НОВОГОДНЯЯ ФАНТАСМАГОРИЯ В новогодний бедлам, как в обрыв на крутом вираже, Все еще только входят, а свечи погасли уже, И лежит в сельдерее, убитый злодейским ножом, Поросенок с бумажною розой, покойник-пижон. А полковник-пижон, что того поросенка принес, Открывает «боржом» и целует хозяйку взасос, Он совсем разнуздался, подлец, он отбился от рук, И следят за полковником три кандидата наук. А хозяйка мила, а хозяйка чертовски мила, И уже за столом, как положено, куча-мала – Кто-то ест, кто-то пьет, кто-то ждет, что ему подмигнут, И полковник нажрался, как маршал, за десять минут. Над его головой произносят заздравную речь И суют мне гитару, чтоб общество песней развлечь… Ну помилуйте братцы: какие тут песни, пока Не допили еще, не доели цыплят табака. Вот полковник желает исполнить романс «Журавли», Но его кандидаты куда-то поспать увели, И опять кто-то ест, кто-то пьет, кто-то плачет навзрыд, Что за праздник без песни, – мне мрачный сосед говорит, – Я хотел бы, товарищ, от имени всех попросить, Не могли б вы, товарищ, нам что-нибудь изобразить. – И тогда я улягусь на стол, на торжественный тот, И бумажную розу засуну в оскаленный рот, И под чей-то напутственный возглас, в дыму и в жаре, Поплыву, потеку, потону в поросячьем желе… Это будет смешно, это вызовет хохот до слез, И хозяйка лизнет меня в лоб, как признательный пес, А полковник, проспавшись, возьмется опять за свое, И отрезав мне ногу, протянет хозяйке ее… …А за окнами снег, а за окнами белый мороз, Там бредет чья-то белая тень мимо белых берез, Мимо белых берез, и по белой дороге, и прочь – Прямо в белую ночь, в петроградскую Белую Ночь… В ночь, когда по скрипучему снегу, в трескучий мороз, Не пришел, а ушел, мы потом это поняли, Белый Христос, И поземка, следы заметая, мела, и мела… А хозяйка мила, а хозяйка чертовски мила, Зазвонил телефон, и хозяйка махнула рукой, – Подождите, не ешьте, оставьте кусочек, другой, – И уже в телефон, отгоняя ладошкою дым, – Приезжайте скорей, а не то мы его доедим! – И опять все смеются, смеются, смеются до слез… … А за спинами снег, а за окнами белый мороз, Там бредет моя белая тень мимо белых берез… ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ Под утро, когда устанут Влюбленность, и грусть, и зависть, И гости опохмелятся И выпьют воды со льдом, Скажет хозяйка – хотите Послушать старую запись? – И мой глуховатый голос Войдет в незнакомый дом. И кубики льда в стакане Звякнут легко и ломко, И странный узор на скатерти Начнет рисовать рука, И будет бренчать гитара, И будет крутиться пленка, И в дальний путь к Абакану Отправятся облака И гость какой-нибудь скажет: – От шуточек этих зябко, И автор напрасно думает, Что сам ему черт не брат! – Ну, что вы, Иван Петрович, – Ответит гостю хозяйка, – Бояться автору нечего, Он умер лет сто назад… СЧАСТЬЕ БЫЛО ТАК ВОЗМОЖНО
Когда собьет меня машина, Сержант напишет протокол, И представительный мужчина Тот протокол положит в стол. Другой мужчина – ниже чином, Взяв у начальства протокол, Прочтет его в молчаньи чинном… Прочтет его в молчаньи чинном И пододвинет дырокол! И продырявив лист по краю, Он скажет: «счастья в мире нет – Покойник пел, а я играю… Покойник пел, а я играю, – Могли б составить с ним дуэт!» СМЕРТЬ ИВАНА ИЛЬИЧА Врач сказал: «Будь здоров! Паралич!» Помирает Иван Ильич… Ходят дети с внуками на цыпочках, И хотя разлука не приспела, Но уже месткомовские скрипочки Принялись разучивать Шопена. Врач сказал: «Может, день, может, два, Он и счас уже дышит едва». Пахнет в доме горькими лекарствами, Подгоревшим давешним обедом, Пахнет в доме скорыми мытарствами По различным загсам и собесам. Врач сказал: «Ай-ай-ай, вот-те раз! А больной-то, братцы, помер у нас». Был он председателем правления, Но такая вещь житье-бытье, Не напишешь просьбу о продлении, Некому рассматривать ее. Врач сказал: «Извиняюсь привет!» Ждал врача подгоревший обед. СЛАВА ГЕРОЯМ (анти-песня) (совместно с Шпаликовым) У лошади была грудная жаба, Но лошадь, как известно, не овца! И лошадь на парады выезжала, И маршалу про жабу ни словца. А маршал, бедный: мучился от рака, Но тоже на парады выезжал, Он мучился от рака, но, однако, Он лошади об этом не сказал, Нам этот факт Великая Эпоха Воспеть велела в песнях и в стихах, Хоть лошадь та давным-давно издохла, А маршала сгноили в Соловках. |
