— Общее наказание⁈ Но ведь я, ведь они…

— Сожалею, девочка, — оборвал причитания Амэй. — Глупой выходкой ты навлекла гнев Аскольда на всю группу. Это было нетрудно. Он с самого начала к вам не благоволил. Что до моей вины… — старец погладил подбородок, на котором не наблюдалось и намёка на растительность. — У меня с коллегами длительное время ведется спор о группе нейтралов. О процессе набора в неё и последующего обучения. Ты ведь знаешь, как это происходит, Ларо?

— Нет, Высший, — я виновато покосилась на напрягшегося Тайруса. — Наставник говорил…

— Что это не их ума дела, — парировал тот, ни капли не стыдясь.

— Верно, раньше в этом был резон, — Амэй тяжко вздохнул. — Но теперь… В общем, в особую группу ангелы попадают, отработав не одно столетие в родном Мире. Принято считать, что только набравшись опыта у себя дома, можно без последствий принимать подопечных в других Вселенных. Я с этим категорически не согласен. Посланники Поднебесья со временем становятся… э-э-э… менее гибкими и восприимчивыми к новому и непривычному. Знания о собственном Мире заложены в нас изначально, а за годы работы они затвердевают, как камень. Опытному «бойцу» трудно начинать с нуля во Вселенной, совершенно непохожей на ту, где он жил человеком и служил ангелом. Приходится ломать себя, а это не каждому под силу. Но и отказываться от группы нейтралов нельзя. Только благодаря их работе мы видим картинку целиком.

Моё тело вмиг покрылось мурашками.

— Вы хотите сделать нейтралов из нас четверых⁈ — одной рукой я схватилась за щеку, другой вцепилась в подлокотник, чтобы повторно не кувыркнуться. — Но это же… это же… — я чуть было не сказала «безумие», но вовремя прикусила язык. При всей своей благосклонности подобного выпада Амэй бы не оценил.

— Так решил Аскольд. Назло мне.

— Но…

— Не нужно приводить аргументы, Ларо, — остановил меня старец, подарив тень улыбки. — Я бы и сам назвал их с дюжину. Но решение принято. Каждый из вас четверых скоро получит по подопечному в родном Мире и дополнительных — в других. Тебе, как зачинщице, придется наблюдать за тремя людьми, остальным — за двумя. Это и будет так долго выпрашиваемый мною у коллег эксперимент, но преподнесенный в извращенном виде.

Лицо старца исказила мука. Я его понимала. Так долго стараться, отстаивать точку зрения, просить шанса доказать правоту и потерять всё, не начав воплощать мечту в жизнь. А в том, что мы с Ши, Торром и Каем провалим новое задание, сомнений не возникало ни на секунду.

— Нам четверым разрешат общаться? — спросила я убитым голосом.

Не хотелось терять собратьев — уж больно привыкла к их присутствию под боком. Однако по головке за столь крутые перемены они меня не погладят. Будем надеяться, воин усвоил урок о дубине. Точнее, об её отсутствии.

— Да, вы останетесь группой. Сможете поддерживать связь во время работы. Более того, вам разрешено призывать друг друга на помощь в случае внештатных ситуаций.

— Отчитываться перед вами?

Мне почудилось, или в медовых глазах отразилась боль?

— Формально вашим наставником остается Тайрус. Он и будет держать ответ передо мной. Негоже Высшему принимать у себя штрафников. Однако есть некоторая сложность, — Амэй глянул на меня с искренним сочувствием. — Открыто за твоей работой Тайрус сможет наблюдать только в вашем родном Мире — Гор и Тумана. В остальных Вселенных у тебя будут другие контролёры и помощники. В перевертыше наставницей станет Гала, в Мире Грёз и Обманов — Ллойд. С последним советую держать ухо востро. Гала тоже не подарок, но она действует открыто. Разозлится, выплеснет негодование сразу. А Ллойд… — старец задумался, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы и суть передать, и не наговорить лишнего.

— Мягко стелет, жёстко спать, — пришел на помощь Тайрус.

— Верно, — благодарно улыбнулся Амэй. — Всё ясно, Ларо?

— Да, Высший.

— Хорошо. Остальное объяснит наставник… — старец хотел закончить разговор, но вдруг передумал, коснулся сморщенной ладонью моей покрасневшей щеки. — Обещай, что постараешься, девочка, — потребовал он проникновенно. В глазах отразилось столь сильное отчаянье, что я испугалась до крика.

— Я попытаюсь, — шепнули губы. — Не хочу в капсулу…

— Знаю, — ответил Амэй едва слышно и убирал руку.

Наверное, если б у меня было сердце, то оно затрепыхалось безумной птицей. Голову посетила безумная, но в то же время и логичная мысль. Мне сказали далеко не всё. И речь даже не о штрафном наказании Аскольда. Дело в высшем Амэе. Он неслучайно заходил ко мне после неправильного рождения. Этот высший с самого начала понимал, что со мной многое не так. Понимал, но скрыл от остальных. Неужели, всё начинается не с нашего штрафного задания? Что, если я с самого начала была экспериментом⁈ Амэй сохранил жизнь неправильному ангелу и наблюдал, что из этого получится.

Но зачем?

Я не была уверена, что хочу знать ответ.

Ларо: прошлое

Я искала его. Поначалу. Не могла не искать, хотя и понимала, как жалко это выглядит. Он бросил меня. Исчез без объяснений. Стало быть, не желал общаться, поставил точку. Я не добьюсь ничего, кроме новой порции унижения, если разыщу его.

Вот только…

Только поиски не принесли результата. Художника с таким именем не существовало в природе. Я перерыла все тематические форумы и не нашла ни единого упоминания о нем. А студию, по словам владельца, не снимал никто больше года. Она якобы стояла пустая. Лгал, само собой. Не мог же мой ненаглядный въехать без разрешения и не засветится. Тем более, владелец заверял, что заезжает туда каждый месяц.

Лето закончилось, и семья, разъехавшаяся на каникулы в разные стороны, снова собралась под одной крышей. Родственники сразу поняли, что со мной что-то не так. Настроение менялось по десять раз на дню: от абсолютной апатии до желания буйствовать и крушить всё вокруг. Я, правда, не крушила. Но на словах не сдерживалась, облагодетельствовала родных столькими приятными эпитетами, что на три жизни хватило бы. Отец с матерью терпели, пытались аккуратно выяснить, что творится с самым спокойным из трех отпрысков. Брат фыркал и отвечал «взаимностью», а сестра делала вид, что не замечает моих безумств. Не царское это дело — обращать внимание на подобные мелочи.

О причинах изменившегося поведения я упорно помалкивала. Хотя мама догадывалась, что дело в несчастной любви. Тайком выспрашивал немногочисленных подруг, не появлялся ли у меня летом парень. Она и мысли не допускала, что дело вовсе не в парне, а во взрослом мужчине — опытном любовнике-искусителе. Подруги, разумеется, пожимали плечами. Я скрывала отношения. Да, мы не раз гуляли по городу, но специально я возлюбленного ни с кем не знакомила. А зря. Это меня и погубило.

Или не это. А стычка с владельцем студии. Если, конечно, драку, что я устроила, можно назвать стычкой…

…В тот день мои нервы сдали. Приснился он — чертов мерзавец, что позволил влюбиться, а потом выбросил, как надоевшую игрушку. Стоял в студии и рисовал мой портрет. Но выходило паршиво. Кисть порхала бабочкой в умелых руках, однако мазки ложились неровно, а по моим нарисованным щекам текли слезы. Краски на холсте растекались, перемешивались, и вот мое лицо превратилось в уродливое месиво…

Проснувшись, я не придумала ничего лучше, как отправиться на разборки к владельцу студии. Если кто и знает правду, так это он. Хотела поговорить. Правда! Попытаться убедить, надавить на жалость, соврать, что беременна, в конце концов. Но он, едва увидев меня на пороге, назвал чокнутой и попытался захлопнуть перед носом дверь. Он не рассчитал, что это станет последней каплей, и чаща не просто переполнится, ее содержимое брызнет во все стороны разом. Кипятком!

Через час я сидела в наручниках в участке, а еще через три лежала в стерильно белой комнате в смирительной рубашке. Госпитализацию предложили следователи, решив, что у меня нервный срыв из-за выдуманного возлюбленного. Родители согласились, здраво рассудив, что лечение в клинике лучше тюрьмы. А я… Мне оставалось только лежать, кусать губы в кровь и ненавидеть всех на свете…