— Разве мы не должны… покинуть самолет или что-то в этом роде? Пока они не спасут нас. Безопасно ли нам находиться внутри?

Тристан проводит рукой по своим коротким черным волосам.

— Поверь мне, это единственное безопасное место. Я проверил самолет на наличие утечек топлива, но у нас все в порядке.

— Ты выходил наружу? — шепчу я.

— Да.

— Я хочу… — говорю я, отстегивая ремень безопасности и пытаясь встать. Но головокружение заставляет меня вернуться в кресло.

— Нет, — говорит Тристан и плюхается на сиденье напротив меня по другую сторону узкого прохода.

— Послушай меня. Тебе нужно успокоиться.

— Как глубоко мы в лесу, Тристан?

Он откидывается назад, отвечая после долгой паузы.

— Достаточно глубоко.

— Как они нас найдут?

Я подтягиваю колени к груди под одеялом, головокружение нарастает. Интересно, когда Тристан накрыл меня одеялом?

— Они найдут, — говорит Тристан.

— Но ведь есть что-то, что мы можем сделать, чтобы облегчить им задачу?

— Прямо сейчас нет.

— Мы можем связаться с кем-нибудь? — слабо спрашиваю я.

— Нет. Некоторое время назад мы потеряли всякую связь.

Его плечи опускаются, и даже в лунном свете я замечаю, как напрягаются его черты. Его высокие скулы, которые обычно придают ему благородный вид, теперь делают его изможденным. Но вместо паники меня охватывает слабость. Мои конечности кажутся тяжелыми. Туман окутывает мой разум.

— Что случилось с двигателем? — шепчу я.

— Отказ двигателя.

— Ты можешь починить его?

— Нет.

— Неужели действительно нет способа отправить кому-нибудь сообщение?

— Нет.

Как будто во сне, я чувствую, как Тристан кладет подушку мне под голову и откидывает мое сиденье.

Я закрываю глаза, проваливаюсь в сон, снова думая о Крисе. О том, как он, должно быть, волнуется.

Глава 3

Эйми

Когда я открываю глаза, уже день; слабые солнечные лучи освещают самолет. Я спала в неудобном положении и из-за этого у меня затекла шея. Я несколько минут массирую шею, оглядываясь в поисках Тристана, но его нигде не видно. Я пытаюсь вдохнуть, но воздух густой и тяжелый, и в конце концов я начинаю задыхаться. Отчаянно нуждаясь в свежем воздухе, я поднимаю глаза и обнаруживаю, что дверь в передней части самолета открыта. Значит, Тристан должен быть снаружи. Я медленно встаю, боясь, что головокружение с прошлой ночи может вернуться. Но нет. Я стараюсь не смотреть в иллюминаторы, когда иду по проходу между двумя рядами сидений, проводя рукой по подлокотникам трех сидений с каждой стороны. Если мне предстоит пережить самое сильное потрясение в своей жизни, я предпочитаю столкнуться со всем этим сразу, через дверь, а не фрагмент за фрагментом через иллюминаторы.

Я останавливаюсь перед дверью, все еще не отрывая глаз от пола. Металлическое свечение лестницы — трапа, встроенного в дверь самолета, — на секунду сбивает меня с толку. Я стискиваю зубы, набираюсь храбрости и делаю шаг вперед в дверной проем, глядя вверх.

А потом я вздрагиваю.

Вид за дверью не разочаровывает. Он так же страшен, как и прекрасен. Доминирует зеленый цвет. Яркий, блестящий цвет, который, кажется, течет вместе с жизнью. Он всех форм и размеров, от пышных темных листьев размером с теннисную ракетку до мха, покрывающего деревья. В листьях деревьев нет никакой системы. Некоторые из них имеют форму сердца, некоторые круглые. Некоторые колючие, а некоторые не похожи ни на что, что я видела раньше.

Лучи солнечного света робко пробиваются сквозь густой полог над нами. Деревья загораживают большую часть света. Много деревьев. Высокие деревья. Они возвышаются над нами, и мне приходится полностью откинуть голову назад, чтобы как следует рассмотреть кроны. Я хмурюсь.

Как Тристану удалось посадить этот самолет здесь невредимым? Один взгляд справа от меня говорит мне, что он этого не делал. Я задыхаюсь, моя хватка на краях дверного проема становится крепче. Правое крыло самолета полностью разрушено. Я предполагаю, что другое крыло выглядит ненамного лучше. Два гигантских дерева опрокинулись с правой стороны самолета в сторону задней части — с такой силой, что они оставили очень глубокую вмятину в самолете. Оглядываясь внутрь самолета, я вижу, что они упали прямо на единственную ванную комнату. Я с ужасом осознаю, что ванная, вероятно, непригодна для использования.

Содрогнувшись, я решаю выйти из самолета. Когда я спускаюсь с лестницы, у меня промокают ноги. Должно быть, в последнее время шел сильный дождь, потому что земля превратилась в жидкую грязь, которая пропитывает мои ноги вплоть до шнурков кроссовок. Каждый шаг хлюпает, разбрызгивая грязную воду во все стороны, пока я иду. Я глубоко вдыхаю. Или, по крайней мере, пытаюсь. Воздух густой от удушающей влаги, но не слишком теплый. В Лос-Анджелесе, где я прожила всю свою жизнь, было теплее. Но никогда не было так влажно. Моя рубашка и джинсы уже начали прилипать к моей влажной коже.

— Ты встала, — говорит Тристан, появляясь в передней части самолета. Его руки грязные от пыли, и он вытирает их тряпкой. Его белая рубашка расстегнута у шеи и промокла, облегая его мускулистое тело. Воздух, кажется, становится гуще с каждой минутой, и я бы разорвала свою рубашку — или кожу — если бы это помогло мне дышать лучше.

— Двигатель все в том же состоянии? — спрашиваю я.

— Все еще мертв, только что проверил. Нет никакого риска, что что-нибудь взорвется, не волнуйся.

— А система связи?

— Тоже мертва. Вся электрическая система не работает.

— Я знаю, что вряд ли они здесь работают, но как насчет того, чтобы проверить наши телефоны?

— Я проверил свой прошлой ночью после аварии. И твой тоже; надеюсь, ты не возражаешь. Я нашел твою сумочку. И твой планшет тоже. Очевидно, приема нет.

Я киваю, но вид поврежденного крыла нервирует меня, поэтому я поворачиваюсь и смотрю на джунгли. Дикая местность нервирует меня еще больше.

— Красиво, не правда ли? — спрашивает он.

— Я бы предпочла смотреть на это по телевизору. У меня такое чувство, будто я попала в документальный фильм.

Тристан встает передо мной, разглядывая мою щеку.

— У тебя здесь царапина. Я не заметил ее прошлой ночью. Но повреждение поверхностно. Не о чем беспокоиться.

— О, ну что ж…

Я подношу руку к щеке, и мой голос замирает, когда я смотрю на обручальное кольцо с бриллиантом на моей левой руке. Крис. Свадьба. Моя прекрасная, идеальная свадьба, которая должна состояться меньше чем через неделю. Я качаю головой. Она состоится. Они спасут нас в мгновение ока.

— Я хочу пить, — говорю я, отворачиваясь от него, чтобы он не увидел слез, угрожающих наполнить мои глаза.

— В самолете есть кое-какие припасы. Впрочем, их не так уж много. Четыре банки содовой, что ничего не значит, учитывая скорость, с которой мы будем обезвоживаться в этом климате.

Я поднимаю бровь.

— Мы почти по щиколотку в воде. Наверняка мы можем найти какой-нибудь умный способ получить чистую воду.

— У меня нет ничего, чтобы сделать достаточно хороший фильтр, чтобы сделать это, — он указывает на землю, — пригодным для питья. Наш лучший выбор — дождь.

— Как насчет бака для воды в ванной? — без энтузиазма спрашиваю я, думая о деревьях, которые упали прямо на ванную.

— Резервуар для воды лопнул — я подозреваю, в тот момент, когда упали деревья, — и вся вода вытекла.

— Можно ли вообще пользоваться ванной комнатой? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит Тристан, подтверждая мои опасения.

— Все разрушено. Я заполз внутрь, и это единственные полезные вещи, которые я смог извлечь.

Он указывает на одно из деревьев, упавших на самолет. Сначала я не понимаю, о чем он, но когда приглядываюсь повнимательнее, то замечаю, что прямо перед деревом лежит куча чего-то похожего на осколки разбитого зеркала.

— Осколки зеркала?

— Они нам пригодятся, среди прочего, для того, чтобы посылать сигналы о нашем местонахождении.