— Идешь, Чистомен?

— Почему бы и нет, мой старый друг.

5.

Пухлая ждала меня, знала что я иду. Я это понял по скрипу кровати из комнаты, который был слышен еще издалека. Тяжелый многотонный мясной танк разворачивался и занимал выгодную для стрельбы позицию.

Фигуры в коридоре быстро разбегались в стороны, освобождая проход -так быстро, что я не успевал их даже разглядеть. Мужчины, женщины или дети? Непонятно, просто быстрые тени.

Бомжик Георгий осторожно шел за мной, не провоцируя на плохое резкими движениями. Перед нужной дверью я остановился.

— Подзабыл, туточки?

— Заходи, Ганс, не бойся! — загрохотал голос из комнаты и я понял, что дверью не ошибся.

Пухлая вышивала, на коленях у нее было расстелено огромное покрывало, в руках иголка, куча ниток на постели разложено. Хозяюшка, да и только. Я осторожно вошел и улыбнулся, стараясь выглядеть дружелюбным. Только никакого юмора в сторону старухи, никаких дурных шуток и намёков. Только не испортить ничего.

— Я присяду? — поискал глазами стул, но без разрешения брать его не стал. Пусть чувствует, что она тут главная — добрее будет и сговорчивее. Георгий маячил в коридоре, но не заходил.

— Иди сынок, иди, — махнула женщина пухлой рукой-сосиской, — я фашистов не боюсь. Мы их в сорок пятом разбили и сейчас погоним через Польшу.

Я кашлянул и выразительно посмотрел на стул.

— Да садись,фриц, не дёргайся. В ногах правды нет.

Она мрачно следила за тем, как я устраиваюсь и заговорила только когда сел:

— И чего пришел опять, немец? Одного поражения под Сталинградом мало?

— Вещи оставил свои. Хотелось бы забрать и обиды оставить в прошлом. Если кастет потеряли то я не в обиде, а щипчики мне нужны — семейная реликвия.

Мы наконец-то оказались наедине, Георгий прикрыл двери и остался по ту сторону стены. Здесь были только я и помешанная на фашистах больная бабка.

— Отдадим, чего не отдать. Мы же не фашисты, как некоторые.

— Тетя, — я огромным усилием воли заставил себя успокоиться и не психанул, — вы перестаньте шутить, а то ведь надоело уже и не смешно. Чего я вам сделал? Отдайте мои вещи и я пошел. И больше не нужно за моим домом следить, соседей пугать. У нас не Берлин, а обычная панельная пятиэтажка -отводите войска взад.

Тетя захохотала: громогласно и задорно, помогая себе хлопая ручками и трясясь как пельмень в кипятке. Я даже испугался, что рухнет кровать или она сама упадет на пол скорчившись от инфаркта, Георгий заглянул в комнату, осмотрелся и моментально скрылся, успокоившись.

— А ты умеешь поддержать разговор, красавчик, — отсмеявшись, сказала она. Женщина начинала мне даже нравиться.

— Да вроде не жалуюсь на чувство юмора,-ответил я, — да и вы тоже ничего. В самом соку.

Смех загремел так, что сынуля уже влетел в комнату с топором наперевес, осмотрелся, извинился, поклонился и вышел. Мясная гора продолжила трястись.

— Молодец, фриц. Отдам тебе твои артефакты. Только про войска я ничего не поняла. Мы за твоим домом не следим- я даже не знаю, где твой бункер.

Она действительно никого не посылала, я поверил через пять минут — если и врала, то очень убедительно.

— Дела… И кто же тогда следит за мной?

— Похоже у тебя много врагов, парень. Будешь чай?

За дверью кто-то хрюкнул от неожиданности и я не отказался.

— Только не так как в прошлый раз.

— Григорий! — позвала хозяйка, и отложила в сторону свои вещи, — Ставь чайник! Мы гостей любим, просто явился ты в ту ночь не с добром. И сахара, всё еще нет, помнишь?

— Почему же, — я полез в пакет и достал упаковку хорошего заварного чая и полкило сахара,- Уже есть.

Хочешь растопить сердце полной женщины, поухаживай за ней — чем я и занялся, искупая вину. Да, я чувствовал себя виноватым после того ночного вторжения, только о дин вопрос крутился в голове, одно неразрешенное дело и я собирался спросить. Но может быть не сегодня. Сегодня мы говорили о кино.

Пухлая оказалась киноманкой и довольно приятной собеседницей. Фанатка Вячеслава Тихонова и Аль Пачино. Любила кино советское, американское и индийское. Современное русское не признавала ни в каком виде.

Георгий не был ее сыном -какой-то далекий родственник, но они сознательно обманывали всех вокруг, чтобы держаться вместе. Любовником её он тоже не был, подчеркнула она, краснея.

Жизнь у них сложилась не счастливо, но даже обладая кучей болячек и обидных прозвищ Пухлая духом не падала и практически руководила этими бараками. Она сознательно обходила тему наркотиков, что понятно, и не говорила, чем же они зарабатывают на жизнь, если не попрошайничеством. По кинотеатрам только скучала сильно, туда ей ходу больше не было.

1.

Пухлая вернула мне вещи, а я оставил ей сахар и чай. Женщина не скрывала радости, пришлось вежливо отказываться от тесных объятий. Она позвала своего «сыночка» и приказала притащить то, что забрали. Он выполнил приказ и послушно всё принёс.

Кастет я сразу сунул в задний карман джинсов и забыл о нём, зато щипчики покрутил перед глазами и любовно вытер от пыли футболкой. Мои, родные, вернулись. Даже червячок на плече зашевелился и потеплел, но себя не выдал.

Я также пообещал тётеньке, что притащу ей планшет, подключу девайс к интернету, и месяц, как минимум, она сможет наслаждаться просмотром советских фильмов на YouTube. Дальше, правда, придётся платить. Но она и так была счастлива.

— Как всё-таки круто делать людям приятное, — говорил я Требухашке дома чуть позже. — Мириться лучше, чем ссориться. Что скажешь?

Требухашка молчал, но явно соглашался. Неудивительно — я его осыпал крошками хлеба, как конфетти, пусть балдеет и на всё соглашается.

— Когда уже ты станешь бабочкой? Буду играть с тобой, как с котёнком: мячик куплю специальный или моток ниток, как у Пухлой. Интересно, будешь за ним гоняться, как наши пушистые друзья?

Гусеница молчала и еле слышно щёлкала.

— Знаю, что скучаешь по Витьке.

Я налил чаю и уселся осторожно рядом: не хотелось бы питомца кипятком ошпарить.

— Я тоже скучаю, хоть ему и не говорил такого. Понимаешь, мужики таких вещей друг другу не говорят. Даже друзья. А Витька — мой лучший друг.

Гусеница шевельнулась, едва заметно глазу.

— Как и ты. Двое вас у меня. Нужно будет позвонить Вите как-нибудь.

2.

Все обещают позвонить и помнить друзей, но мало кто выполняет своё обещание. Я оказался ничем не лучше. Жизнь продолжалась — рутина брала своё.

Требухашка хоть и вылупился из своей скорлупы, застрял на следующем переходном периоде и меняться не спешил. Слава богу, жрать перьев стал меньше, а больше по хлебу и водичке убивался. Шума лишнего не издавал, и я уже спокойно оставлял его дома одного в коробочке. Только подсыпал свеженькой еды и водичку в мисочке менял.

Витька теперь и не нужен был, разве что готовил он лучше, чем я. Скучаю по его пельменям. Я даже магазинные умудрялся переварить, и приходилось всасывать эти разваренные оболочки, кривя морду.

Но и это не страшно, когда на работе подают такие хорошие обеды. А кормить нас начали от души. Катюша приносила кастрюльки и в свою смену, и на выходных. Одну себе и вторую нам с дядей Толей на двоих. Один раз принесла мне кастрюльку отдельно, но я такого богатства не потянул и потом целый вечер мучился от переедания. Намёк девушка поняла и больше так не рисковала.