Они не погнались за нами, а обступили державшуюся за глаз барменшу. Мы с червячком отступили, точнее, я убежал, а он грозно кричал на плече и больно кусался, желая меня вернуть. Силы были слишком неравны. Не знаю, кто это и откуда взялись, но связываться с ними без пулемёта я не собирался.

Гусеница хотела жрать, а крыльев там было, как в Грузии мяса на праздничном столе. Можно понять её обиду, но можно и меня понять.

Если одна из них умеет применять крылья по прямому назначению, то научатся и остальные. А что это значит для нас?

А фиг его знает, охота теперь точно осложнится. Кое-кому пора садиться на диету.

В квартире никого не было. Дверь чуть приоткрыта, но никаких следов постороннего присутствия.

Дом спал, никто не выскочил на шум. Даже вездесущий Андрей не поинтересовался, что происходит, не курил на лавочке. Ещё перед тем, как зайти в подъезд, я оглянулся и не увидел преследователей. Не было никого в воздухе, даже пролетавших по своим делам летучих мышей. Никого. Как и дома.

3.

— Тебе бы, Мишка, выспаться не помешало!

Я вздрогнул и открыл глаза. Мы вышли на обед, и, пока чайник грелся, пока дед переодевался, я неожиданно выключился.

Дядя Миша посмеивался и пакетик в кружке по-зековски выжимал. Катька сидела рядом с ним и неодобрительно поглядывала на меня, будто денег ей задолжал или пару рабов.

— Небось с какой-то красавицей зажигал целую ночь? — продолжал подкалывать напарник. — Да не одну ночь. Уже месяц на работе спишь, ковбой.

Я непроизвольно бросил взгляд на Катьку. Хотя чего бы мне её стесняться? Она побелела, уставилась в стенку, но ничего не сказала.

— Вы так не шутите, дядя Миша. А то за такие шутки в зубах бывает кариес.

— Ишь ты, — поднял он руки. — Боюсь-боюсь. Полегче, а то подумаю, что ты и есть тот, кого ищут мусора. Катька, ты с ним больше не ходи по вечерам. И когда ванну принимать будешь, запирайся покрепче.

— Ты пьяный, что ли, дед? В морду дать?

— Ну ладно, я пошутил. Чего сразу на бутылку садишься?

— Дядя Миша, за такие шутки как бы вас на бутылку не посадили, — сказала Катя негромко и так на него посмотрела, что дед моментально присмирел и засуетился.

— Да ладно вам, шуток не понимаете, молодёжь. Катенька, ты-то хоть не обижайся. Старый волк не умеет разговаривать с молодыми. И вообще, пойду покурю пока обед. А вы пообщайтесь, можете на меня покричать. Пока меня нет, можете даже побить. Но чтобы, когда вернусь, всё было как прежде. Я пойду… да?

Так и бормоча себе под нос, он выскочил на улицу, скрипнув дверью.

— Вы же всегда здесь курите? — спросила Катя. — Чего это он?

Я пожал плечами и взялся за чайник.

— А я знаю? Старческая деменция. Будешь чай?

Она покачала головой и вздохнула.

— Слышал новости? Опять.

— Что опять? — я уже догадывался, о чём она, но верить не хотелось.

— Ещё одну девушку убили, — вздохнула она. — Из восьмой школы, учительница истории. Молодая совсем. Только институт закончила. Маленькая девочка у неё, представляешь? Только из декрета вышла, сразу на работу — и тут такое.

Я промолчал. Спать уже не хотелось. Этот город, похоже, опять начинает катиться куда-то в бездну, и щипчиками тут не поможешь. Недоработали Чистильщики в ту ночь, похоже. Зараза распространяется, как новый штамм гриппа. Опять маньяки, убийства, бешеные крылатые цыгане… и не понятно, что будет дальше.

— Плохо, — сказал я вслух. — По вечерам на улицу сама не выходи — опасно.

— Я и не собиралась. Комендантский час в городе с сегодняшнего дня. С восьми вечера до шести утра на улицу выходить нельзя.

— Что, молодёжь? — ворвался с улицы радостный дед. — Чего лица такие унылые, перо мне в ребро? Убили кого?

Позже я узнал подробности из газет и местного телеграм-чатика. Всё оказалось ещё хуже, чем предполагалось. Учительницу нашли не у себя дома в ванной, а на безлюдном ж/д-полустанке. Точнее, в зелёнке на подъезде к перрону. Её порезанную и изуродованную, скорее всего ещё живую, выкинули из вагона на ходу. Умирала она уже на траве под стук колёс удаляющегося состава.

И если это не Юра БезОтчества, этот мудак с чемоданчиком, то его преемник-подражатель. А хрен редьки не слаще.

4.

Катьку я домой проводил и задерживаться не стал. Строго выговорил ей, чтобы из дома без меня ни-ни, даж за хлебом. И обязательно закрываться на все замки, плюс окна не держать открытыми, несмотря на жару. Если я могу защитить хотя бы её сейчас, то сделаю это.

Толстушка слушала и кивала, на удивление не споря, а из окна квартиры украдкой выглядывали родители. Не могут дождаться, когда жених первый раз в гости зайдёт. Нет, свидание с родителями в мои планы не входит, ребята, простите.

— Нос даже не высовывать на улицу, — показал я на свой шнобель для ясности и помахал ручкой. Катя стояла и смотрела мне вслед, пока я не развернулся и кулак не показал. Только тогда она развернулась и поплыла домой. Помирить её с барменом, что ли? Пусть крутится рядом. Кстати, о барменах…

Через десять минут я уже открывал двери «Тройки». С опаской, но вошёл. Я здесь уже как родной, скоро заставят аренду платить. Народу было очень мало. Рано ещё для весёлых пьяниц или комендантский час всех распугал. Столько пустых столиков я ещё не видел. Да если честно, я и не помнил, как они выглядят эти самые столики — вечно заняты бокалами и тарелками с чипсами.

Музыка играла еле слышно, что-то совсем бесцветное — классическое. В углу спал дядька в сером пиджаке, вот и все посетители, не считая меня.

Конечно, я немного боялся увидеть за стойкой летающую дикую блондинку. Ярко представилось, как она заметит меня, дико заверещит и взлетит под тесный потолок кабака, крыльями расшвыривая бокалы, ногами переворачивая столики. Я буду стоять, а она будет скакать ко мне прямо по ним, сея вокруг хаос и звон битой посуды.

Но воображение — это всего лишь голливудская картинка в уставшей голове. На самом деле всё было обыденно и скучно. Толстяк драил тряпкой стеклянные витрины и даже не обернулся, когда я вошёл. Испугался он только тогда, когда я отразился в стекле уже за его спиной, и тряпку с перепугу уронил.

— Не нужно поднимать, — сказал я, облокотившись о стойку. — Не будем отвлекаться на ерунду, поговорить нужно.

Он справился с собой и выпрямился. Покраснел, положил руки на стойку напротив моих и постарался без страха смотреть в глаза. Но я и не собирался его пугать.

— Это из-за Катьки? Опять делить будем? — голос у толстяка немного дрожал, но он был настроен решительно, что видно по сжатым кулакам.

— Совсем нет. Весь мир не крутится вокруг твоей любви.

— Только ты, — проскрипел он и ногтями стойку поскреб. — Провожаешь каждый вечер.

— Мы друзья, — махнул я рукой, — и коллеги. Забудь ты о ней хоть на секунду. Информация нужна. Очень важно. Поможешь?

— Допустим. Что надо?

Захотелось ему вклеить за грубость. Не люблю, когда хамят.

— Здесь барменша была новая пару дней назад. Работает ещё? Как бы на неё посмотреть и вообще узнать, кто она, что…

— Кто? — ошарашил он сразу. — Какая к чёрту барменша? Я парня стажировал. Ещё могу отличить мужика от девушки.

Новый человечек действительно пришёл на работу. Только весь прикол в том, что никакой блондинки здесь не было и за стойкой быть не могло. А то, что я видел, — это мои личные алкогольные проблемы. И решать их нужно с врачом. Так толстяк мне и объяснил, пока я голову чухал.

— И когда этот загадочный парень на работе будет?

— Завтра его смена. Взяли парня на работу, неплохой, мне понравился. А что?

— Ничего, — я осмотрел пустой зал. — Ничего. И блондинки точно не было?

— Ни блондинки, ни брюнетки. А тебе что, Кати мало? — спросил зло чувак, будто нарываясь на пиздюлину, прости господи. Ох уж эти Ромео провинциальные.

Я решительно пропустил его наезд мимо ушей и спросил напоследок:

— А как с комендантским часом? Закрываетесь?

Бармен промолчал, и я, не прощаясь, побрёл к выходу. Он злобно сверлил мне взглядом спину и хотел бы что-то гавкнуть вслед, да не «доросло» ещё такого противостояния.