— Ты это…

Он почему-то выглядел смущённым. Косился на меня одним глазом и тянул бычок до конца, стесняясь, как школьник перед первым поцелуем.

— Я там наговорил ерунды про крылья. Только не говори никому — засмеют же.

— Хорошо, не парьтесь.

— Ты ведь не ходил на него глазеть?

— Что?

— Бармена с крыльями не искал?

Толик косился уже не смущённо, а как прокурор на допросе. Хитрый дядька. Непростой.

— Не искал?

— Я по кабакам не хожу. Да и в сказки не верю, дядя Толя.

Кажется, поверил. Успокоился и кофеёк пьёт, блистая ляжками. Но не всё ещё сказал. Чувствую, что не всё.

— Чего вздыхаете, дядя Толя?

Он махнул рукой и принялся молча одеваться, собираясь с мыслями и тяжело дыша. Дед будто постарел на десяток лет. Я предпочитал не торопить, не допрашивать — в таком состоянии он сам всё расскажет, сам выложит, как на духу. Нужно только подождать.

— Этот бармен, — выдохнул напарник, — молодой парень такой. Убил свою девушку и сбежал. Очень жестоко убил, и теперь его ищут.

— Жесть.

— Ты не подумай. Я его не знаю. Совсем не знаю. Я тебе наговорил всякого. Померещилось что-то, а тут такое. Я ведь сидевший. Если свяжут с этим делом, хоть как-то, опять мотать отправят срок. А мне уже семьдесят два.

Он выглядел жалко и смотрел на меня, как старый пёс из-под густых бровей.

— Дядя Толя, вы за кого меня принимаете? Да и не спросит никто. Вы ведь не знакомы с ним?

— Нет, — замотал он головой. — Выпивал, он за стойкой был. Говорили иногда. Вдруг кто запомнил?

— Дядя Толя, да всем плевать. Кто там, что помнит в тех кабаках. Да и опрашивать будут родню, друзей, соседей девушки. В крайнем случае — другого бармена. Мне ли вас учить?

— Стрёмно, Миша, — подытожил он и закурил ещё одну вонючую папиросу. — Стрёмно. Идём поработаем.

И мы поработали. Машин сегодня было много. Валя с директором замучились с накладными, бегая туда-сюда. То свет выключат, то в принтере краска закончится, то у водил какие-то претензии, то у директора недостачи по товару. А наше с Толяном дело маленькое — ящики разгружай, вози, выгружай, назад возвращайся, и всё по новой. У деда даже времени перекурить не было, а я на время забыл о всех насущных делах и вечерних планах.

Валя всё ругалась, что Катька специально трубку не берёт, чтобы на подмогу не выходить. Могу понять. Я бы тоже в нерабочее время фиг вышел. Сверхурочных платить не будут, а Красный Крест это далече. Хотя от Катькиной домашней еды сейчас бы не отказался — очень уж её картошечка с подливкой хорошо силы восстанавливает. Эх, девчушка, где же ты и твои тарелочки.

Закончили и завалились отдыхать на обшарпанном диванчике в складе. Тарас ничего не сказал, побаивался меня и сам заколебался, ушёл с Валькой кофе пить.

— Нормально, — пробурчал дед. — Хорошо, что ты вышел. Я бы тут сдох сам таскать. До ночи бы не справился. Хозяин совсем с ума сошёл — у него тут что, очереди за гречкой? Зачем столько закупает?

— Ему лучше знать, — лениво ответил я и «заскрипел спиной». Уже не так сильно болит, стерпится-слюбится. Главное, что напарник хороший. Главное, что перерыв почти до конца дня. После таких нагрузок у «козака» не хватит наглости нас гонять. Завтра может двоих рабов сразу лишиться, если будет наглеть.

Толя это тоже понимал и украдкой закурил, пряча окурок в рукаве. Вовремя. Только дым выпустил осторожно, как Валя злая мимо прошагала.

— Что там, Валька! — крикнул дед.

— «Курица» эта скрывается, — махнула она рукой. — Пусть только завтра выйдет на смену. Шеф ей расскажет, как вызовы отклонять.

— Имеет право, — лениво ответил Толик. — Законный выходной.

— Я вам дам выходной, — погрозила кулаком бухгалтерша. — Разлеглись и философию наводят. Мишка — нет, он нормальный. Сидит спокойно и молчит. А тебя бы, дед, давно пора на пенсию отправить.

— Не дождётесь. Имею право на труд.

— Тьфу ты, — плюнула она и зашагала прочь. Правда, напоследок крикнула: — И сигарету затуши! И поубирайте у себя, что за перья? В индейцев в детстве не наигрались?

Мы переглянулись. Я встал. Дядя Толя затушил окурок об ботинок и молча пошёл следом.

Мы спрыгнули с рампы, не используя ступеньки, и свернули к своей каптёрке. Напарник, хоть и годился мне в дедушки, вдруг оказался быстрее и первым застыл у двери.

Из двери торчало перо. Кто-то вставил в замочную скважину огромное чёрное перо, и оно сейчас трепыхалось, как парус на сквозняке.

— Миша?

— Что?

— Чего-то мне стрёмновато.

Я был полностью согласен.

1.

— Это чего? — спросил дед почти шёпотом.

Мы смотрим на дверь и на длинный инородный объект, который слегка подрагивает на ветру. Молчать сейчас просто физически тяжело, но и говорить боязно, как я его понимаю.

— Перо, — говорю, — большое.

Толик зачарованно смотрит на перо.

— Чудеса на виражах, — вздыхает он. — Мишка, а это не сон?

— Нет, — пытаюсь размышлять. — Во сне так спина не болит.

Толик подозрительно косится на меня.

— А ты специалист по снам, Мишка?

— Нет, — опять «некаю» я, — просто память хорошая.

Мы продолжали смотреть на дверь, и не решались ничего сделать.

— Мишка, а можешь взять перо?

У деда «просительный» тон, а перо продолжает трепыхаться на ветру, как пиратский флаг. Вдалеке неистово сигналят автомобили, наверное авария или пробка.

— А вам зачем?

— А я чё-то стремаюсь, — сознается он.

Пришлось взять. Я думал, что рука насквозь пройдет, как сквозь мираж, но перо оказалось вполне реальным — холодным на ощупь. Почти полметра в длину, плотные подогнанные одна под другую перышки и тупой кончик вымазанный в красном. Ясно в чём.

— Кровь? — спросил, любопытствуя, напарник из-за спины.

— Ага, — подтвердил я, переломил перо об колено и швырнул остатки в мусорную корзину.

2.

— Это было послание, — тараторил я, не в силах удержаться и говорить спокойно, информация просто рвалась наружу как газы из бутылки шампанского. — Точно не уверен от кого, но есть догадки. Хочешь послушать?

— Д-д-д-д-д…

— Не нервничай, я понял. Расскажу, но сначала поужинаем. Пахнет божественно. Ты чего тут наколдовал?

Хозяйственный Витька уже начистил картошки к моему приходу и ждал только приказа. Приказ был жарить вместе с яйцами, а потом перемешать с селедкой в майонезе из консервы. Вкуснотища непередаваемая. Холостяцкая вечеринка начинается сейчас!

Запивали мы всё это горячим чаем и сверху накрывали хлебом, покрытым шоколадной пастой. Живот вздулся как шарик и глаза подозрительно начали подводить, слипаться и тяжелеть.

— Н-н-не спи, — подозрительно смотрел на меня Витька, а я уже кемарил над полупустой кружкой. Легко ему сказать не спи, кто-то и работает иногда тяжело. Иногда за деньги. — Рассказывай.

Я всё ему и рассказал, воскрешая в памяти дрожащее на ветру перо, осталось только сделать выводы.

— Юра Безотчества вернулся. Такая у меня глупая версия.

Витька охнул. Но я еще не закончил, версия номер два.

— Или это психованный бармен. Тот, что девушку свою убил и сбежал. Узнал, что я его преследую и решил напугать. Выдрал перо из спины и оставил в качестве первого предупреждения. Типа «не лезь». Как тебе такое?

— Н-не знаю, — сомневался Витька, грея кружку с чаем в руках.

— Вот и я о том же, но бояться пока рано. И да, это не совпадение. Перо явно не птичье, у нас таких куриц нет, и такие огромные вороны не летают. Знаешь что? Пошел я спать. Давай на охоту завтра отправимся, сегодня сил реально нет. Я столько ящиков перекидал, что руки выше пояса не поднимаются. Какие уже тут задержания.

— А-а-а, — пытался ещё что-то сказать друг, но мне было уже всё равно. Да, некрасиво так обращаться с друзьями, но так уж я устроен, полагаться сам на себя и слышать свой внутренний голос, а не чужой. Даже в школе если сделаю на уроке истории свои выводы, то учителю уже не пробиться сквозь броню. Учителя меня не любили, наказывали, нервничали, спорили, водили к директору и встречались с родителями, но это мало на что могло повлиять. Иногда я соглашался, но все понимали, что это только для вида.