— Это не может быть причиной созыва внеочередного Совета. Даже желание лишить Николая права наследования — не такая важная причина. А желания такого быть не может: других наследников у Шелагиных нет.

— Тут-то как раз ты неправ. У Александра обнаружился сын, — Живетьева ответила так, как будто в мыслях была очень и очень далеко. — Но ты прав, это тоже не может быть причиной. И все это мне не нравится. Пусть мне вернут телефон и позволят переговорить с Эрнестом. Это очень важно. И подозреваю, не только для нас, но и для тебя.

— Говори конкретней.

— Не скажу, пока не удастся переговорить с Эрни, — заупрямилась она.

— Не удастся. Он отключил телефон, и с ним никто не может связаться.

— Вот ведь паршивец…

Похоже, старушка лихорадочно размышляла, стоит ли сообщать императору о своих попытках получить подконтрольное княжество. Потому что дороги назад не будет: сообщит — и княжество придется сдавать под руку императора, захватить не выйдет.

Шелагин о чем-то меня спросил, но я поднял руку, показывая, что не до разговоров. Кажется, он решил, что я восхищен видом из окна настолько, что говорить не могу.

— Мой внук из Верейска точно улетел и не вернулся? — тем временем допытывалась Живетьева.

— Да, его машина осталась на стоянке аэропорта. В Дальграде его следы потерялись. Таксист, который его вез, утверждал, что высадил пассажира чуть раньше конечной точки, потому что тому позвонили. В вашем доме уверяют, что он не появлялся. Делать обыск, сама понимаешь, у нас причин не было. Твой внук не преступник. Пока.

Тем самым император дал понять, что его службы уверены: Живетьев в особняке, но на контакт идти не хочет по своим причинам. Метка Живетьевой зажглась нездоровым азартом и предвкушением.

— Костенька, ты бы отпустил меня ненадолго, съездить, да порасспрашивать своих, — проворковала Живетьева в стиле «доброй бабушки». — Мне скажут больше. И точно буду знать, чего следует опасаться тебе завтра.

— Арина Ивановна, сразу после клятвы от тебя твое заключение закончится, — чуть снисходительно ответил император. — Ты серьезно считаешь, что поймаешь меня на столь простую уловку?

— Но попробовать стоило, — недовольно буркнула она. — Вот что, Костенька, совет я тебе дам. Если Шелагин первым делом потребует признать внука, откажи под любым предлогом. Это в твоих интересах.

— А поточнее?

— А поточнее я тебе скажу, когда на руках у меня будет информация от Эрни, — заупрямилась Живетьева, решившая подстраховаться и не выдавать лишнего, пока остается возможность княжество заполучить. — У Шелагиных явно имела место попытка переворота. Скорее всего, они обвинят в этом Эрни. А ты снятием с целителей иммунитета развязал им руки. Наверняка завтра припомнят все наши огрехи.

— Ожидаемо, — согласился император. — Вы обнаглели и заигрались. Думаешь, я не знаю о суете за моей спиной. Только, Арина Ивановна, ничего тебе не светит.

— Костенька, на что это ты намекаешь? — возмутилась она, сделав голос совершенно старческим. — Живетьевы всегда были верной опорой трона. Вспомни, скольким ты нам обязан, и подумай об этом в следующий раз, перед тем как опять меня обвинить в чем-либо.

— Наличие прошлых заслуг я не умаляю, но они не отменяют нынешних прегрешений.

Говорил император, тяжело роняя каждое слово. Ни о какой доверительной манере речи больше не шло. Он как бы показывал, что не забыл и не простил попытки украсть реликвию. Понял это я, поняла и Живетьева.

— Полно тебе, Костенька, обвинять меня в том, чего я не делала. Обидел ты меня до слез. Ничего я тебе не подскажу. И вообще, устала я, — равнодушно выдохнула Живетьева. — В моем возрасте чаще отдыхать нужно.

— Что ж, Арина Ивановна, не хочешь помогать — отдыхать будешь в заключении. Но учти, если выяснится, что вина твоего внука велика, а ты знала и меня не предупредила, род твой ответит по верхней планке.

Он помолчал, надеясь, что собеседница взвесит риски и признается, но Живетьева уже прикинула, что на одной чаще весов — целое княжество, а на другой — невнятное наказание, поэтому устало бросила:

— Не в чем мне признаваться.

Почти тут же раздался скрип двери, и император сказал: — Уведите задержанную.

— Ты об этом сильно пожалеешь, — на прощанье прошипела Живетьева, метка которой заполыхала жгучей ненавистью.

Больше Живетьева не проронила ни слова, а в шум я перестал вслушиваться, переключился на обстановку вокруг себя. Стояли мы перед дворцом, который был весьма эффектно подсвечен и сиял в ночи праздничной иллюминацией.

— Красиво? — спросил Шелагин, заметив, что я перестал напоминать статую.

— Очень. Стоило приехать и увидеть своими глазами.

Живетьева двигалась по дворцу медленно, то ли отыгрывая возраст, то ли надеясь, что император передумает и ее вернет. Второго не случилось: старушка дошла до выхода, где села в машину с полностью затонированными стеклами, которая проехала мимо нас.

— Завтра ты отсюда выйдешь уже Шелагиным.

Я повернулся к княжичу.

— Сомневаюсь. Независимо от того, первым пунктом пойдет этот вопрос или последним, император откажет.

В эту ночь я использовал модуль магии Металла. Не скажу, что полученные знания сильно облегчили мою жизнь, поскольку были довольно скудными: Ковка металла Изнанки, Стальные когти, Стальные Шипы, Стальные Оковы. Ковка, конечно, вещь полезная в перспективе, но пока ковать мне особо нечего. Разве что спицу от Живетьева переплавить и перековать? Так сказать, заняться тренировками. В идеале, конечно, набрать стоило бы побольше, чтобы хотя бы нормальный кинжал получился. Попросить, что ли, у Шелагиных неограниченный доступ к княжескому Проколу? Там металл Изнанки обнаруживается чаще. Глядишь, к получению четвертого уровня и возможности привязки изнаночных клинков насобираю на что-нибудь приличное. И места для Проколов третьего уровня стоит поискать. Как-то совсем не до того было в последнее время, а возможность-то у меня есть.

Утром мы позавтракали прямо в номере, куда доставили еду из ресторана при гостинице, после чего выехали на Совет. Проводился он в императорском дворце, в специально выделенном для этого дела экранированном помещении, куда не допускали никого, кроме князей, разве что на короткое время, если появлялась необходимость что-то уточнить. Для таких лиц выписывалось специальное разрешение, по которому и производился проход на территорию дворца, и сидели они в помещении рядом, чтобы «быть под рукой», когда появлялась необходимость в их присутствии на Совете.

Кроме нас с Шелагиным, в этом помещении были еще два княжича, один из которых был Георгием Прохоровым, а второго я не знал. Зато все три княжича друг друга прекрасно знали, и между ними завязалась неспешная беседа ни о чем: все острые углы старательно обходились, возможно потому, что беседующие знали о направленных на нас камерах, которые были хорошо замаскированы. Но не настолько, чтобы я их не обнаружил.

Я к разговору прислушивался, но не к тому, что велся возле меня, а к тому, что был за стеной: с магической защитой во дворце было из рук вон плохо, хоть второй раз обноси императорскую сокровищницу. А то после первого они никакого урока не вынесли…

Для настройки пришлось использовать освободившуюся метку на Шелагина-старшего. Я бы предпочел поставить ее на императора, но увы, у меня к нему доступа не было.

— Константин Николаевич мог бы прийти вовремя, — проворчал незнакомый мне голос. — Не уважает он, не уважим и мы. Павел Тимофеевич, может, сообщите, зачем вы нас столь срочно вызвали?

— Давайте все же подождем императора, — отказался князь Шелагин. — Вопрос должен обсуждаться в его присутствии.

— Потому что этот вопрос могу решить только я, не так ли, Павел Тимофеевич? Ведь речь пойдет о вашем внуке, которого вы хотите признать, — начал с наезда вошедший император. — Но право, я не понимаю, к чему такая срочность.

— В том числе, разумеется, я хотел бы признать собственного внука, — с достоинством ответил Шелагин. — Но ради этого не стал бы инициировать внеплановый совет. Появились вопросы, на которые можете ответить только вы, Константин Николаевич.