мы прибыли на дирижабль «Князь Владимир», на этом полномочия капитана все и он прощается с нами с надеждой на то, что полет был приятным.
Когда покидали самолет, я задержался на своем месте и оглядывал остальных. Большинство выглядят так, как будто встают из кресла стоматолога — с облегчением, что все наконец закончилось. И ни у кого не видно схожего с моим смятения от того, что мы вот так буднично просто взяли и приземлились на «спину» огромной летающей махине.
Прямо на выходе из самолета, у откинутого двери-трапа, нас встречало несколько офицеров в небесно-голубых мундирах русского воздухоплавательного флота, за ними стояло с десяток матросов с длинными металлическими ящиками. После дежурных приветствий встречающий нас старший помощник капитана сообщил, что военно-пассажирский дирижабль «Князь Владимир» классифицируется как «императорская воздушная яхта» и летает не только руководствуясь законами физики, но и вопреки им, чему помогает сила стихий в накопителей. Кроме того, нам было сообщено, что у дирижабля есть собственный энергетический контур, нарушение которого может привести к серьезным последствиям, вплоть до катастрофических. И под это дело — по результату столь длинной речи, у нас у всех сейчас будут отбирать всё личное оружие. Да, вообще всё, поместив его в те самые привлекшие мое внимание металлические ящики — таковы правила.
Похоже, информация о личном оружии каждого была передана заранее, потому что для меня предполагалось сразу три ящика. Один для пары маузеров с боекомплектом патронов и накопителей, второй для изогнутого меч, третий для карабина Каркано. Кастомная модель М91 — такая же, с которым я с Анненбергом воевал. Время в Орске я не терял, заказал по случаю на черном рынке, так же с шестью накопителями.
Неприятная для всех заминка случилась, когда я отказался отдавать все свое оружие на хранение. Старший помощник багровел от злости, Селиверстова морозилась в холодной ярости, остальные пребывали в шоке от моей наглости. Мне было плевать, не хотите оставлять личное оружие — возвращайте туда, откуда привезли, самолет еще не улетел. Мне пригрозили арестом и изъятием, на что я только пожал плечами и сообщил, что тогда никакой Олимпиады не будет, а с великим князем Андреем Александровичем по итогу разбирайтесь сами.
И не было никого на этом летающем корабле, кто бы смог меня переубедить. В том числе и прибывший с командного мостика капитан дирижабля, гарантировавший мне безопасность жизнью и честью, после чего я едва сдержал нервный смешок. Да, понимаю, ситуация некрасивая и неприятная, но никто из этих людей лицом к лицу с темной тварью не стоял безоружным — а в такой ситуации чья-то жизнь и честь валюта так себе, заряженный маузер ценится дороже. Не-не-не, без оружия я в этом мире я даже в уборную не захожу больше, не дождетесь.
Сошлись на том, что пара моих маузеров в ящик все же отправится — потому что правила работают даже для членов императорской фамилии. Но ящик этот останется в руках у одного из членов экипажа, который все время в пути пробудет рядом со мной, не отходя ни на шаг. Я поначалу без энтузиазма принял такой вариант компромисса, но, когда увидел этого «члена экипажа», согласился. Им оказался мичман Егоров — серьезный насупленный дядька под два метра ростом с пудовыми кулаками, сломанным носом, пышными бакенбардами и красным обветренным лицом настоящего морского волка.
Судя по виду, на воздушную яхту он попал с морского императорского флота, отходив по воде не один десяток лет. Мичман, получивший указание никуда от меня не отходить, воспринял свои новые обязанности совершенно спокойно и взяв оружейный ящик преткновения, встал за моим плечом. На поясе кобура конечно лучше была бы, но пусть хоть так.
Один из металлических ящиков, кстати, предназначался и для Марго — под ее сияющий живым огнем королевский амулет. Защитный амулет сняли и с Марии — вот только оставили ей сережки с двумя напитанными силой капельками аметистов. Все же несмотря на железные и «одинаковые» для всех правила, некоторые определенно равнее, особенно члены императорской фамилии на императорской же яхте.
После закончившейся скандалом встречи нас развели по предназначенным для экипажа каютам — каждому выделили отдельную, все в одном общем коридоре обособленного отсека. Каюты были двухместные, но при этом совсем небольшие, по-спартански обставленные. Две откидных койки — верхняя и нижняя, откидной же столик, умывальник, высокая тумбочка и закуток для душа, где бросалась в глаза крупная надпись: «ВНИМАНІЕ! Расходъ воды строго нормированъ».
Меня, Федора, Чередникова, Гусева и Барятинского заселили во внутренние, глухие каюты по правой стороне коридора. Мария, Марго, Мари-Анна, Делайла и профессор Селиверстова получили каюты с левой стороны, с широкими иллюминаторами — я это заметил, когда Марго в свою заходила.
После того как оставили вещи, нам провели короткую экскурсию по дирижаблю, после чего Селиверстова дала пару часов отдыха, назначив встречу в офицерской кают-компании на верхней палубе. Вернувшись к себе — вместе со звучно сопящим за спиной мичманом, посмотрел нормы потребления воды. Утренние и вечерние — а так как время уже близилось к вечеру, норма оказалась побольше и свои две с половиной минуты под лейкой со слабым напором я использовал с большим удовольствием. Все же больше суток из мундира не вылезал.
