Он притягивает меня к себе. Я бы хотела, чтобы он этого не делал, потому что по моей щеке скатилась слеза, и я хочу ее скрыть. Тристан ловит ее большим пальцем, пораженно глядя на нее.

— Эйми, — шепчет он, и в этот момент все, о чем я могу думать, это о том, какая это привилегия слышать, как он произносит мое имя, и как очень редко мне предоставилась возможность наслаждаться роскошью слышать, как он произносит это. Я ненавижу это. Больше всего я ненавижу, что свадьбы никогда не будет. Я никогда не буду стоять рядом с ним в белом, обмениваясь клятвами. Страстное желание сделать это охватывает меня быстро и так сильно, что выбивает воздух из моих легких. Если бы я могла исполнить одно последнее желание, то сделала бы это. Я не понимаю, почему это вдруг стало так важно, но это дало бы мне покой, который я потеряла, когда поняла, что не выберусь отсюда. Когда Тристан смотрит на меня, он читает мои мысли. Я вижу, что он хочет заверить меня, что это неправда, что у меня будет много времени — месяцы, годы — слышать, как он произносит мое имя. Но теперь я та, кто не позволяет ему ничего говорить. Чтобы заставить его замолчать, я прижимаюсь губами к его рту, позволяя его губам окутать меня той чудесной силой, которой они обладают, чтобы стереть все мысли. Я рада, что у нас состоялся этот разговор. Я знаю, как это было важно для него. Когда ты здоров, ты думаешь, что у тебя есть целая вечность, чтобы сказать то, что имеет значение. Когда ты болен, ты учишься проживать каждое мгновение и делать каждое мгновение значимым. Как печально, что мы узнаем об этом, когда у нас вот-вот закончится время. Я бы никогда не сказала ему этого, если бы была здорова. Смущение и стеснение всегда мешали мне выражать свои самые сокровенные желания, надежды и мысли. Наверное, в каком-то смысле я не могу считать свою болезнь полным проклятием.

Мы отрываемся друг от друга, хватая ртом воздух, а затем он заключает меня в крепкие объятия, целуя в лоб.

— Ну, если ты хочешь, чтобы нас окружало множество экзотических цветов, нам лучше взять с собой пригоршню, когда мы покинем это место, — шутливо говорит он. Затем он вскакивает на ноги. Я выпрямляюсь, мое сердце колотится со скоростью миллион миль в час, когда я оглядываюсь вокруг, пытаясь найти то, что его насторожило. Я не вижу ничего, что могло бы представлять угрозу.

— Мы могли бы сделать это здесь, — говорит он.

— Что сделать? — тупо спрашиваю я.

— Сыграть свадьбу.

Он обхватывает мое лицо руками.

— Здесь более чем достаточно цветов, и у тебя есть белое платье. То, которое ты не хотела надевать, потому что он было слишком длинным. Довольно трудно достать кольца, но пока мы могли бы обойтись без них. У нас есть несколько таких шипов с красящим соком, — говорит он, указывая на стопку шипов, которые он сорвал с птицы.

— Мы можем использовать их для татуировок. Что ты на это скажешь?

Я вожусь с пуговицами его рубашки, борясь со слезами. Он не может понять, как много это значит для меня.

— Струсила уже так скоро после того, как сказала "да"? Что ты на это скажешь, Эйми? — манит он меня ответить.

— Я бы с удовольствием, — шепчу я.

Он прижимается губами к моему лбу.

— Я сбегаю, чтобы принести цветы…

— Ни за что. В любом случае, я запомнила все цветы на внутренней стороне забора. Я просто представлю, что они у нас здесь.

— Я помогу тебе переодеться в твое белое платье после того, как переоденусь. Или ты хочешь, чтобы я помог сначала тебе?

— Нет, нет… Я переоденусь сама.

— Но ты не можешь…

— Пожалуйста, Тристан. Я бы хотела сделать это сама.

— Хорошо.

Он заходит в кабину пилота, и у меня в животе что-то трепещет. Поскольку я едва могу двигаться, я ползу к своему чемодану, стиснув зубы, когда боль пронзает мою ногу даже при самом легком движении. Я отказываюсь смотреть на свою ногу и надеваю белое платье с темно-синими кружевами, благодарная за его длину. Я должна буду убедиться, что оно не соскользнет вбок, обнажив мою ногу. Это определенно испортило бы настроение. Я расчесываю волосы, позволяя им упасть мне на спину. Это странно после тех месяцев, что я носила их в пучке. Я нахожу косметичку, которую засунула на дно чемодана, когда мы впервые провели инвентаризацию того, что у нас было. Я забыла, что он у меня есть. Я открываю ее, и в маленьком зеркале на внутренней стороне крышки я вижу свое отражение и ахаю. Я выгляжу ужасно, как будто кто-то высосал из меня всю жизнь. Моя кожа болезненно бледного цвета. Должно быть, я похудела гораздо больше, чем думала, потому что у меня очень выступающие скулы. Они делают глубокие темные круги под моими глазами еще более заметными. Я вздыхаю, прикусывая губу. Я бы хотела, чтобы Тристан помнил меня красивой. Это глупое желание прямо сейчас, но мне все равно. У него достаточно неприятных воспоминаний.

Я смотрю на косметичку. Может быть, я смогу это исправить, хотя я сомневаюсь, что любое количество макияжа может заставить меня выглядеть красиво сейчас. Мое настроение немного улучшается, когда я начинаю наносить макияж. Чувство трепета становится все более интенсивным, наполняя меня все больше и больше, когда я наношу консилер под глаза и наношу легкий румянец на щеки. К тому времени, как я наношу помаду на свои безжизненные губы, я уверена, что лопну от волнения. Отражение в зеркале постепенно оживает. К тому времени, как я закончиваю, я далеко не красавица, но я больше не похожа на труп. Мне требуется целая вечность, чтобы доползти обратно до своего места. Поразмыслив несколько секунд, лучшее ли это место для сидения, я ползу к месту перед дверью. У нас здесь будет больше места. Я пытаюсь очистить место, отодвигая остатки проволоки, которую Тристан использует, чтобы связать концы стрел, когда меня осеняет идея. Я пропускаю часть проволоки между пальцами и вплетаю ее в сюрприз для Тристана. Когда он выходит из кабины, я прячу свой секрет за спиной. У меня перехватывает дыхание. Он одет в свою униформу со свежевыстиранной белой рубашкой под ней.

— Ух ты. Ты прекрасно выглядишь, Эйми.

Мое лицо теплеет, когда его пристальный взгляд скользит по мне, впитывая меня.

— Спасибо.

Я проверяю, прикрывает ли платье мою больную ногу.

— Как и ты.

— У меня где-то был галстук, но я не могу его найти. Почему ты держишь руки за спиной?

— Не твое дело, — дерзко говорю я.

— Что ты скрываешь?

Он ухмыляется и делает шаг ко мне, пытаясь заглянуть мне за спину. Я дергаюсь, прижимая локоть к больной ноге. Я морщусь от боли, и ухмылка Тристана исчезает. Я заставляю себя улыбнуться, хотя боль такая острая, что у меня начинают слезиться глаза.

— Шшш, не смотри. Это сюрприз. Иди найди свой галстук.

Он смотрит на мою прикрытую ногу, но я качаю головой, улыбаясь.

— Иди и найди его, пока я не передумала выходить за тебя замуж.

Как только он исчезает из виду, я выпускаю свою боль сквозь стиснутые зубы. На моем платье пятно крови от того места, где я надавила на ногу. Я не осмеливаюсь заглянуть под платье. Я поправляю платье так, чтобы пятна не было видно.

Тристан уходит на целую вечность, и я начинаю задаваться вопросом, не случилось ли с ним чего-нибудь, или не передумал ли он, когда он выходит. Его галстук на месте, я не думаю, что когда-либо любила его больше, чем когда он садится передо мной и говорит:

— Готова стать моей навсегда?

Я улыбаюсь.

— Готова.

Он берет меня за руки.

— Я не приготовил никаких длинных клятв, но я… Я бы хотела, чтобы ты стала моей женой. Для меня будет честью любить тебя с каждым днем все больше. Я не буду принимать твою любовь как должное, но каждый день буду давать тебе новые причины влюбляться в меня. Я научусь всем способам заставлять тебя улыбнуться и позабочусь о том, чтобы ты проливала только слезы счастья.

В моем горле образуется комок, и когда Тристан указывает, что теперь моя очередь говорить, я хихикаю.

— Ты не подготовил никакх клятв? — шепчу я, подыскивая слова, но нахожу только слезы. Он так прекрасно говорил о будущем, которого у нас не будет.