«Если долго вглядываться в яйцо — яйцо в свою очередь вглядывается в тебя».

Цитата моя.

Яйцо напоминало страусиное, таким его представляешь по фильмам, мультикам и роликам на YouTube. Высокое, серое, цилиндрической формы, похоже на большой камень, очищенный и выглаженный до блеска морскими волнами. Оно возвышалось на моем кухонном столе, как ракушка, привезенная с курорта: важное и неподвижное.

Я дотронулся до скорлупы двумя пальцами и прикрыл глаза на мгновение.

— Давай подсказку! Давай какой-нибудь сон, как ты умеешь! Наведи меня на мысль, что делать и как всё не испортить.

Округлый инопланетный предмет безразлично молчал.

Ладно. С яйцом была бумажка-инструкция, вот только она самовозгорающей оказалась — вспыхнула и пропала. Что там говорилось? Неделю я не вспоминал — успел забыть.

«Капни кровью на яйцо». Я так и не решился, забыл или делал вид, что забыл. Может, оно уже испортилось, и зародыш внутри издох? Кажется, не воняет.

Друг Требухашки — мой друг? Я должен довериться записке от незнакомца, который смог отформатировать мой мир и вернуть всё назад? Если хочешь вырастить нового друга… Вообще-то, у меня уже есть друг, только он в другом городе. Рука потянулась за телефоном — нет, сегодня не хочется общения.

В столе лежит нож-бабочка — в детстве купил, типа для самообороны. Можно сделать быстрый надрез на пальце и выдавить капельку крови на макушку яйца.

Что там было про щипчики? Два стальных или серебряных рычажка, соединённых с одной стороны и с изогнутыми острыми зубчиками с другой. Я пощёлкал ими, посмотрел, как открывается и закрывается воображаемая пасть, и закрыл их. И что с ними делать — неясно. И какими перьями греть яйцо?

Ладно. Требухашка подождёт. Мне нужно восстанавливаться и кредиты выплачивать. Приключениями сыт не будешь. Пока не буду трогать и займусь своей жизнью, хватит приключений на мягкое место.

Я принёс коробку из-под кухонного комбайна, постелил дно листочками из тетрадок, на всякий случай пробил ножом дырки в новом жилище и осторожно переместил яйцо с подноса. Закрыл коробку крышкой и спрятал в шкафу за кастрюлями.

У кого-то играл Сплин «Невский проспект».

Хорошая музыка с утра равно хорошее настроение. А Сашка Васильев — это хорошая музыка. Насвистывая закрываю дверь и выхожу на улицу. Ярко светит солнышко. Свежий утренний воздух и еще эта провинциальная тишина и покой. Нет, такого в мегаполисах не прочувствуешь. Там суета и скачки с препятствиями здесь медленная жизнь. Я слышал, что есть даже целое движение Медленной жизни. Что-то вроде философии. Медленно работать, медленно подниматься по карьерной лестнице, медленно кушать и медленно заниматься сексом. Многие так и живут в провинции даже не зная о существовании иностранных веяний.

Я больше приверженец спорта и бега, но провинция засасывает и успокаивает — крутиться начинаешь, когда мягкое место припекает и кожа трескает от жара свежего вулкана. Тогда начинаешь носиться как угорелый и думать где взять деньги и как решить проблему. Мобилизуешься, как профессиональный солдат, хотя раньше был как максимум ленивцем из мультика.

— Слышь?

Я остановился на пороге, вспугнули как голубя на балконе и теперь мысли о хорошем с воплями и размахивая крыльями разлетелись в стороны. Сосед нежился на лавочке, которую обычно занимают бабульки (вот уж кто мечется между медленной философией и тактикой выживания в пост ядерном мире где нет спичек и картошки).

— О, привет, дядя Андрей, — делаю вид, что ничего не случилось, никто меня не избивал на этом самом месте с дружками и вообще все хорошо. Медленная жизнь.

— Да, какой я тебе, дядя Андрей, слышь, я же говорил. Ты того, присаживайся.

— На работу спешу.

— На работу и на похороны всегда успеешь, — философски выразился сосед и почесал небритый подбородок — садись, закурим.

Я хоть и не курю, но рядом присел. Не охота с ним второй раз ссориться, а время поговорить еще есть.

— Странная неделя. Странный я. — он достал сигарету, мятый коробок спичек и затянулся чем-то с отвратительным запахом.

— Ага.

— Ты веришь в нечистую силу? В ангелов или в демонов?

Я пожал плечами.

— Не очень.

— Вот и я не верю. Посмотришь эти фильмы, американские ужастики. Монстры, Фредди Крюгер из печи вылез, Джейсон из воды, Обезьяна на небоскреб залезла и лапой вертолеты сбивает. Фигня же, нет? А у япошек? Девочки с черными волосами, руки из унитазов, мальчики с черными глазищами. Оно конечно жутковато, не спорю. Сказать, чтобы меня не напугали пару раз, совру. В Голливудах этих собак съели на ужастиках, больше чем в Корее после войны, если понимаешь о чем я. Особенно как тетка из телевизора полезла я реально чуть в штаны не наложил. Чего смеешься, слышь?

— Настроение хорошее, — я вдохнул свежего воздуха и встал, — никакие мертвые девчонки из Японии не испортят.

— Уважаю, — кивнул сосед, — а я посижу, подышу свежим воздухом. Знаешь, ужас он ведь не в монстрах, он в людях. Мы и есть концентрированное зло, ненависть, презрение, зависть. Просто кто-то умеет хранить в себе негатив, а кто-то распускает крылья.

Он осекся и вытаращил глаза, сигарета упала на землю и тлела там.

— Что ты сказал?

— Да хрен его знает. Сам не понял.

— Что-то там про крылья.

Он поднял окурок и опять сунул в рот.

— Да я сам не понял, слышь. Сморозил что-то типа умное. А че?

— А пить почему бросил?

— Да я сам не понял. Не тянет уже.

— Покажи спину.

— Чего?

— А ну-ка быстро показал мне спину.

Он пожал плечами и медленно повернулся. Из спины ничего не торчало, ничего не пробивалось наружу. Обычная грязная мятая рубашка. Я похлопал на всякий случай его по спине и громко как глухому сказал: «Молодец, дядя Андрей! Я пойду! На работу пора!».

— Иди, — пожал он плечами и устроился удобнее, — и нечего так орать.

Кажется недели мне на выздоровление не хватило, как и Андрюхе. Прошлое, как сорняк сквозь асфальт, опять пробивается наружу.

На работу ехал в маршрутке. Шофёр включил отвратительные «Руки Вверх» из 90-х. Как будто опять вернулся в грёбанное детство. Эта сопливая группа с жирным соплежуем меня преследует.

На людях крыльев не видать, я специально всматривался. Вон бабулька с внучкой шепчут о чём-то своём, вон спит усталый работяга, вон задрот «задродит» в телефоне. Все со своими недостатками, но все красавцы — чисты, как девственники.

— Проезд оплачиваем, — «подъехала» строгая кондукторша, и я расплатился.

Тоскливо. Серая провинциальная жизнь началась снова. Не сказать, что я скучаю за сверхъестественным движняком, но, как говорят старики, «раньше было лучше».

Хозяин магазина, в котором я работаю, похож на старого обрюзгшего запорожского козака. Тарас Бульба на минималках. Спившийся Богдан Хмельницкий. Короче, усы длинные, висят, как сосульки, по обе стороны лица. Вечно недовольный, нос морщится, будто под ним чем-то вонючим намазали. Но мы с ним нормально контачим. Поначалу хотел меня гонять, кричать, и пришлось сказать, что мне его грязные коробки из-под майонеза вообще нафиг не сдались — терпеть не буду, развернусь и уйду. А могу ещё по харе заехать, чтобы стресс домой не забирать. Как-то его сразу проняло, и отношения рабочие нормально выстроились. Я работаю честно от звонка до звонка — он не цепляется. Всё всех устраивает.