Когда дождь прекращается, мы выходим на улицу и с радостью обнаруживаем, что собрали приличное количество воды. Корзины, которые я вчера сделала из листьев, развалились, но те, что я сделала сегодня, отлично держат воду. Я хочу немедленно выпить воды, но Тристан останавливает меня, настаивая, чтобы мы сначала вскипятили ее. Я утверждаю, что дождевая вода должна быть чистой, но он говорит, что есть большая вероятность, что на листьях, которые я использовала для изготовления корзин, были микроорганизмы. В конце концов я соглашаюсь, хотя у меня болит горло от жажды. Я также спрашиваю, почему мы не могли просто вскипятить мутную воду с подножия холма и выпить ее, но он говорит, что мутная вода может сделать нас больными, даже кипяченая.

Мы разводим костер из дров, которые мы укрыли под листьями, и кипятим воду, используя пустые банки из-под содовой в качестве контейнеров. Поскольку у нас всего четыре банки, требуется целая вечность, чтобы стерилизовать достаточное количество воды, чтобы утолить нашу жажду. Тристан также заявляет, что огромные грейпфруты, которые мы собрали, безопасны для употребления в пищу, поэтому мы пируем ими. После того, как мы заканчиваем, Тристан указывает, что нам нужно построить какое-то укрытие, где мы могли бы защитить дерево от дождя. Большие листья, которыми мы покрыли дерево, защитили его, но нам нужно что-то более существенное.

Мы находим поблизости что-то похожее на гигантские бамбуковые деревья и используем тонкие стволы в качестве столбов для укрытия, а затем покрываем их теми же толстыми листьями, которые я использовала для изготовления корзин. Когда мы заканчиваем, уже почти стемнело. В укрытии все должно оставаться сухим, но я подозреваю, что если разразится сильный шторм, он в мгновение ока разрушит его.

Мой желудок начинает урчать после того, как мы заканчиваем.

— Нам бы не помешало еще несколько таких фруктов, — говорю я, потирая живот.

— Я могу сходить за добавкой.

— Нет. Уже почти стемнело. Ты сказал, что лес более опасен, когда темно.

Тристан хмурится, глядя сквозь деревья, отчего волосы у меня на затылке встают дыбом. Не потому, что он колеблется или напуган. С другой стороны. Меня пугает то, что он не боится. Ни капельки. Люди без страха представляют опасность для самих себя. Мои родители ничего не боялись. Вот как они сами себя убили.

— Не иди туда, Тристан, — убеждаю я, охваченная паникой.

— Пожалуйста, не надо.

Его брови взлетают вверх. Очевидно, он озадачен моей реакцией. Осознав, что мои кулаки сжаты, я прячу руки за спину.

— Я не настолько голодна.

Громкое урчание в животе следует за моим заявлением.

— Я могу подождать до завтра.

— Хорошо, — говорит Тристан, внимательно изучая меня. Я вздыхаю с облегчением.

Над нами парит птица. Несмотря на то, что уже почти стемнело, я узнаю ее по ярко-желтому оперению на макушке.

— Смотри, это амазонский попугай с желтой короной. У меня есть друг, у которого он был много лет.

Птица спускается кругами, пока не приземляется на руку Тристана.

— Эй, кажется, ты ему нравишься. Я думала, дикие птицы избегают людей.

— Как и я. Ты можешь отвернуться?

— Что?

То, что происходит дальше, ошеломляет меня. Он открывает рот, без сомнения, чтобы объясниться, но в этот момент птица расправляет крылья, чтобы взлететь. Тристан поворачивается к птице, поднимая свободную руку. Я думаю, что он собирается приласкать птицу или остановить ее, чтобы она не улетела.

Вместо этого он сворачивает ей шею.

Я кричу, прикрывая рот обеими руками, наклоняясь вперед, и меня рвет. Тристан что-то говорит, но я просто сигнализирую ему, чтобы он не приближался ко мне. Я отступаю, сажусь на лестницу, отказываясь смотреть вверх.

— Прости. Я хотел предупредить тебя, — говорит Тристан.

— Просто…

— Это было жестоко, — плачу я.

— Нам нужно есть, — возражает Тристан.

— Просто дай мне пять минут.

Но мне требуется больше пяти минут, чтобы взять себя в руки. К тому времени, как я поднимаюсь с лестницы, теперь уже лишенная перьев птица жарится над огнем, проткнутая самодельным шампуром, который Тристан сделал из куска металла, взятого из разрушенного крыла. Это зрелище вызывает у меня отвращение.

— Мне жаль, — говорит Тристан, когда я подхожу к огню.

— Это… ты просто застал меня врасплох.

— Я не хотел. Мясо будет готово примерно через час.

— Теста на съедобность не будет? — спрашиваю я.

— В этом нет необходимости. Мы оба узнали птицу.

— Я все равно не смогу есть.

Я хожу кругами, пока Тристан не сообщает, что все готово. Голод берет надо мной верх, и я заставляю себя откусить несколько кусочков, хотя потом меня тошнит.

— Иди внутрь, — говорит Тристан.

— Я приберусь здесь.

— Спасибо.

Я смотрю на небо.

— Почему поисковые миссии интенсивно проводятся только в первые сорок восемь часов, Тристан?

— Через сорок восемь часов они не ожидают найти никого живым. Но это не значит, что они перестанут нас искать, Эйми, — говорит он.

— Завтра утром мы снова зажжем сигнальный огонь. С нами все будет в порядке. Они найдут нас.

Его тон кажется твердым и уверенным, но я улавливаю оттенок беспокойства под слоями его уверенности. Он не верит, что они найдут нас. Страх охватывает меня, но я заставляю себя оставаться спокойной, как Тристан. Его спокойствие и бесстрашие внушают мне благоговейный трепет. И я убеждена, что он не притворяется. Наблюдая за его хорошо сложенной фигурой и мускулистыми руками, двигающимися в тени, я могу отчасти понять, почему он не боится. Если бы я была такой сильной, я бы чувствовала себя более смелой… или нет. Кого я обманываю, я всегда был трусишкой. И все же, наблюдая за ним, я боюсь немного меньше.

Лежа на откинутом сиденье внутри, я обнимаю подушку под головой и пытаюсь решить, какую технику, вызывающую сон, использовать. Поскольку я сплю всего четыре или пять часов в сутки, я полагаюсь на эти методы, чтобы иметь возможность заснуть; в противном случае для этого может потребоваться до нескольких часов. Но сегодня вечером ни одна из техник не помогает. Я засыпаю долго после того, как Тристан заходит в кабину, и мне снится вертолет, спасающий нас утром.

Глава 6

Тристан

Спасательный вертолет не прилетает. Ни на следующее утро, ни в любое другое утро после этого. Я ожидаю, что Эйми сломается, но она этого не делает. Впрочем, это не должно меня удивлять. Я подозревал, что она сильная, с тех пор как впервые встретил ее.

Крис Мур нанял меня в качестве своего пилота два с половиной года назад, дав мне шанс начать все с чистого листа, в котором я так отчаянно нуждался. Я был ему благодарен, и он мне даже нравился. Несмотря на свое богатство и успех, он был приземленным и непритязательным. Когда я впервые встретил Эйми, я был приятно удивлен, узнав, что она была такой же скромной.

И многое другое.

Она изо всех сил старалась быть дружелюбной, что позволило мне легко приспособиться к моей подработке в качестве ее водителя, когда Крис не нуждался во мне как в пилоте. Полагаю, я казался ей холодным, потому что благодарил ее за ее усилия лишь коротким "спасибо". Но я не привык, чтобы кто-то был дружелюбен со мной. В последние годы люди либо жалели меня, либо боялись. Но не Эйми. Конечно, она ничего не знала о моем прошлом — Крис сдержал свое слово и никогда не рассказывал ей.

Когда я впервые отвез Эйми в особняк родителей Криса, я понял, что Эйми не оказывала мне никакого особого отношения. Она была искренне дружелюбна со всеми сотрудниками. Им всем нравилось быть рядом с ней.

Как и мне.

Мне это слишком сильно понравилось.

У нее была манера нравиться людям, даже не пытаясь. Она была теплой и стремилась по-настоящему узнать людей. Даже немного чересчур нетерпеливой… Секреты, которые я хранил, лучше было оставить похороненными. Так что я был доволен тем, что могу быть рядом с ней или наблюдал за ней на расстоянии.