— Оу…

— Ага. Нет, но это ведь хорошо, да? Ну, что он так хочет общаться с сыном? Это же нормально?

— Конечно, хорошо. Когда у вас будет свой ребёнок, ты можешь быть спокойна, что у малыша будет нормальный полноценный папа, а не номинальный.

— Я тоже так думаю. Просто у меня есть мысль, мне кажется, я знаю, как вытребовать Марка сюда на новогодние праздники.

— Серьёзно? Та-а-ак.

— Я хочу поговорить с его бабушкой. Матерью Риты. Думаю, действовать через неё. Но это пока только план.

— Удачи. Ты справишься. Ты же у нас главный стратег.

— Я стратег, Светка наступательные войска, а ты?

— А я, как всегда, в арьергарде, прикрываю ваши тылы и оказываю психолого-медицинскую поддержку.

Мы снова прыскаем от смеха. Вот как бывает, что девушка, случайно спасшая твою собаку, становится тебе ближе родной сестры.

— Чего смеётесь? — Егор возвращается в кухню и подъедает виноград из вазы с фруктами.

— Так, о своём о девичьем, шутит, — парирует на вопрос Юлька. — А вы? Что это так быстро все сплетни обсудили?

— На улице прохладно. Решили выгнать вас в круглосуточный магаз за пивом, а самим передислоцироваться на тёплую кухню, — отшучивается Максим.

— Каким пивом? — встаёт в позу Юля. — Миронов ты забыл, что завтра встреча с юристом? И вы оба забыли, что завтра проводите собеседование? За пивом они собрались нас послать. Чай допиваете и баиньки.

— Ну всё, завелась. Без году неделя жена, а пилит, как опытная, — смеётся Максим.

— Юльк, ты чего? Мы же шутим, — улыбается Егор. — Помним мы про всё. Сейчас Макс Настю домой отвезёт и всё отправимся по своим кроваткам.

Юля сверлит мужа недовольным взглядом и слегка поджимает губы. Про кроватки она сто процентов другое подумала.

Снежинки медленно падают на землю. Выходим из подъезда, я вдыхаю морозный зимний воздух и накидываю капюшон пуховика. Однажды накоплю и куплю себе шубу, как у Юли. Красивую, пушистую и тёплую.

— Чего застыла, забыла, где машину оставили, — усмехается Макс.

— Нет, просто любуюсь моментом. Я могу на такси доехать. Ты же устал за день. Зачем тебе крутиться.

— Да мне несложно, — он замирает в шаге от меня. Хочет положить руку на талию и как раньше провести к машине. Но быстро одёргивает себя, пряча руки в карманы куртки.

Идём к машине молча. Он отрывает передо мной дверь, помогая сесть на переднее сидение. Как-то теперь неловко. Когда ехали к Мироновым, так легко общались. Как будто и не было ничего. А теперь… Теперь между нами висит напряжение. Максим, нервничает. Это заметно. Он стучит пальцами по рулю, постоянно порывается закурить, но потом бросает взгляд на меня и откладывает пачку.

— Да покури уже, — не выдерживаю я, когда он в пятидесятый раз достаёт из кармана несчастную упаковку сигарет.

— Ты не любишь, когда куревом пахнет в машине, — вот это новость. Я только раз обмолвилась об этом, а он запомнил.

— Я перетерплю. Или открой окно, если уж тебя так совесть мучит, — пожимаю я плечами.

— А многое ты со мной терпела? — нервно бросает он, но быстро исправляется. — Прости. Ляпнул… Извини. Выйду, покурю.

Макс останавливает машину, когда до моего дома остаётся буквально минуты три пути. В ярком свете фар вижу лишь его силуэт. Он ходит из стороны в сторону. Как будто борется сам с собой. Выкуривает одну сигарету. Потом вторую. Надо бы ему лекцию о вреде курения прочитать… Да, что, чёрт возьми, происходит? Он, как с балкона вернулся, так сам не свой. О чём они там с Егором говорили?

Максим возвращается в машину, пуская следом за собой поток морозного ночного воздуха.

— Всё, готов продолжать маршрут, — с наигранной улыбкой произносит он. Я лишь киваю в ответ, и мы снова молча едем до дома.

Едем до моего дома дворами, хотя, если выезжать со стороны сквера быстрее получится. Мне кажется, он сейчас остановится и в каких-то гаражах меня прибьёт. Уж слишком он нервный. Отстёгиваю ремень безопасности и краем глаза смотрю, защёлкнут ли замок на двери.

— Ну спасибо, что довёз. Если будет грустно или понадобиться помощь — звони. Я помогу, — берусь за дверную ручку, но не слышу знакомого щелчка разблокировки пассажирских дверей. Точно прибьёт. Вот так на нервной почве маньяками и становятся. — Максим, открой пожалуйста дверь.

— Насть. Прости меня, пожалуйста.

— За что?

— За то, что наговорил тогда. За своё поведение. Я… Разозлился, что ты с этим пацаном встречаться начала и… Приревновал, короче, хотя права такого не имел.

Ни фига себе. Вот оно что. Приревновал. Меня к Антону. Раздаётся щелчок замков, но я так и сижу с приоткрытым ртом и тупо пялюсь на Максима. Надо, что-то сказать.

— Принято. Знаешь, я заслужила некоторые из тех слов. Так что частично сама виновата. Но спасибо, что извинился, — несколько мгновений молчим. Я всё так же ошалело пялюсь на него, а он на ночной двор. — Спокойной ночи, Максим.

Выхожу из авто и быстро иду к подъезду. Хочется обернуться, посмотреть смотрит ли он, не уехал ли уже. Но я и без того знаю, что не уехал, т. к. слышу шум двигателя. И знаю, что даже обернувшись, не узнаю смотрит ли он из-за того, как припаркована машина.

С неба начинают падать пушистые хлопья. Они, не спеша, опускаются на землю, удивительно гармонично смотрясь в тишине кладбища, нарушаемой редким карканьем ворон. Люди постепенно начинают возвращаться в автобусы. На похоронах Елены Юрьевны немного народу. Юля с Егором, школьный друг Макса со своею мамой, несколько бывших коллег и соседок Елены.

Егор хлопает Макса по плечу, и они с Юлей тоже отправляются по узкой, протоптанной сотрудниками кладбища дорожке.

— Максим, — осторожно беру мужчину за руку. — Нам пора. В кафе уже ждут.

Он кивает, но с места не сдвигается. Мнусь, не решаясь позвать его снова. Понимаю, ему тяжело, но все уже скрылись за поворотом. Да и ресторан забронирован.

— Мы завтра придём, — он поворачивает на меня голову и смотрит с неким удивлением. — А потом на девять дней и на сорок. Но сейчас нужно идти. Нас ждут.

— Придём?

— Конечно. Так положено же, — киваю и протягиваю ему руку.

Он неумело крестится и, смутившись, добавляет:

— Она так всегда делала, когда мы к отцу ходили.

— Всё правильно, — и мы уходим.

Автобус уже уехал, как и не видно машины Мироновых. К моему удивлению в кафе мы приезжаем ненамного позже остальных. Всё проходит обычно. Как на всех подобных мероприятиях. Когда уже все расходятся, мама школьного друга Максима подходит к нам.

— Держись, дорогой. Если, что-то нужно, ты нам с Костиком звони или даже просто так заходи.

— Хорошо, тёть Надь. Спасибо, что пришли.

Женщина тепло улыбается сначала ему, а потом и мне. У неё милое старческое лицо и такие добрые глаза, что мне тоже хочется её обнять.

— Красивая у тебя невеста, — улыбаясь, она шепчет Максу. Я тоже слышу её слова, отчего сразу краснею. Но ещё больше меня смущает реакция Максима. Он улыбается, кивает и шёпотом добавляет: «Я знаю».

— Прогуляемся? — Я удивлённо смотрю на Максима. Он останавливает внедорожник у моего подъезда и смотрит на меня в ожидание ответа. — Погода замечательная. Возьмёшь собаку. В сквер сходим. Или, если хочешь, на каток можем съездить.

— Я… Мне завтра на работу. Нужно вещи подготовить, поесть сварить на неделю.

— Понял, принял, — Макс качает головой с наигранным энтузиазмом.

— Если не долго только. В сквер. И если ты со мной зайдешь в продуктовый.

Ему не хочется оставаться одному. Я его понимаю, поэтому переступаю через своё обещание держать с ним дистанцию. Тем более мы просто пройдёмся. Чем это отличается от того, как мы шли по кладбищу, или от того, как ездили к Мироновым в гости? Правильно ничем.

— Подожду у подъезда, пока ты за Бантиком ходишь.

— Не стоит. Я не пойду за ним. Долго одевать, да и он мороз не любит.

Мы выходим из машины и неспешно идём в сторону ТЦ. Разговор как-то не клеится. В голове постоянно верчу, чтобы такое сказать, чтобы поддержать беседу, но всё впустую. Сейчас особенно чувствуется напряжение между нами. Куда делась та лёгкость в общении, которая была раньше? Куда? Так мы, же сами её растоптали своими словами и поступками. А теперь вот идём, как пингвины, осторожно ступая по подмороженной брусчатке.