Да, держу пари, он так и сделал.

— Лидия… — прорычал мужчина позади меня. Он терял терпение. Мне нравилось, когда они становились нетерпеливыми. Это делало людей глупыми. Опрометчивыми. Я улыбнулась ей со своего места на полу. Я была в меньшинстве и без оружия. Мои колени болели, а руки все еще дрожали, но я не боялась.

— Ты когда-нибудь задумывалась, почему он послал вас, а не пришел сам? — Я спросила ее. Только в этот момент шестеренки, казалось, заработали.

Она прищурилась и сделала шаг вперед. В этот момент из глубины зала послышалось рычание.

О нет. Пожалуйста, пусть это будет не то, что я думаю.

Она подняла нож, защищаясь, когда Бандит выбежал из коридора.

— НЕТ! — Я закричала.

Время замедлилось. Я не могла сосредоточиться. Я не могла думать. И все же я видела все, что происходило. Это была сенсорная перегрузка.

В воздухе прогремел пистолетный выстрел, и мое только что починенное окно разлетелось на миллион осколков. Мое отражение смотрело на меня фрагментами моего лица.

Только что мои глаза были голубыми. В следующее мгновение они стали черными.

Я даже не заметила перемены, когда зверь рванулась вперед. Только желание спасти Бандита подпитывало меня, когда он бесстрашно бросился на эту суку, чтобы спасти мою жизнь.

— Тебе следовало послушать своего партнера, — прорычало мое существо.

Темно-синее и синее пламя ожило у ее ног, сворачиваясь внутрь, облизывая ее плоть. Внутри я вздрогнула от ужасного зрелища, когда огонь разгорелся ярче, а ее кожа превращалась в перел, но зверь смотрела на это, не заботясь ни о чем на свете. Появились черные неровные трещины, распространившиеся по ее ногам к туловищу, затем к руке, держащей нож, и дальше. Эти ужасные трещины раскалывались и расширялись, когда внутри них засветился жидкий сапфир. Ее клинок выпал из мертвых пальцев и со звоном ударился о землю, когда ее тело взорвалось клубами кристаллического пепла.

Бандит бросился на пепельную статую в тот момент, когда она взорвалась. Он приземлился на полпути через комнату, рубя как маньяк, в то время как я развернулась к мужчине позади меня.

За исключением того, что… он был уже мертв.

Пулевое ранение прямо между глаз. Как оно там оказалось, я понятия не имела. Только то, что, вероятно, это как-то связано с разбитым окном. Кто-то застрелил его, но они не дождались финала.

Моя звериная сущность восприняла это в считанные секунды. Прислушиваясь к любому намеку на биение сердца в его груди, хотя половина его мозгов и крови были разбрызганы по стене моей гостиной. Когда не раздалось ни звука, кроме нашего собственного биения сердца и кашля Бандита, она повернулась к окну в поисках того, кто стрелял из пистолета.

Кем бы они ни были, они давно ушли.

Единственным намеком на ответ был блеск серебра на слишком далеком расстоянии.

Глава 12

Дверь в мою гостиную распахнулась, и зверь обернулась, подняв руку, чтобы убить.

— Руби, — Ларан вздохнул с облегчением, когда увидел меня, стоящую среди останков. Это была не его Руби, которая смотрела на него в ответ, и после обещания Джулиана обеспечить мою безопасность, она не была довольна ни одним из них.

Ларан прошел шесть с половиной футов, прежде чем его шаги стихли. Бандит подошел к нему и начал тянуть за джинсы. Он делал это, когда хотел, чтобы его подобрали. Это потому, что он ему нравился? Или потому, что он видел то, чего не заметил Ларан? Он не обратил никакого внимания на моего енота, когда его взгляд упал на меня, вернее, на моего зверя. Ее напряженный взгляд впился в него, как кошка в мышь.

— Так скажи мне, Война. Сколько Всадников нужно, чтобы защитить одну девушку?

Не нужно было гадать. Она была зла.

Единственное, что его спасало, это то, что она считала его своим. Как и все мы в той или иной форме. Что касается Мойры и Бандита, то именно моя любовь к ним подпитывала ее чувством долга. Она защищала их ради меня.

С Лараном и Всадниками это было что-то более похожее на желание и обладание. Она владела ими, потому что они принадлежали ей. Всегда принадлежали. Всегда будут принадлежать. Они были созданы для нас. Единственные мужчины, которые могли выстоять, и самое близкое подобие пары, что мы когда-либо могли найти. Вот только их у нас было четверо.

— Что здесь произошло? — Спросил он. Его тон не был подобострастным, и она не могла решить, нравится ей это или нет. В нём было больше злости, чем Джулиан когда-либо осмеливался показывать ей, а он был Смертью. Что такого могло быть в Войне, что заставляло его чувствовать себя непобедимым?

Она улыбнулась.

— Ответ — нисколько, потому что именно столько вас рядом, когда вы ей нужны, — усмехнулась зверь. Ларан сжимал и разжимал кулаки.

Пожалуйста, пожалуйста, не ввязывайся в драку с Войной. Я молилась, но не богу. О нет, он не услышит этих молитв, произносимых дочерью дьявола.

Я молилась зверю, потому что здесь, на земле, теперь, когда сатана был мертв… моя звериная сущность, была единственной, кто мог услышать.

— Я не знал, что она в опасности. Я бы тогда…

— Что ты тогда? Поторопился? Бежал быстрее? Во-первых, не был бы таким расслабленным? — Кровь прилила к моим венам, а сердце замедлилось. Ровное, как боевой барабан. Мое тело готовилось к бою, но не я была главной. Она обладала полным контролем.

Она сделала три шага к нему, сокращая расстояние, желание отчасти подпитывало этот обмен репликами. Казалось, мы плохо контролировали ситуацию, когда дело касалось их. Мне в равной степени хотелось целовать их и придушить почти каждый день. У нее были похожие мысли, если не более подробные.

— Я не буду извиняться, потому что слова ничего не значат. Только действия. — Заявление, но не рекламируемое как таковое. Он произносил их мягко, но в Войне не было ничего мягкого. Только суровые истины, которые могут как ранить, так и излечить.

За это он нравился зверю. Она нашла правду освежающей, но недостаточно, чтобы простить.

— Загладь свою вину, — потребовала она.

Его темные глаза изменились, цвет изменился с ониксового на оттенок глубокого бургундского вина. Руки по бокам обмякли, когда она преодолела последний разделяющий нас фут и положила нежную ладонь ему на грудь. Сквозь тонкий материал рубашки грохотало сердце.

— Руби… — Он прошептал мое имя, как молитву. Возможно, это была мольба. Я не была той, кого он должен был ублажать, как бы ему этого ни хотелось.

— Я что, заикалась? Загладь свою вину перед мной. — Сибирская зима несла в себе больше тепла, чем голос, который исходил из моих уст. Ларан не дрожал и не сопротивлялся. Он также не прятался от ее команды.

Он оставался неподвижным, как камень, когда она схватила рукой его за рубашку, скручивая ткань, чтобы притянуть его ближе. Она могла почувствовать внутренний конфликт, который он испытывал. Шторм, разразившийся с такой силой. Потребность, желание и отчаяние быть сожженным ею. Мной. Он не был похож на Джулиана, который пытался прикрыть свои желания, и не был похож на Аллистера, который настойчиво давил на меня. Он был горяч и страстен, и его чувства были такими же запутанными и нуждающимися, как мои собственные.

Его губы замаячили перед нами, и она не колебалась.

Мой рот врезался в его. Горячий и яростный. Она обвила мою руку вокруг его шеи, удерживая железной хваткой, пока мои губы раздвигали его. Жар пронесся по моему организму, как муссон, неумолимый в тех вещах, которые он заставлял меня чувствовать, выполняя приказ.

Ларан схватил меня за талию, поднимая с земли. Мои ноги инстинктивно обвились вокруг его талии, его член прижался ко мне. Он уверенно нес меня, и с каждым шагом терся о мой набухший клитор. Я прижалась к его выпуклости, в то время как его руки соскользнули с моей талии и обхватили мою задницу, впиваясь кончиками пальцев в кожу.

Из моего горла вырвалось мурлыканье, мрачное и нуждающееся, когда зверь встретила его лоб в лоб и без колебаний. Я… я не контролировала себя, но чувствовала каждое движение. Каждый шорох моих джинсов по моему клитору. Каждое поглаживание его языка, когда он пытался поглотить меня так же сильно, как зверь пыталась поглотить его. По сути, это была я, но с оговоркой.