— Поговори со мной, пожалуйста, — просит он, когда машина выруливает на трассу. А я не знаю, что сказать. «Всё будет хорошо» явно не к месту.
— Я не знаю, что сказать, чтобы тебе было сейчас легче. Правда…
— У меня больше никого не осталось. Совсем.
— Мне жаль. Но однажды бы это всё равно случилось. Люди смертны. Когда умерла моя бабушка, я была очень напугана. Она была моим самым близким человеком. И я не представляла, как буду жить дальше, ведь я больше никому не была нужна кроме неё и потом мне нужно было ехать к маме, а я её видела два раза в год, а отчима вообще боялась и… Короче, жизнь не остановилась, но я поняла, что могу рассчитывать только на себя. И сейчас тебе кажется это ужасным быть одному. Но ты привыкнешь. Научишься быть см по себе. Твои друзья станут тебе семьёй. Юля и Егор, думаю, тебя поддержат. Потом ты женишься и у тебя будут свои дети, и ты не будешь один.
— Когда, умер отец я видел, как переживала мама. Она сдала тогда сильно. Постарела мгновенно. Но потом, до болезни, она научилась жить одна. А я всё думал, как так? Они же были вместе всю свою жизнь. Любили друг друга безумно. Они даже по-настоящему не ссорились никогда. Нет, головой я понимал, что она не может лечь в могилу следом. Жизнь продолжается. Но понять не мог, каково ей теперь жить без него. Как-то неправильно, странно, противоестественно это всё было для меня. А теперь… Я думаю, что ей было пиздец, как страшно. Но она не осталась совсем одна, у неё был я…
— А у тебя есть друзья и люди, которые поддержат. Ты тоже не один, — он усмехается и качает головой.
— Я так проебался… — он не успевает договорить, звонит смартфон.
Они с Егором решают какой-то рабочий вопрос. Не вслушиваюсь в их разговор. Думаю, что, может быть, Эмма Робертовна была права. Может быть, я действительно неправильно распределила карты валета и короля между двумя мужчинами, нагрянувшими в мою жизнь практически одновременно.
— Нет, я Настю везу домой, — звук моего имени вырывает меня из размышлений. — Не стоит, я в порядке. Скажи Юле, чтобы не переживала. Чего она там возмущается?
Слышу Юлькин голос на заднем плане. Вижу улыбку Максима. Он терпеливо слушает щебет моей подруги. Соглашается. Вешает трубку.
— Чего Юля удумала?
— Настаивает, чтобы я ночевал у них.
— Ну вот. Я же говорила, что ты не один, — пожимаю я плечами.
— Поедешь со мной к ним? За Бантиком заедем, — почему-то меня удивляет его вопрос. Не ожидала такого.
— Я не думаю, что это уместно. Зовут тебя, а припрусь я и ещё с собакой, — пытаюсь придумать поводы для отказа.
— Насть я с тобой хочу побыть. Это глупо, но рядом с тобой мне спокойнее.
Ох, вот оно как. Спокойно ему. Оказывается, я могу выполнять не только развлекательные функции, но и успокаивающие. Ясно. Что ясно, не знаю, но что-то мне ясно.
— Извини, если ляпнул не то.
— Всё в порядке. Нужно только Бантика выгулять и покормить.
— Можем взять его с собой. Я соскучился по малявке.
— Соскучился?
— Да. Юлька его привозила на работу, пока ты на учёбе была. Я как-то привык, что он где-то рядом мельтешит.
— Что же. Сейчас увидитесь.
И действительно, когда Макс поднялся со мной в квартиру, радости Бантика не было предела. Пёс даже сначала проигнорировал меня и приглашение на прогулку. Потом, конечно, опомнился, но всё равно крутился рядом с Оболенцевым. Предатель.
К разочарованию четвероного друга прогулка оказалась быстрой. Несмотря на жалобные глаза бусинки, я приняла строгое решение оставить пса дома. Ну нужен же мне повод слинять из гостей, если что-то пойдёт не так.
Глава 21
Дома у Мироновых всё дышит семейным теплом и уютом. Юля в роли жены и хозяйки смотрится непередаваемо гармонично. К нашему приезду накрыт небольшой стол, пахнет корицей, а с порога Юля заключает Максима в тёплые объятия. Юля настоящий эмпат. Она прекрасно считывает эмоции близких, разделяет их и дарит душевное спокойствие.
Однако её взгляд бегает между мной и мужчиной. Видно, что ей хочется задать мне вопрос или сказать что-то. Но воспитание не позволяет. И я этому очень рада. Не хочу ничего обсуждать, так как обсуждать то и нечего. Я просто поддерживаю его в трудную минуту и всё.
— Чем мы можем помочь? Ты не стесняйся, говори. Можем съездить куда надо или договориться с кем. — Юля аккуратно подливает чай по маленьким чайным чашечкам. Накормленные до отвала, мы с небольшим страхом смотрим на шарлотку.
— Юль, всё в порядке. Я сегодня всё заказал у ритуальщиков. Всё будет сделано. От меня нужно только на похороны прийти. И маминым друзьям позвонить, на поминки и погребение пригласить.
— Хорошо, но ты, если, что говори, мы…
— Да понял я, что вы поможете. Юль. Всё норм. Я не ребёнок.
— Я знаю, что ты большой и серьёзный дядька. Но даже таким глыбам, как ты иногда нужна любовь и поддержка, — она с нежностью смотрит на мужа, а затем целует его в щёку. Да. Для Егора Юля самая главная поддержка в нелёгкой борьбе за сына.
За разговорами вечер плавно перетекает в ночь. Мужчины ушли курить на лоджию, а мы постепенно убираем со стола. Юля периодически поглядывает на меня с плохо скрываемым любопытством. В конце концов, она не выдерживает.
— Вы опять вместе? — резко шепчет она. Любопытство в ней побеждает такт. — Только не говори, что вы опять… Того самого.
— Нет. Мы не того и не этого. Просто я была на работе, когда это всё произошло. Ну и он попросил побыть с ним. Всё-таки мы не совсем чужие люди. Я представляю каково ему сейчас. Поэтому не отказала.
— Хорошо. Правильно. Поддержи его. Максим гораздо мягче сем он кажется или хочет казаться. Если ему плохо, то он сам в жизнь об этом не скажет, — она качает головой и убирает выбившуюся прядь за ухо. — Но смотри, границы поддержки видь.
— Юляяя, — тихо возмущаюсь я.
— Что Юля? Я не Света и все вот эти связи «просто так» не одобряю.
— Кто бы говорил? У тебя что ранний склероз? Напомнить, как ты с мужем своим познакомилась?
Еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Юлька мгновенно краснеет, закусывает губу, а потом мы вместе начинаем хихикать.
— Дура, — толкает меня в плечо Юля.
— Сама такая.
— Я серьёзно ведь. Тебе так плохо было. Из-за него. Не хочу, чтобы ты сейчас его до кровати доутешалась, — она возвращается к мытью тарелок и уже более серьёзным тоном продолжает. — Если честно, мне кажется, что Макса задело, что ты с Антоном начала встречаться. Типа, что не его выбрала.
— А чего выбирать-то? Он мне ничего не предлагал, чтобы было из чего выбирать. И плохо мне было не только из-за него. Плохо было от всей ситуации в целом. Когда в Москве была, много думала о себе, о своей жизни. О том, что я виновата во всём, что со мною происходит. Что недоучилась, что личная жизнь не клеится, что жизнь и не так моя плоха, как я загналась. Просто…
— Тебе было одиноко, да?
— Да. Я всегда ждала любви и принятия, но никогда не принимала себя сама. И сейчас не принимаю, но я учусь себя любить. Выбирать себя. Не делать того, что не хочу.
— Ты никогда не говорила, что с родителями у тебя настолько плохие отношения. Я думала, что мама просто сравнивает тебя с младшей дочкой, но не думала, что…
— Я там не нужна? Да, так оно и есть. Мне часто говорили и говорят иногда, что я там не к месту. И по-хорошему, наверное, надо бы всё это отпустить, забыть, прекратить искать маминой любви и одобрения. Но я не могу.
— Может тебе к психологу пойти? Я знаю одного неплохого. Могу дать контакты.
— Спасибо. Я подумаю. А как у вас дела с Марком? Ты говорила, что он по видео связи звонит.
— Да. Звонит. Периодически. Егор звонил пару раз сам, когда у них вечер должен быть, но трубку берёт няня. То Марк на плавание, то на английском, то у друзей, то ещё где-то. Поэтому у них уговор. Марк звонит сам, когда хочет. А Егор несётся к телефону сломя голову. Даже был раз, когда из постели срывался, чтобы ему ответить.