В аудиторию влетела запыхавшаяся Фурсова, огорченно отметила, что рядом с нами свободных мест нет, но рукой помахала перед тем, как устроиться во втором ряду, довольно далеко от нас.

Звонок прозвенел, но лектор не торопился на занятие. Наверное, в преподавательской тоже сейчас обсуждаются внутрикняжеские разборки, что куда важнее, чем какие-то лекции.

— Греков не пострадал? — уточнил я, надеясь хоть что-то узнать про него и княжича у столь информированной особы.

— Яна не говорила. Переживаешь, что контракт накроется? Так он княжеский, не лично Грекова.

— Нет, я не из-за этого. Просто странно это все.

— Странно, — согласилась Уфимцева. — Но мы многого не знаем. У Яны даже предположений нет, что натворил в этот раз младший княжич.

— Странно будет, когда младший княжич к власти придет, — заметил Темников. — Хотя, конечно, он нас младше на год, может, еще перебесится, повзрослеет и не будет разваливать собственное княжество?

— У него все-таки мама умерла, — страдальчески скривилась Уфимцева. — Может он из-за этого в неадеквате?

— Он все время в неадеквате, — возразил Темников. — Но смерть матери, конечно, — повод окончательно съехать с катушек. Я на месте князя выгнал бы целителя. А то ходит важной курицей, а княгини у него от сердечного приступа умирают, который на пустом месте не появляется.

— Ты забываешь, что это официальная версия, — заметила Уфимцева. — На самом деле причиной смерти может быть что угодно, а эта хотя бы приличная.

— Ты знаешь что-то, чего не знаю я? — заинтересовался Темников.

Меня из обсуждения они исключили, потому что были уверены, что я не в курсе того, что происходило в княжеской семье. И того, что происходило в городе сейчас. О последнем я действительно мог только догадываться, что было довольно обидно: все же именно я запустил эту лавину, которая погребала сейчас под собой всех.

— Слухи всякие ходили, — уклончиво ответила Уфимцева. — Николай точно не в отца пошел по характеру.

— Думаешь, князь ее при очередных выкрутасах прибил? — хохотнул Темников, но совсем тихо. — Княгиня пыталась подсунуть в поставщиков Шмаковых, а князь заявил, что его больше устраивает алхимия Ильи?

Уфимцева тоже хихикнула и посмотрела на меня. Мне же было совсем не смешно. Может, и зря я потащился на занятия? Все равно сегодня ничего нормально проводиться не будет.

— Кстати, а куда Шмаков пропал? — спросил я, чтобы увести тему с себя.

— Ой, да какая разница? — удивилась Уфимцева. — Главное, что он от нас ушел, козел паршивый. Документы, кстати, они совсем забрали. Либо на следующий год пойдет, либо в другую академию переведется. Но от этого Шмаков хорошим алхимиком не станет. Дерьмо он.

— Как и его папаша, — согласился я. — И даже то, что деньги они нам выплатили в полном объеме, мое мнение не изменит.

Наконец пришел лектор, но не для того, чтобы начать нас просвещать. Напротив, он объявил, что на сегодня занятия отменяются, а студенты должны разойтись по домам и сидеть там, пока все не закончится.

— А когда закончится? — недовольно спросил кто-то.

— До завтра точно все придет в норму, а пока большие скопления людей нежелательны, — ответил лектор. — Поэтому разошлись все по домам и сидите тихо, готовьтесь к занятиям.

Меня это вполне устраивало, потому что у меня тут же появились планы. Нет, в этот раз не заняться кожевничеством или артефакторикой, а пойти в свою комнату и добрать несколько часов сна — именно этого мне сейчас хотелось больше всего. А остальное — подождет.

Поспать мне удалось аж целых два часа, больше в меня просто не влезло: я проснулся и уже ни в какую не хотел засыпать. Значит, впрок выспаться не получится. Но чувствовал я себя намного лучше, а после того, как душ меня дополнительно взбодрил, задумался, чем же заняться. Решил: попытаюсь вскрыть второй военный сейф, а если за час ничего не получится — пойду позанимаюсь артефакторикой немного, после чего позвоню Шелагину.

Защита второго сейфа работала по иному принципу, чем первого. Втайне я надеялся, что открою его куда быстрее запланированного на это дело часа, но реальность знатно щелкнула меня по носу: за час я не сумел даже нащупать, откуда все это вскрывается.

«А чего ты хотел? Это все это нарабатывается опытом, и через сотню-другую сейфов будешь их вскрывать за пару минут максимум», — оптимистично заявил Песец.

«У меня даже одной сотни нет», — напомнил я, вовсе не утешенный словами симбионта.

«Это у тебя нет, а в княжеской сокровищнице знаешь сколько всего? — Песец предвкушающе потер лапы. — Как доберемся — все наше будет».

Я промолчал, потому что был уверен: хотели бы меня признать — это бы уже сделали, благо обстоятельства тому способствовали. Думал я опять слишком громко, поэтому Песец меня «услышал» и сразу возразил:

«Ты понятия не имеешь, как проходит процедура признания наследника в княжеском роде. Возможно, там имеются некие ограничения и нельзя просто так взять и сказать: „Это мой наследник“, — Песец забавно распушил хвост и принялся расхаживать взад-вперед. — Но Шелагины в тебе нуждаются, других кандидатур у них нет. Понял?»

Ради интереса я залез в сеть и обнаружил, что Песец прав: для объявления требовалось согласие императора, который его мог не дать, если посчитал потенциального наследника недостойным. Просмотрев найденные истории о признании, я пришел к выводу, что обычно император наследников не признавал, всегда находилось что-то их порочащее. Причем это что-то потом еще очень долго полоскалось, делая из кандидатов прямо-таки демонов. Действительно, зачем кого-то признавать, если после смерти последнего князя можно на законных основаниях пригрести себе княжество?

«У тебя ситуация беспроигрышная, — уверенно сказал Песец, — потому что на руках у Шелагиных сплошные козыри, которые сложно перебить монаршей волей».

«Посмотрим», — решил я и отправился в комнату, которую отвел под артефакторику, где даже успел пяток заготовок превратить в полноценные артефакты, когда наконец позвонил Шелагин.

— Через полчаса к тебе подъедем, — бросил он. — Будь готов к этому времени, чтобы никого не задерживать.

— Хорошо, — ответил я, после чего мой собеседник сразу же отключился.

А я побежал на кухню. Чтобы успеть поесть и с собой что-то взять: неизвестно, как сложится остаток дня, поэтому перекус будет не лишним. До оговоренного времени я успел не только собраться и уложить стопку бутербродов в пространственный карман, но и выйти к проходной, куда как раз подошла Фурсова. Самое интересное, что шла она со стороны академии, из которой нас фактически выгнали.

— Ты откуда? — удивился я. — Сказали же: сидеть по домам.

— Я в библиотеку завернула и задержалась, — ответила она.

— Неплохо ты задержалась, — усмехнулся я.

Она почему-то вспыхнула и заявила:

— Не твое дело, понял? Где хочу, там и задерживаюсь.

— Я разве спорю? — удивился я и с облегчением увидел, что машина княжича выруливает из-за поворота. — Было приятно с тобой поболтать, но извини, дела.

Вслед за одной машиной вырули еще две. Почетный кортеж или опасаются брать тетю Аллу малым количеством бойцов? Не такая уж она страшная…

— Какие еще дела?

— Важные.

Я подмигнул Фурсовой и уселся в подъехавшую машину, на заднем сиденье которой обнаружил знакомое мне лицо — ученика Зимина, за которого тот так сильно переживал. Сегодня ученик выглядел трезвым и довольным жизнью. За рулем сидел Греков, а рядом с ним — Шелагин.

— Независимого целителя пригласили, — пояснил Шелагин для меня. — Павел Лебедев — ученик Зимина.

— А сам Зимин не смог? — уточнил я, не зная, как к этой новости относиться.

— Ну знаешь! — возмутился Лебедев. — Будет еще Иннокентий Петрович по всякой ерунде к вам дергаться. Он человек занятой. Скажите спасибо, что меня попросил и я согласился.

— Спасибо, — насмешливо сказал я. — Вообще-то, за вашим учителем такой должок, что он мог бы и сам приехать.