Весной 1941 года регулярные военные курьеры, прибывавшие из Берлина по Транссибирской магистрали, привозили все новые слухи о приготовлениях Германии к войне. Эти офицеры были не просто почтальонами высшего ранга, – все они были военными специалистами, которые в рамках соглашения “оси” приезжали консультировать своих японских коллег по вопросам, касавшимся их сферы компетенции – танковых войск, корабельной артиллерии, тактики бомбометания и тому подобных. Японские военные, в свою очередь, делились своим профессиональным опытом. Большинство этих курьеров привозило Зорге рекомендательные письма от его старых друзей в Берлине – в том числе от полковника Мацки, посла Дирксена и даже Карла Хаусхофера. Для всех приезжавших Зорге неизменно проводил свою неподражаемую экскурсию по ночным заведениям Гиндзы, и, уже разогревшись, они обсуждали слухи о войне против России, а также полученные сведения о новинках японской военной техники.
В конце апреля 1941 года от нового главного военного атташе посольства, полковника Кречмера Зорге узнал, что тот получил из Берлина указания предупредить министерство обороны Японии о предстоящих “оборонительных мерах” Германии для противодействия предполагаемым скоплениям советских войск на восточной границе рейха. “Эти указания были очень подробными, и к ним прилагалась карта дислокации советских войск, – вспоминал Зорге в тюрьме. – Хотя нельзя было сказать точно, приведет эта ситуация к собственно боевым действиям, Германия провела невероятно масштабные приготовления… Я понял [со слов Кречмера], что решение о сохранении мира или начале войны зависело исключительно от воли Гитлера и никак не было связано с позицией России”[25].
Байка, будто Германия обороняется от агрессии России, была не совсем блефом. У Сталина действительно был подготовлен план вторжения в оккупированную Германией Польшу и в сам рейх, если это потребуется. Исследователи даже присвоили этому плану кодовое название “операция «Гроза»”. В современной России само существование этого плана до сих пор вызывает серьезные дискуссии, так как противоречит версии официальной историографии о том, как невинного Сталина обманул Гитлер. Однако подтверждающие его существование документы хранятся в архиве российского Министерства обороны в так называемой особой папке[26]. Изначальный план, датированный 18 сентября 1940 года, за три месяца до появления на свет операции “Барбаросса” в Германии, был подписан маршалом Семеном Тимошенко и начальником Генштаба генералом армии Кириллом Мерецковым. В более поздней версии документа, обновленной после того, как в феврале 1941 года генерал армии Георгий Жуков занял место отстраненного, а впоследствии арестованного за шпионаж Мерецкого, подробно раскрывались планы наступления через Польшу в Берлин и далее. В плане операции “Гроза” перечислялось 300 имеющихся в распоряжении Сталина дивизий, в том числе восемь миллионов солдат, 27500 танков и 32628 самолетов. По крайней мере, на бумаге это давало СССР количественное преимущество над вермахтом, часть сил которого на тот момент была задействована в оккупированной Европе и Северной Африке.
Возможно, о плане “Гроза” немцам рассказал сам Мерецков[27]. По-видимому, Берлин знал о его существовании уже в марте 1941 года, когда Вальтер Шелленберг и советский посол в Германии Владимир Деканозов обсуждали “Грозу” на приеме в Берлине. Деканозов прямо спросил Шелленберга “о каком-то плане «Барбаросса», якобы составленном для нападения на СССР”. Начальник РХСА, немного помолчав, ответил: “Верно, такой план действительно существует”. Более того, он составлен его службой даже без консультации с военными. “При вторжении в Англию очень важен фактор внезапности. Пусть англичане думают, что мы изменили свои планы, и немного расслабятся. Мы уже подкинули этот план американцам, поскольку уверены, что они информируют англичан”. Затем он погрозил Деканозову пальцем и заметил: “Мы тоже кое-что знаем о вашей операции «Гром», но не относимся к этому серьезно” [28].[12] План “Гроза” – и подготовка советского Генштаба к вторжению в Германию, а не к обороне родины – часто указывался как одна из причин неподготовленности СССР к нападению Германии в июне 1941 года. У развернутых вдоль границ войск были карты территории Германии, а не тылов России[29].
В Токио ни немцам, ни Зорге ничего не было известно о запасном плане нападения Кремля на Германию. Там были больше обеспокоены растущей вероятностью наступления Гитлера на СССР. К началу мая и Отт и Веннекер уже были убеждены, что война с Советским Союзом неизбежна. “Я беседовал с германским послом Оттом и морским атташе о взаимоотношениях между Германией и СССР, – телеграфировал Зорге в Москву 2 мая. – Отт сообщил мне, что Гитлер настроен уничтожить СССР и захватить его европейскую часть как источник зерна и сырья, чтобы контролировать всю Европу… Отт заявил мне, что Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть Советского Союза в свои руки в качестве зерновой и сырьевой базы для контроля со стороны Германии над всей Европой… Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной армии настолько низко, что они полагают, что Красная армия будет разгромлена в течение нескольких недель… Решение о начале войны против СССР будет принято только Гитлером либо уже в мае, либо после войны с Англией. Однако Отт, который лично против такой войны, в настоящее время настроен настолько скептически, что он уже предложил принцу Ураху выехать в мае обратно в Германию”[30].
Через несколько дней курьер, полковник Оскар Риттер фон Нидермайер, прибыл в Токио уже с более подробными сведениями. Нидермайер рассказал Зорге – разумеется, в баре, – что в Токио его направили специально, чтобы “выяснить, какое участие сможет принять Япония” в предстоящей войне с СССР[31]. Нидермайер хорошо знал СССР: в 1920-е годы он почти десять лет там прожил в то время, когда армия Германии тайно проводила учения на территории России в рамках секретного соглашения, за которое отвечал сам Отт. “Начало войны между Германией и Россией – уже данность, – признавался Нидермайер Зорге. – Гитлер считает, что настал момент вступить в войну с Советским Союзом”[32]. Зорге докладывал в Центр, что у Германии три цели:
(1) захватить зерновую область европейской территории Украины;
(2) взять в плен по меньшей мере миллион или два миллиона человек, чтобы восполнить нехватку рабочей силы в Германии и использовать их в сельском хозяйстве и промышленности;
(3) полностью устранить угрозу на восточной границе Германии. Гитлер считает, что второй шанс ему, вероятно, не представится, если он упустит этот[33].
С точки зрения Зорге, все очевидно свидетельствовало об одном: ведутся масштабные приготовления к нападению на Россию. Открытым оставался только один вопрос: точное время и место планируемого удара. Центр в лице начальника управления Голикова категорически отказывался верить не только Зорге, но и многочисленным донесениям агентов со всего мира, содержавшим настоятельные предупреждения о готовящемся нападении.
Голиков был героем Гражданской войны, отслужив в пехоте, он поступил в политическое управление РККА в 1937 году под руководством Льва Мехлиса, главного “творца” чисток в рядах армии. Голиков был одним из его самых свирепых помощников, проводивших жестокие допросы сотен офицеров и отправлявших их в НКВД на расстрел. Одним из подававших большие надежды молодых командиров, обвиненных Голиковым в “связях с бывшими врагами народа и грубости к политработникам”, был Георгий Жуков, избежавший “подвалов Берии” (Берия возглавлял НКВД с августа 1938 года) лишь благодаря поддержке своих товарищей и начальников в Белорусском военном округе. Голиков едва не убил самого талантливого генерала Советского Союза, и Жуков этого не забыл.
Когда Голикова в июле 1940 года назначили начальником 4-го управления, он прекрасно знал, что все пятеро его предшественников были расстреляны. Однако Голиков отлично владел искусством лицемерия и перекладывания ответственности на других, столь востребованным в годы после Большого террора. “Он никогда не давал прямых приказов и указаний, перекладывая это на своих подчиненных, – вспоминал один из его офицеров. – Если он был недоволен, он говорил: «Я никогда не давал вам такого приказа» или «Вы меня не поняли»”. У Голикова на лице “всегда блуждала непонятная улыбка, то ли он одобрял, то ли осуждал работу, сделанную его подчиненным”[34]. Из мрачной судьбы своих предшественников он вынес лишь один урок: лучший способ остаться в живых, находясь на посту руководителя советской военной разведки, – рассказывать Сталину ровно то, что он хочет услышать. Как следствие, Голиков постоянно искажал получаемую информацию о все более вероятном нападении Германии, не желая перечить отрицавшему эту угрозу Сталину. Так диктатор и руководитель разведки сами создавали роковой замкнутый круг заблуждений.
